1. Название: After all is said and done
2: Участники: Grajome Nero, Annie Cresta
3. Место и время: Дистрикт-13, поздняя осень
4. Краткое описание квеста: У любого события есть последствия. Убийство - это событие, последствия которого всегда меняют что-то в жизни. И если изменения происходят в худшую сторону, если меняется жизнь человека, который тебе дорог, ты сделаешь все возможное, чтобы найти ему путь назад...
5. Очередность постов: Annie Cresta, Grajome Nero
After all is said and done
Страница: 1
Сообщений 1 страница 6 из 6
Поделиться12014-04-01 11:00:07
Поделиться22014-04-05 19:01:05
Тринадцатый оказался той еще помойкой. Рэд знал некоторые подробности жизни здесь - подземной жизни, подчиненной строгим регламентам и правилам. Знал о расписании на руках, этом непреложном своде законов, знал о мерзковатой еде, размеры порций которой высчитывались по граммам. Но даже в теории не мог представить себе, что и люди здесь такие же - рассчитанные, нормированные, одинаково серые. Грэй не понимал, почему они сами до сих пор не заставили себя что-то изменить? Почему в этом подземелье они загнали себя в строгие рамки, в которых весь выбор - это в какую сторону завязывать бантик на обуви, да на какую сторону сделать пробор. Рэд любил порядок, любил четкость, но ему нужна была логика среди хаоса, а не логика ради логики. Нет ничего удивительного, что обладая довольно значительными ресурсами, обладая (и давно уже) возможностью выйти на поверхность и силой доказать Панему, что и им нужно, в прямом смысле, место под солнцем, они сидели в этих подземельях и строили свои коварные планы.
Коварства в планах было очень мало. Для коварства нужны маневры, коварству нужно воображение, а здесь возможность к воображению уничтожили как факт. Вот и ждали бедные жители лидера, который придет из светлого мира и даст им эпического пинка. Лидер, как водится, не шел, но Тринадцатому повезло - какие-то таинственные переплетения судьбы послал им Койн, чье тщеславие даже смогло компенсировать отсутствие воображения. Она привлекла внимание, она подсунула интересный вариант игры, добавила на шахматную доску пешек, которыми, как водится, и выигрываются по-настоящему интересные партии.
Партия "Революция" втянула в себя много пешек, которым это совершенно не было нужно. Тринадцатый - не в счет, они тут все двинутые на солдатстве, они вряд ли действительно понимают, за что умирают, главное - не нарушается программа. Назвался солдатом - полезай в пекло. Мирных жителей в это пекло запихивали просто так, почти случайно. Они были неизбежными жертвами мирового гамбита, игрокам было по большому счету все равно, насколько глобальными будут эти жертвы. Капитолиец вырос в обществе, проникнутом Голодными Играми, и испытывал мало жалости к павшим трибутам. Всего 23 человека в год - это гораздо меньше, чем то, что происходит сейчас. И один победитель, который на самом деле проигрывает куда больше, чем все остальные трибуты. Продажи, жизнь, не принадлежащая себе. Перевоспитание под угодные Капитолию идеи...
Рэд отодвинул от себя планшет, в котором битый час пытался разобраться с числом сил Тринадцатого. У них было посчитано все, каждая пуговица, но информация была удивительно бессистемной и глупой. Как можно посчитать в числе действующей армии детей, получивших звание за заслуги родителей перед Тринадцатым? Какой идиот посчитал за боевые единицы машины, которые еще даже не собраны, но на которые выписано достаточное для сборки число деталей? Он закрыл лицо холодными ладонями - здесь, в подземельях, ему вечно было зябко, и надавил пальцами на гудящие глаза. К этому невозможно привыкнуть. Это легче снести и переделать, и он бы уже сделал это, если бы Мира дала ему достаточно полномочий. Но о каких полномочиями может идти речь, когда живое доказательство его предательства делу революции, его Авена, ходит по коридорам с потерянным лицом, не зная, убивать она хочет, или спасать, и есть ли вообще между этими понятиями разница? Трещины в ребрах еще не зажили полностью, и уж точно не зажили воспоминания о перенесенных пытках. Его оправдали - какое глупое слово, его допустили к работе - да, к возни в бумажках... Это все тоже часть жертвы в пользу нового мира?
- Привет, - знакомый голос. Рэд убирает руки от лица и видит Энни, Русалочку, вся жизнь которой теперь стала сплошной жертвой в ползу этого нового мира. Они познакомились уже, казалось, целую вечность назад, и Рэд искренне к ней привязался. Ее, как и Авену, хотелось спрятать от этого безумия, и новый житель Тринадцатого почти физически ощущал эту необходимость. Энни всегда была легкой и хрупкой, светлой девушкой, которой слишком глобально не повезло попасть на Игры. Ей удалось выжить, победить, и все лишь для того, чтобы здесь, в центре революции получить в душу порцию загнанности, усталости и опасений. Здесь ей не было места, ее место было в родном дистрикте, пол солнцем, рядом с любимым морем. Эти серые бетонные стены и круглосуточное гудение ламп, поддерживавших хоть какую-то иллюзию дня и ночи, этот клубок революции, власти, побед и поражений - все это было чуждым ей. Все это было слышно в голосе, в интонациях...
- Привет, Русалочка. Место так себе, это точно, последствия теплого приема до сих пор до конца не прошли. Но ладно я, тебя-то они зачем тронули?
Он поспешно согнал с лица возмущение, встал, отодвинул один из стульев, предлагая Энни сесть.
- я очень рад тебя видеть, Энни. Знакомые лица - просто бальзам на душу. Тем более лица, на которые хочется смотреть, а не эти штампованные солдатики. Как ты сама? Выглядишь и в половину не так жизнерадостно, как при нашей первой встрече, - решил не рассыпаться в поддельных комплиментах Рэд, садясь назад, на свое место. Для лести и притворства всегда найдется кто-нибудь еще. Люди, с которыми можно спокойно и правдиво говорить, гораздо ценнее.
- Теперь все так быстро меняется. Даже не знаешь, к чему привыкать, и стоит ли привыкать вообще. Стоит ли тут обживаться, запоминать эти лабиринты и людей, их населяющих...
Поделиться32014-04-08 15:05:05
- Прости, что не пришла раньше, но, если честно, я боялась тебя тревожить. Тебе и так здесь непросто.
Рэд невесело улыбнулся. В этом вся Энни – тихая, мирная, светлая, за других больше, чем за себя. Непросто – это очень странное, ничего не значащее слово. Непросто бывает детям, у которых не решается пример, непросто бывает их матерям, у которых не вышел фарш для котлет. А бывает непросто, от которого зависят жизни других людей, и градус этого слова сразу ощутимо повышается. У самого Рэда непросто сейчас было одно – он даже не мог понять, за что он теперь отвечает, в какой области переживания имели смысл. Получалось, что во всех сразу.
Он слушал девушку, не перебивая, привычно следя за интонациями и выражением лица. Финник, события, к которым не хочется иметь отношения, чертово расписание, не значащее практически ничего – у них всех были похожие истории. Здесь, в Тринадцатом, можно было только родиться. Если ты с младенчества привык к этому существованию, то оно не будет тебя мучить. А если в твоей жизни были краски, если она была подчинена совсем другим ритмам, то все происходящее здесь сливалось в единую серую вязкую массу, в которой изредка всплывали отдельные крохотные проблески настоящей жизни. Они попадались редко, как попадаются драгоценные камни в пустой горной породе, и были не менее ценными.
Жизнь у Рэда была красной. В ней отражались страхи за жизнь и здоровье семьи, плясало вино в бокалах капитолийских приемов, медленно растекалась по белой плитке кровь тех, кого сочли предателями, неверными. Его жизнь горела и переливалась, как пылающий уголь, и он жил этим огнем, дышал чистым, очищающим пламенем, не имеющим ничего общего с истеричным и глупым огнем пороховых запалов революции. У Энни же жизнь была сине-голубой, как небеса, как море, как полевые цветы, как глаза Одейра и Миры. Она отличала тысячи оттенков синего, как северные отличают тысячи оттенков белого. В сером цвете Тринадцатого оттенков не было – никто даже не думал сравнивать их здесь.
Казалось бы, местные такие неповоротливые со своими правилами, но нет. Я не успеваю за скоростью событий. А я, почему-то, все время где-то с ними рядом.
Рэд потянулся к бумагам, испытав внезапную необходимость занять чем-то руки. Забавно, но он чувствовал что-то вроде вины перед этой девушкой, перед тем, что ей приходится здесь переживать. Он был далеко не первым человеком этой борьбы, но и последним в шеренге себя не считал, и, по его мнению, Энни вполне была в числе тех людей, которых ему нужно было бы оградить от любого вмешательства политики и борьбы. Ему это неплохо удавалось с Эликой и матерью, но он терпел провал за провалом, когда дело касалось трибутов и менторов. Карма Игр… Этих людей в покое уже не оставить. Их знает весь мир.
- Это все от того, Русалочка, что события от местных никак не зависят. В лучшем случае они – фоновые персонажи, что-то такое, для антуража, для массовки. А у нормальных людей, для которых расписания на руке – дикость, дар притягивать к себе происшествия. Разве тут кто-нибудь из нас живет спокойно? Мы чужие в этом сером месиве, и слава богу. Но я понимаю, о чем ты… О событиях, с которыми лучше не соприкасаться.
Стопка бумаг уже была идеально сложена, листик к листку, Грэй отстучал ее край, выравнивая его, и сколол в папке-деле. Капитолиец поднял глаза, смотря на свою собеседницу.
- У нас у всех есть такие события. И нам от них не сбежать, по крайней мере, пока.
Архивы, статистика, бумажки – все это может быть и скучным, и полезным. В планшете Грэя был файл, в котором, как он предполагал, содержались тревоги Энни Кресты, и последующие ее слова подтвердили его предположения. Он вдохнул поглубже, собирая слова в нужный, связный, достаточно осторожный текст.
- Я хотел бы сказать, что нам с тобой это показалось, но нет. Мира действительно изменилась. Знаешь, она пришла за мной вместе с Авеной, вытаскивала меня после пыток, чуть ли не силой заставляла лечиться – милая, казалось бы, сестренка, внимательная и заботливая. Но только это вранье все, сейчас мы все для нее – фигуры на игровой доске. И так не должно быть. Она не была такой, это случилось здесь, в Тринадцатом. Я видел эту маску сотни раз там, в Капитолии, но все же иногда она ее снимала… Я верил и верю, что это была только маска. Теперь она сознательно не хочет ее снимать. Даже с теми, кто не достоин этого холода.
Перед глазами появилось лицо Миры, и этот бесконечный лед в глазах, этот голос – острый и прекрасный, как ледяные скульптуры, как красивое холодное оружие, которое она так любила. Теперь Рэд сомневался, остались ли в сестре эти понятия: красота, любовь, или их заменила идеальность выверенных форм, подходящих для выполнения целей.
- Я опасаюсь за нее и за то, что она может натворить в таком состоянии. Идею в мысли человека сложно забросить, но если уж она туда попала – разрастется, заполонит собой все. Она своим льдом может ранить и себя, и других… Тех, кого стоит поберечь. Самых близких.
Поделиться42014-04-18 13:48:12
Грэй заметил смятение, в которое привели Энни его слова. Эта отважная маленькая девочка, перенесшая столько страхов и потерь, значила гораздо больше, чем думала сама. Ей хотелось быть хрупкой, незаметной, хотелось простого человеческого счастья: тепла, спокойствия, любви. Но она была трибутом и познала страх, который уже нельзя искоренить. Она была ментором и познала боль, которая подступает к сердцу, когда теряешь на арене очередного, за короткое время общения ставшего своим ребенка. Она была частью революции и познала жестокость, с которой политическая игра расправляется с неугодными, часто руками самых неожиданных людей. Нежная и хрупкая, как крылья бабочки, Энни Креста, была заперта в серой банке Тринадцатого, и отважно сражалась за крупицы дорогого ей мира, сохранившегося в этих холодных стенах.
- Энни, Энни, – Рэд встал, приобнял девушку за плечи, - Я напугал тебя, дурень, не принимай все так… Это бывает со всеми, кто сталкивается с властью, совершенно со всеми. Конечно, Мира не будет рисковать нами, мы нужны ей – и не для боев, а для ее собственной поддержки. Иногда мне кажется, что она сама этого не понимает, но она это чувствует. Дереву нужны корни, чтобы расти, чтобы держаться, и мы – они и есть… Хотя об этом и легко забыть.
Чертов болтун, неужели нельзя было подобрать более адекватных слов, чтобы не пугать девушку? С Энни хотелось быть полностью искренним, да, хотелось делиться тем, что действительно волнует, но все же крайне опрометчиво перекладывать такие тревоги на хрупкие девичьи плечи.
Рэду не сиделось. Он встал, обошел стол, вновь поправив какую-то стопку, оперся о него, скрестил руки на груди, ладонью прижимая пока еще ноющие ребра, уставился в мелко мигающие лампы на потолке. Энни рассказывала о смерти Койн, и создавалось устойчивое впечатление, что во всем происходящем она винит саму себя. Капитолиец сжал край стола, костяшки пальцев побелели – как же он люто ненавидел, когда политика и власть втягивают в себя людей, не готовых к этому, когда склизские, черные ее щупальца пробираются в души невинных людей, переворачивают там с ног на голову, заставляют потерять веру в самое стабильное и светлое, да даже в самих себя...
- Ты сделала то, что должна была. Поверь, решение о Койн было принято до твоих слов, эта женщина подписала себе смертный приговор хотя бы тем, что влезла в совершенно непонятные ей материи. Они здесь, в своей изоляции, вообще не понимают, во что ввязались. Так что не нужно себя ни в чем винить, и в том, что происходит с Мирой, тоже.
Он помолчал немного, пытаясь все-таки подобрать нужные слова.
- Она протестует, она никогда в жизни не признается, но все же она – только маленькая девочка. Могущественная, уверенная, привыкшая решать проблемы и привыкшая их предотвращать, но она все равно капризный ребенок, который только из гордости не может позволить себе быть слабой. Там, в сердце власти, все иначе. Там как в лесу… Проявил слабость – тебя съели, и никто не будет разбираться, что тобой руководило. И она в этом выросла, в этом ощущении постоянного контроля самой себя со всех сторон. И теперь действует так, как ей кажется вернее всего – замыкается в своей ледяной броне, и никаких слабостей, никаких просчетов. Все это можно и нужно менять. Только осторожно, чтобы она не продолжала наращивать лед вокруг себя… Снять с нее часть ее забот. Быть рядом, ничего не прося, ничего не требуя. Протянуть руку, когда понадобится – для нас всех это естественно и близко, но за своим льдом она может об этом забыть.
Рэд вздохнул, обернулся, ободряюще улыбнулся русалочке.
- В том, что с ней происходит, немало здравого смысла. Так она в большей безопасности от творящихся вокруг тревог. А путь назад мы для нее найдем, подскажем, напомним, научим заново, если понадобится… Я постараюсь оттянуть у нее забот, чтобы ей не нужна была эта постоянная броня, а ты, я уверен, сможешь найти тот солнечный лучик, который поможет ей выбраться назад. Видит бог, нам, близким ей людям, здоровая, веселая и легкая Мира нужна куда больше, чем президент Ручеллаи. Я думаю, это она сможет понять… И за это сможет ухватиться, чтобы захотеть снять маску и вернуться. Я не верю, что она хочет этой холодной жизни… Она же бессмысленна.
Давным-давно, когда они едва узнали о своих родственных связах, в тот самый день, когда Рэд впервые познакомился с Энни и Финником, они впервые коснулись этой темы – темы смысла власти и важности семьи. Тогда он отказался верить, что сестра лишена эмоций, отказался верить, что ей чуждо чувство любви, привязанности. Последующие годы их общения давали достаточно подтверждений его вере, но вот игра вышла в активную стадию, и Мира стала той, которой когда-то давно казалась ему в Капитолии. Властной и уставшей от того, что помимо простых и понятных вещественных факторов ей нужно постоянно учитывать моральный и эмоциональный, зачастую куда более важные.
- Она не успокоится, пока не добьется своих глобальных целей. Она с детства приучена прятать все лишнее, оставлять идеальную маску… Нет, я не поверю, что за ней уже все выморожено. Все это закончится, и она вернется. Все же стремятся к катарсису… Это естественно, – проговорил он, не до конца поняв, Энни он убеждает или себя.
Поделиться52014-05-02 22:08:05
Рэд молчал. Молчал и слушал, потому что у него не было ответов на вопросы, которые задавала Энни, а если и были, то он никогда не решился бы их сказать. Он молчал и подыскивал слова, его разрывало чувство противоречия: сохранить покой или сказать всю правду, переложить свои сомнения на чьи-то еще плечи. Рэд молчал, крутил в пальцах ручку, сосредоточенно смотря в одну точку, и не сразу ответил, когда Креста прекратила свою речь. Тяжелая пауза повисла в воздухе, но он не торопился, по своему привычному обыкновению, ее разрушить - сейчас каждое слово было на вес золота, здесь, в этих казарменных серых стенах.
Их мучили одни демоны. Энни видела жизнь в Дистриктах, и хотя Четвертый был еще далеко не самым прискорбным примером, знала, какого жить по эту сторону баррикад. А Грей знал все грани жизни в Капитолии: страх потери, не менее сильный, чем у трибутов, тщеславие, амбициозность, лживость и лесть, и, что самое важное, несгибаемый, неизменный авторитет президента. Сноу был краеугольным камнем Панема, на нем держалась вся эта хрупкая, вязкая система, изящная и легкая, как паучья паутина. Здесь знали о каждом, самом мелком движении, и старый седой паук день и ночь решал, какое колебание стоит ответной реакции, а какое можно и упустить. Он обучил целый выводок паучков поменьше, но все в Капитолии знали, кто именно станет преемником дел старца. И это далеко не родные его дети, это его очаровательная, белокурая крестница, дьявол с лицом ангела, стратег жесткий до жестокости, просчитывающий каждый свой шаг, знающий каждый свой ход. Годы назад, еще не зная об их родственной связи, он опасался Миры и восхищался ей. Он знал, что должен встать за ее плечом, и знал, что не имеет права на ошибку рядом с ней, ошибки бы она не простила, уже тогда во всем проповедуя перфекционизм. Родство сыграло ему на руку, теперь он был рядом с ней не только за свои заслуги, но и по праву крови... Праву куда более значимому и серьезному. Он заставил себя поверить в то, что власть для нее - лишь любимая, интересная игра, и он знал, что скорее всего прав. Но эта игра длится уже так давно, она так привычна, уже так втянула ее, да и их обоих... Заиграться во власти легко. Поверить в то, что ты можешь все, легко. Едва вкусив успех подчинения ты лишаешься способности мыслить трезво, и самое страшное в этом - любовь тех, кто тебе подчиняется. Они любят меня, они простят все. Рэд давным давно пообещал, что как можно дольше сохранит руки Миры чистыми, хотя прекрасно знал, сколько крови уже было за ними. Койн была не первой, и уж точно не последней в этом списке, но он предпочел бы, чтобы этого не было совсем. Пусть уж лучше его руки будут в крови, пусть уж лучше его ненавидят, пусть его боятся, а не Миру... Ангела Панема, надежды на изменение. Мира видит мир куда более чистым, чем тот, что существует сейчас, в нем нет Игр, в нем меньше страха и бедности, но она идеалистка. Что будет, когда она столкнется с реальностью, когда эйфория спадет? А будет одно - команда людей рядом. Он. Крейн. Трибуты. Финник. Энни... Та самая Энни Креста, чьи руки все еще чистые, и чистыми останутся.
- Она никого не спросила, ни с кем не договаривалась. Со Сноу - да, возможно, но Сноу давно уже марионетка в руках собственной власти, он уже играет по тем правилам, что диктует ему необходимость, и только тешится иллюзией власти. Мире тоже грозит попасть под эту иллюзию, она уже начинает в нее вживаться, и тогда только мы и сможем ее вытащить. А если она не захочет выходить сама... Значит... Мы ее заставим. Сознание - хрупкая вещь, вживленные навязчивые идеи очень тяжело уходят. Надеюсь, что до этого не дойдет... И после всего этого она снимет маску добровольно.
Грей едва заметно поморщился - он знал, о чем говорил, знал теперь слишком хорошо. Живое доказательство воздействия капитолийских достижений по замене личности жило с ним в одной комнате, и дня не проходило, чтобы он не сжимал ее в объятиях, лишая возможности к активным действиям. Размытые границы сознания Авены вставали на свое место тяжело и болезненно, Грей сотню раз проклял врачей, разрушивших хрупкую систему, которую он строил в ее голове, и тем самым лишивших ее возможности на нормальное восстановление. Мире нужно было внушить очень немного, идею настолько короткую, что можно было бы обойтись даже без уколов. Медицина вполне позволяет угостить сестренку чаем... Также, как она угостила Койн. И поменять ее жизнь, наконец-то поставив на первое место правильный приоритет - любой, кроме власти.
- Я мечтаю о том дне, когда увижу свою сестру не лидером революции, не президентом Панема, не машиной власти, а просто девушкой. Может быть даже в белом платье - кто знает, может, их отношения с Цинной наконец-то дойдут до этого. Увижу племянников, увижу в ее глазах не расчетливость, а банальное счастье. Она же ведь должна сама понимать, ради чего все это творится... Ради чего стоило развязывать эту жестокую войну?.. Я пытался говорить с ней об этом, но раньше я сам был слишком увлечен идеей всеобщего изменения, обновления мира... И за этим глобальным почти потерял понимание, что на самом деле важно. И жизнь теперь готов отдать, только бы это понимание было у всех этих людей, идущих сейчас в бой, и у Миры, легким движением руки посылающей их туда. Только бы она не забыла этого... Как ты. Ты же ведь все это понимаешь, получше нас, капитолийцев, у вас с ценностями никогда проблем не было. Это же ведь не так сложно, так естественно... И она, я уверен, стремится к этому. Ей только нужна уверенность в том, что это будет для нее безопасно, и не менее... интересно, чем игра во власть.
Поделиться62014-05-15 13:04:54
Он махнул рукой, будто отметая что-то мелкое, очевидное, всем понятное.
- В таком плане - мы все эгоисты, и это, на мой взгляд, единственно верная позиция. Я тоже всю жизнь интересы близких ставлю выше интересов всего окружающего мира, только вот в какой-то момент решил, что единственный способ обезопасить их раз и навсегда - поменять систему. Главное в этом всем - не заиграться, не забыть, для чего ты влезаешь в переделку системы. Не забыть, что первоочередное. Мирка может забыть, она уже слишком погружается в эту систему...
Белокурая девочка с лицом ангела, уверенная, прекрасно подготовленная. Она сама привела себя к своей роли, к своей текущей должности, в системе было заложено место под ее появление, и ей только и оставалось, что шагнуть в него в тот самый момент, когда она почувствует себя совершенно готовой. Только вот эта подготовка уже загоняла ее в рамки системы, которую она собиралась рушить. Каждый ее шаг в безумной игре власти подталкивал ее к пути по запланированному сценарию, и если вдруг что-то происходило иначе, если система отклонялась от заданных норм, она умело и быстро возвращала ее на место. Мира хотела многое поменять, Грэй знал это, у Миры были свои виды на будущее Панема... Но с каждым днем он переживал все больше. Многое ли изменится, если она все еще идет по заложенной в нее президентом Сноу системе? За что идет борьба, если даже лично ее душа, лично ее жизнь становится подчиненной жестокому алгоритму, расписанию, составленному для нее прошедшими годами и пребыванием у власти здесь, в Тринадцатом...
Семья всегда на первом месте. Выдергивать Миру из этого состояния придется, хочет она этого, или нет. Он еще не видел нужного метода, не знал, как придется действовать, и знал, что время еще не пришло. Что сестре нужно дать шанс справиться с этим состоянием самой, а стране дать время завершить начатое, встать на рельсы нового правления. Машинист этого бесконечного локомотива, конечно, будет белокур и юн, но за спиной у него будет, кому напомнить о простых человеческих радостях и постоять над приборной панелью.
Рэд вздохнул.
- Конечно, не хочу, Энни. Конечно, я предпочел бы, чтобы она справилась с этим сама, чтобы она вернула себе адекватную человечность. То, что она делает сейчас - ее своеобразная жертва, и мы тоже к ней причастны. Нам, может быть, даже сложнее, чем ей. Но у жертвы должен быть смысл, и когда-то это безумие нужно будет прекратить... И для нее... И для нас.
Он улыбнулся, услышав слова Энни. Значит, Мира все-таки была девчонкой, все-таки болтала про племянников и белые платья. С ним она особо не церемонилась, он куда лучше знал другую сторону ее натуры - ту, что могла перевернуть мир, не моргнув глазом отправить человека на смерть, создать за минуту переродка, по умолчанию ненавидящего все живое. Ту девочку, которая пробила ножом руку Максу Сноу только за то, что тот не отдал ей желаемый цветок. Белокурый ангел бывал жестким до жестокости, и, на взгляд Рэда, частенько перешагивал эту грань. Отрадно было узнать, что в ее жизни все же хоть как-то, да проскальзывают обычные женские мелочи, обычные желания.
- Может, в этом и выход из положения? Попробуем поменять события местами. Надо поговорить с Цинной. Я у Миры, получается, старший мужчина в семье, приду такой, с хмурыми бровями... Потребую объяснений, почему их длительные отношения все еще не привели к алтарю... И вперед, к предсвадебным хлопотам, к бутоньеркам и букетам, к репетициям прохода подружек невесты и обучению девочки, которая будет перед невестой розовые лепестки разбрасывать, - с губ капитолийца слетел легкий смешок, - - И к черту революцию, революция как-нибудь сама. Пусть как в сказках, свадьба - и все решилось, никаких проблем, хэппи энд. Славно было бы, да? Мир и любовь.
Жаль, что так не бывает, что так не может быть даже в теории. Пружина революции уже разворачивалась, толкая вперед обезумевшие, потерявшие надежду на светлое будущее массы людей. Тринадцатый, подчиненный строгому порядку, вроде бы как был лидером, сосредоточием этого восстания, но Рэд все больше убеждался, что это - блажь, миф. Тринадцатый руководил сам собой. Единственное, что отличало его от других дистриктов - наличие оружия, но истинная сила была не в оружии, а в людях. В прекратившихся поставках, во взорванных железных дорогах, в мятежах на местах. Только поэтому информационная война, война из сердца, была гораздо важнее нелепого размахивания оружием...
- Это все закончится, Энни. Рано или поздно - закончится, и тогда мы все будем заняты тем, чем захотим, а не вынужденной борьбой с системой, которая нас разрушает. Мы свой выбор уже сделали, Мира - тоже... Теперь остается только жить с ним, и пытаться сделать так, чтобы выполнять этот выбор было попроще.
Страница: 1