Все предрождественские приготовления, стоившие таких неимоверных усилий, не смогли полностью себя оправдать. Вернувшись на работу после праздников, окинув взглядом холмы из бумаг, появившиеся на столе, поверхностно пробежавшись по списку встреч, назначенных на ближайшие дни, Грэй только и смог, что рухнуть в свое кресло и возжелать вернуться назад в свой так некстати закончившийся отпуск. Рождество еще царило в Панеме, но были вещи, которые нельзя было откладывать. Для него, успешного политика, богатого капитолийца, счастливого семьянина, праздники были отдыхом и весельем, а для кого-то это было время замирания жизни, время потери драгоценных, таких нужных секунд, в которые нужно было действовать…
День шел за днем, трудовые дни переходили в трудовые ночи. Торопиться домой не было смысла – Авена уехала в командировку, в доме его встречал только рыжий пушистый комок шерсти, не так давно нареченный Хоуп. Но иногда нужно делать передышки, и однажды утром, отпив кофе из чашки и созерцая очередное обилие дел, Рэд вынул из кармана телефон, закинул на стол ноги в идеально вычищенных ботинках. В этих стопках ничего не «горит», подождет пару минут, пока личный помощник президента подумает о том, что действительно волнует его. О том, что гораздо ближе и важнее.
Фотографии с выходных – смеющаяся Авена, рождественский гусь, раскинувший украшенные белыми бумажными венчиками и петрушкой крылья, алые шары на ели, тяжелые и уютные кружки с глинтвейном, Хоуп, увлеченно дающая бой золотой пушистой гирлянде… И маленькая сероглазая девочка. Фотография другого формата –он переслал ее себе с телефона Венушки, когда она куда-то отвлеклась. Конечно, лазить в телефон невесты не было для него нормой, но фотография была последним открытым файлом, и случайного прикосновения к сенсору хватило, чтобы ее вызвать. Рэд хорошо запомнил слова любимой: «…У меня есть одна девочка, которой ты бы очень понравилась. Ей шесть и у нее рак.» У него даже не возникло сомнений, что именно ее фото она хранит в телефоне, и тогда он впервые задумался над тем, насколько она привязана к этому больному ребенку. Девочка верила доброй тете-доктору, которая одновременно была и такой же маленькой девочкой, хулиганкой, едва вышедшей из детства, и взрослым, ответственным человеком, пережившим неимоверное число сложностей. А Авена верила в то, что неравнодушие и ее старание помогут сделать практически невозможное и победить смертельный, страшный недуг. Они нуждались друг в друге, а Рэд нуждался в счастье своей невесты, физически нуждался в уверенности об ее благополучии. Все время их отношений они ходили по лезвию бритвы, подхватывая последние, немыслимые шансы, и всегда выходили вместе, рука об руку – у них уже не было другого желания, они не ждали другой судьбы. У них был этот дар, эта немыслимая удача, так почему же не воспользоваться ей еще раз… Вместе. Помогая больному ребенку, который продолжает бороться за будущее.
Интересно, что начнут писать в прессе, если они все-таки решатся на такой шаг? Вряд ли им удастся забрать удочеренную девочку из больницы – бесконечные процедуры, внимание врачей… Пара дней выходных – это максимум того, на что они могут рассчитывать дома. Так что внешне для ребенка мало что изменится. Но только вот доброго доктора Бейкер она уже сможет называть мамой, а его, Рэда, отцом. Она будет не одна против мира, пославшего ей тяжелую болезнь. Существует ли эта моральная сторона, или ее раздувает его воображение, прекрасно знающее, как работают законы прессы? Счастливая молодая семья Неро берет под свое крыло больную девочку. Красивый шаг, ощутимо подбрасывающий вверх рейтинги лично его, Миры, да и всей власти в целом. Как можно думать о рейтингах в момент, когда решается будущее маленького ребенка?
Рэд заблокировал телефон, задумчиво убрал его назад, в карман пиджака. Он жил во власти, варился в ней, дышал ей, и дома, при негласном правиле «не говорить о работе», только прятал видимые ее черты. Неужели власть все-таки въелась в него окончательно, выкорчевав из души все… нормальное, естественное, привычное. Аналитический ум требовал ответа на простой вопрос: «Почему ты хочешь ее удочерить». И этот же ум старательно обходил сторону рейтингов, подсовывая красивые слова про надежду и поддержку. Правильный ответ был простой – потому что нам, всем троим, это нужно. По крайней мере, так ему казалось, и узнать это наверняка можно было только одним способом…
Грэй сел нормально, наконец сняв ноги со стола, потянулся к кнопке переговорного устройства, но быстро передумал, и вышел в приемную сам.
- Катиш, я сажусь за набежавшие дела… Подбери мне, что у нас там в Дистрикте-2. Я завтра туда поеду, разом решим все набежавшие вопросы.
- У нас в расписании не было поездок на ближайшие две недели, мистер Неро…
- А это будет внезапная ревизия. Ничего, им там полезно немного встряхнуться. Поездку не афишируй, завтра поедем конфиденциально, ты, я, Джералд, Сьюз, если сможет… уточнишь.
- Принимающую сторону не предупреждать?
- Нет. Разберемся со всем на ходу, заодно оценим скорость реакции. Все, я у себя, кто будет приходить – пропускай сразу.

Рабочий день завертелся, пряча в своей суете двоякие мысли. В душе у внешне сосредоточенного и серьезного мистера Неро все пело – завтра он увидится с Авеной, и она развеет его сомнения, подскажет правильный выход. В дорожную сумку в этот раз ложились не только строгие костюмы, но и банальные джинсы, джемперы, уютные рубашки. Он знал, что любимая день и ночь проводит в клинике, и совершенно не собирался напрягать ее своим официальным появлением, во время которого на него наверняка напялят белый халат, выставят вокруг всех врачей больницы, а впереди этой компании выставят шустрого оператора. Нет уж, это были его личные дела, и он хотел по возможности оставить их конфиденциальными – пусть хотя бы внешне. Для одной зимы потрясений явно было многовато, но время не ждало… Время заставляло действовать быстрее. И Рэд не собирался откладывать этого важного разговора.

Во Втором было прохладно. Грэй сошел с поезда чиновником, и от души посмеялся суете, которую навело его появление в администрации. Тут было, за чем следить, и было, на что обратить внимание, внезапные проверки всегда оборачивались интересными и не очень разбирательствами. Проведя в разговорах и проверках добрых пять часов, Рэд сжалился над попавшими под внезапную ревизию коллегами, и распустил всех отдыхать и собираться с мыслями. На следующий день работа продолжится, а сейчас у него были свои дела, которые, на самом деле, и были приоритетными. Рэд заехал в гостиницу, переоделся, ощущая странное волнение, будто собирался на первое свидание. Поймал такси, справедливо рассудив, что передвигаться на представительском автомобиле было бы слишком заметно, и вошел в двери клиники вместе с последними лучами тусклого зимнего солнца.
- Добрый вечер. Я хотел бы увидеть мисс Авену Бейкер, она приехала сюда с девочкой, шесть лет, онкология… – обратился он к служащей больницы. Она не узнала его – люди, привыкшие видеть его с аккуратно зачесанными волосами, в идеальных костюмах, с уверенным и властным взглядом, редко опознавали помощника президента в мужчине в джинсах и джемпере, спокойном и подчеркнуто вежливом.
- Здравствуйте, да-да-да, помню… Вы с посещением? Время уже заканчивается, поторопитесь, у вас еще около часа… Четвертый  этаж, 412 палата. Можно ваши документы? Для журнала регистрации посещений…
- Да, конечно, – Рэд протянул свой паспорт, женщина механически начала перебивать информацию из него, не сразу поняв, какую фамилию только что перепечатала. Но понимание все же пришло, и Грэй улыбнулся, увидев, как поменялась в лице скромная работница.
- Мистер Неро, я не узнала вас сразу… Мне… Может быть, стоит позвать главврача?
- Нет, не нужно, не переживайте. И провожать меня тоже не нужно. Я с посещением, мы это уже выяснили чуть раньше, так что давайте не будем тратить мои «около часа», – улыбнулся он, забирая документ и уходя к лифтам. Нет уж, хватит с него на сегодня ревизий.

Авена сидела рядом с кроватью девочки, спиной к двери в палату. Он сразу узнал эту копну светлых волос, и сердце отстучало радостный, воодушевленный ритм. Как же он скучал! Грэй тихо прикрыл за собой дверь, чтобы не разбудить заснувшего ребенка, подошел к девушке, перегнулся ей через плечо, целуя в щеку и кладя ладони на плечи.
- Привет, пташка. Ну, как вы тут?

Грэй прижал к себе любимую девушку, легко коснулся теплых, яблочных губ.
- Плохи мои дела, раз я стал таким предсказуемым и все в моей жизни подчиняется расписаниям. Я соскучился и захотел тебя увидеть...
Удивительно, но Авенка всегда сначала ворчит, когда действительно радуется. Она рада его приезду, рада тому, что вот так внезапно и неожиданно он оказался рядом, но все же принимается отчитывать его за оставленную кошку и дела, оставшиеся в Капитолии на госпожу президента. Он уже привык к этому, и поэтому просто приобнимает ее за плечи, ожидая, когда волна вызванного неожиданностью возмущения схлынет. Она давно с ним, она прекрасно знает, что Рэд не оставит без внимания тех, кто ему дорог, что не бросит Миру в критической ситуации, а Хоуп - без внимания. У Миры отличная команда, которая вполне может справиться пару дней и без него, тем более, что ничего безумно срочного сейчас нет, а котенка с радостью приютила его мать. Даже безумства контролируются, даже внезапные решения проходят сквозь рамки допустимого.
Это больница, здесь многое неуместно, и вряд ли персонал клиники одобрит объятия, и Авена отстраняется от него, но он не намерен слушать чужие правила, когда ему самому так нужно ее тепло, ощущение ее рядом, в его руках. Рэд обнимает ее со спины, прижавшись щекой к виску, и слушает ее рассказ о состоянии здоровья девочки, ставшей столь неожиданной причиной его приезда сюда. Короткая пауза после рассказа - тишина, необходимая на то, чтобы осознать всю глубину надежды, связанной с этим ребенком. Грэй нехотя отпускает любимую, когда она направляется к Аваланж, чтобы поправить ей одеяло, и коротко кивает, восприняв ее пожелания продолжить разговор за пределами палаты. Она боится за ее покой, боится за нее саму. Ему это более, чем знакомо, он знает, что такое жить ради покоя других. Дверь закрывается с негромким щелчком, Рэд берет Авену за руку.
- Я еще не знаю, малышка. Внезапные проверки нет смысла затягивать, но ты же сама поняла, что я здесь не из-за работы, она просто дополнительное, попутное... Мне нужно поговорить с тобой... Нужен твой совет, потому что сам я в своих мыслях уже разобраться не могу.
Он обернулся на дверь палаты, смотря сквозь стекло за спящим ребенком. Концентрация надежды в этой палате примерно была равной концентрации страха, нормальной человеческой эмоции, частенько заставлявшей человечество двигаться вперед, искать пути спасения, о которых раньше нельзя было и представить. Но страх, если с ним не бороться, приводит к апатии и безразличию, а эти чувства никогда никакого прогресса не приносят. Только угасание, доживание, только пустое существование. Способность к страху также необходима человеку, как способность к любви, это такая же созидательная, могущественная сила, но как держать его в рамках, как не позволять страху выжигать все настоящее, живое...
Рэд вновь посмотрел на Авену. Было видно, что она устает, что борьба с болезнью ребенка дается тяжело и ей, лишая сна, не давая даже короткой передышки.
- Сердце, ты совсем от нее не отходишь?.. Ты выглядишь усталой, борьба с недугом не должна загонять и тебя...
Власть пускает корни. На мгновение он почувствовал в себе непреодолимое желание просто запретить ей это - увезти отсюда, заставить отдохнуть, заставить оторваться от болезней и подумать о себе, о нем, черт возьми, об их собственной семье. Он пачками раздавал распоряжения на работе, и никто не спрашивал, хорошо его решение или плохо - они просто выполнялись и все. Если сказал, значит, надо. Значит, так будет лучше. Только вот работа и дом - разные вещи, тем более, что дом никогда не откажется от своего решения, никогда не оставит больного ребенка, никогда не позволит себе отдыхать, когда где-то нужна его помощь. Эта хрупкая девушка - его дом, его жизнь, и если эта жизнь решила посвятить себя больному ребенку, он может помочь ей только одним способом - перенять на себя часть ее тягот. Поддержать ее.
- Я хотел бы, чтобы ты берегла себя, пташка... Я задержусь здесь хотя бы для того, чтобы ты позволила себе немного выдохнуть и вспомнить о себе. Аваланж верит в тебя, а не в усталые синяки под глазами, - он наклонился, целуя ее в лоб, - Ты так привязалась к ней... Мне кажется, я не ошибусь, если скажу, что эту девочку ты выделяешь из ряда остальных твоих маленьких пациентов. Она ведь одинока, теперь ты - ее семья, тебя она ждет, на тебя надеется... Она уже не та работа, о которой мы не говорим дома.
Он замолчал, зацепившись взглядом за узор линолеума на полу и внезапно поняв, что сейчас ищет причину собственного желания в Авене, что пытается подсунуть ей мысль, которую сам предполагает. А ведь он ехал сюда, чтобы узнать, так ли это, а не чтобы навязать очередную благородную идею, поставить ее в такую же ситуацию, как и себя. Его пугало отсутствие уверенности в причинах своего поступка, и он неосознанно ставил любимую девушку в такое же положение... А этого ни в коем случае нельзя было сделать.
- Нет, я не то хотел сказать, забудь. Я просто много думал о судьбе этого ребенка, и о нас с тобой, о том, сколько девочка занимает места в твоей жизни, и, вместе с тобой, в моей... И я окончательно запутался в этих мыслях... Я боюсь, что они не вполне мои. Что я чувствую не то, что должен, а то, что ждут от меня другие, да еще и тебя в это думаю втянуть... И ребенка. Как же это сформулировать?
Внезапная ораторская беспомощность вызвала раздражение, которого он от себя не ожидал. Нет, он мог часами рассказывать убедительные речи о том, как важно помогать больным одиноким детям, как много они сделают, пойдя на шаг удочерения, какой пример они подадут обществу. Но это все было частью красивой пропаганды, которой веками пользовались все сильные мира сего, чтобы контролировать разумы людей. А он не хотел тащить пропаганду в этот разговор. Он не хотел, чтобы хоть что-то мешало в вопросе присоединения нового члена семьи, тем более такого, и ведь он даже не был уверен, что это действительно то, что они должны сделать... Что это нужно им троим. Как подобрать слова, когда даже сама простая мысль об удочерении еще не произнесена, еще не облечена в слова? Как описать чувство, эмоцию, интуицию, как облечь ее в логику?
Рэд внезапно подумал, что Авене вполне может хватить моральной усталости и в те часы, которые она проводит на работе. Там у нее была масса больных детей, за каждого из которых она переживала, но все же это были не ее дети... Не часть ее сердца, ее души. И сейчас он приехал сюда с предложением перевести больную девочку в совсем другой разряд, обречь свою пташку на постоянное, ежеминутное беспокойство. Теперь под капельницами будет не чужой - свой ребенок. И он не был уверен, что сам сможет легко совладать с этим беспокойством - и за девочку, и за невесту... Сможет ли поддержать их в этом напряжении, в этой гонке со смертью. Сможет ли он стать настоящим отцом для этой девочки, а не только человеком, оплачивающим счета на лечение и дежурно спрашивающим о ее здоровье. Рэд привык принимать решения, привык к тому, что может справиться с их реализацией, но это был не очередной приказ, не очередная проблема, которую нужно было решить. Это был сознательный выбор с огромной долей ответственности, куда более важной, чем весь Панем. Это был выбор о будущем его семьи.
- Давай выйдем отсюда... Куда-нибудь, где не так чувствуются больничные стены. Я хочу обсудить с тобой многое, а они мне мешают сосредоточиться... Или это просто отговорки? В любом случае, давай уйдем из коридора куда-нибудь, где мы можем спокойно поговорить.

Как часто люди теряют дар речи? У обывателей, обычных людей, привыкших к своему быту, к своим целям и задачам, привыкшим к монотонным событиям, происходящих с ними каждый день, это случается довольно часто. Молчать, когда не знаешь, как реагировать. Молчать, когда не понимаешь, что происходит. Молчать, если случается что-то сложнее, чем то, что ты привык решать.
Есть люди, у которых болтовня - первый инстинкт. Они не теряют слов даже в самых сложных ситуациях. Их голос заполняет неловкие паузы, их голос подхватывает последние, самые важные новости, и разносит по всему миру. Это они кричат громче всех, когда пугаются, это они призывают на помощь всех святых и президентскую гвардию впридачу.
А есть люди, воспитавшие в себе привычку к ответственности за свои слова. Они становятся лучшими ораторами - не пустозвонами, обещающими кому угодно весь мир и бесплатное мороженое по четвергам, а людьми, за словами которых хочется идти. Они молчат, если не знают, что сказать, но такое бывает редко, ведь именно эти люди привыкают принимать решения. Привыкают брать ответственность за эти решения, и за слова, сказанные при этом. За данные обещания, за угрозы, за упреки, за каждый вздох, который они приказывают сделать. Кто-то считает, что у них подвешен язык, кто-то считает, что речь дается просто, но это ошибка... Голова работает куда быстрее языка, и если уж кто-то из таких людей замолкает... То можно быть уверенным - принимаемое решение далеко не такое простое, и времени на его обдумывание нужно больше.
Рэд любил свою девушку, верил ей, знал, что может сказать ей все. Но он все равно жил так, как привык жить все эти годы - самостоятельно принимая решения, взвешивая все за и против, решая, что будет лучше. Он привык быть семейным тираном, чьи решения не оспоряются, и привык к тому, что в них верят, как в самые верные. У них были основания доверять ему: у матери, у сестры, у Авенки, и они всегда могли спросить, почему он говорит делать что-то так, а не иначе. Он всегда хранил под рукой цепочку мыслей и аргументов, базу, на которой строилось любое из его решений, и это давало ему уверенности в своей правоте. Рэд всегда заботился об их счастье и благополучии, и знал, что это взаимно... Также, как был уверен, что каждое действие, сделанное наперекор его решению, в семье тщательно скрывается. По негласному правилу его берегли от осознания собственных ошибок. Ошибаться ему было нельзя, как бы глупо это не звучало.
Сейчас, держа руку Авены в своей руке и подбирая слова для речи, хоть немного менее скомканной, чем неудачные попытки завести разговор в коридоре, он понимал, что для решения ему не хватает той самой базы, той самой цепочки аргументов. Сегодня ему предстояло принять совместное решение, которое свяжет всю его жизнь, причем в этот раз он знает слишком мало, чтобы хотя бы прогнозировать результат этого решения. Речь шла о ребенке, о больном ребенке, об этой огромной, всепоглощающей ответственности, бывшей даже больше, чем ответственность за семью и страну, к которой он уже привыкнуть. Рэд вздохнул. Холодный воздух действительно освежал, очищал разум, и строить предложения стало проще, чем в коридорах.
- Я попытаюсь тебе объяснить все, что творится сейчас в моей голове, но это удивительно неструктурированная информация. Я сам не знал, что такая может у меня быть... Но все когда-то случается в первый раз, - Грэй улыбнулся, чуть сильнее сжал ладонь девушки, чувствуя между пальцами ободок кольца, - Если что-то совсем запутанное пойдет - останавливай меня. Я попробую переформулировать, насколько это будет возможно.
Господи, слова ведь не так сложны, и мысль не такая уж глубокая. Это банальный эгоизм и банальный страх получить за него заслуженное осуждение, но лучше осознать его сейчас, чем потом... Когда решение уже будет принято. Грэй нашел наконец начало нити своей речи, ухватился за нее, отчаянно пытаясь понять логику в своих мыслях и не забыть, ради чего начинает говорить.
- Знаешь, я ведь деспот. Я ведь столько лет решаю за вас все подряд, да и не только за вас - я вообще привык принимать решения. Привык быть во всем уверенным, даже если это не так... Я до сих пор думаю, что вам так будет спокойнее, да и уверенность из поведения постепенно передается и эмоциям. И вот сейчас я совсем не так уверен, как хотел бы, а решение я хочу принять очень важное, касающееся и нас с тобой, и Аваланж. Я знаю, что не так уж много у меня поводов для сомнений... Но все равно боюсь, что сделаю неправильный выбор, потому что я уже не тот человек, которым был прежде. Я слишком давно варюсь во власти, и я слишком часто меняю эти понятия... Того, что правильно для простых, реальных людей, и того, что правильно для политиков и их воображаемых рейтингов.
Он коротко перевел дух. Что ж, начало положено, и теперь нужно только продолжить.
- Я давно заметил, как ты следишь за этой девочкой, как много она значит для тебя. Знаешь, я даже испытываю что-то вроде ревности. Мы с тобой оба не умеем забывать о работе, потому что оба работаем для других людей... И от нас слишком много зависит. Это не то, что гайку криво сделать, это груз, который мы можем замаскировать, но не спрятать. В эти праздники, когда мы забрали Хоуп, я подумал, что мы так привыкли жить для других, что скоро разучимся уже видеть друг друга. Дежурные выходные, в которые мы срываем маски политика и врача, в которые мы вроде как думаем только друг о друге... А на самом деле - это и есть наши маски. Я не перестаю о тебе думать ни минуты из тех, что провожу на работе, и ни на минуту не забываю о работе, когда я дома. Наше негласное правило ставит между нами границы, которые иногда так нужно перейти... Чтобы помочь друг другу с выбором, с решением.
Я перетащил к себе фотографию из твоего телефона, - будто в подтверждение он достал телефон и показал фото девочки, - И я провел немало времени, смотря на нее, думая о ее судьбе. Навел кое-какие справки, вспомнил, что говорила ты... И подумал... Что этой девочке так нужно будущее, которое мы с тобой можем ей дать. Раз уж ты к ней привязана, раз уж я так привязан к тебе, раз уж мы оба можем себе позволить ее дорогостоящее лечение, и можем найти в себе сил заботиться о ней. Мы с тобой через столько прошли, неужели мы не сможем помочь одной маленькой девочке. Только вот знаешь... Я думаю об этом, и боюсь, что думаю шаблонными, убедительными фразами. Что это для прессы и рейтингов слова, а не для таких решений. Что можно красиво распинаться о том, как это будет... не знаю... милосердно, какой это будет пример для других, и так далее, и тому подобное. Что от этого доверие общества к власти взлетит. А я должен думать о том, что хочу поменять жизнь больной девочке... И тебе. Что эту дикую ответственность я взвалю на твои плечи, и уж я никогда не пойму, почему я это сделал - ради пропаганды или ради того, чтобы перестать ревновать. И я не знаю... Правильны ли мои мысли, правильны ли мои стремления... И нужно ли принимать это решение... нам с тобой и ей. Особенно сейчас, когда ставки так высоки. Подскажи мне, любимая...

У сильных людей и страхи сильные. Тот, кто привык все держать под контролем, боится куда больше, чем тот, кто просто плывет по течению. Это закон жизни, закон равновесия, на котором держится абсолютно все на этой безумной, столько уже пережившей планете. Легко отдать купюру нищему, когда она у тебя последняя, легко разломить буханку хлеба на две половины и протянуть ее голодному ребенку, если знаешь, что кроме этой буханки у тебя ничего нет. Если мир уже показал тебе свою тяжелую, плохую сторону, если ты знаешь, что твой завтрашний день будет зависеть только от твоей удачи во время очередной охоты на пропитание, то и бояться тебе уже практически нечего. Ты ничем не рискуешь, когда у тебя ничего нет. Но стоит только обрасти мясцом из семьи, дома, денег, машины, власти, из пистолета, долгие годы холодящего бок, из десятка белоснежных сорочек, нескольких дорогих костюмов, коллекции часов... И ты начинаешь бояться все это потерять. Теряешь свободу -  с радостью, с нетерпением, подгоняя этот процесс по мере возможностей, но теряешь единственно возможную свободу, меняя ее на иллюзорную уверенность в завтрашнем дне. Что он будет делать, если мир вновь перевернется? Теперь его стало еще больше. Раньше он не мог оторвать от себя Элику и мать, теперь в графе более чем близких людей появились Авена и Мира, а сейчас он готовится принять к этот круг и больную, слабую, трепетную, как хрупкий цветок, Аваланж. Что он будет делать, если мир перевернется, как он сможет уберечь их всех, если из любимцев толпы они превратятся в изгоев... Они, уже успевшие привыкнуть к хорошей жизни?
Рэд боялся. Не ответственности, нет, ответственность за других и за себя была его постоянным спутником. Он боялся, что не справится с новой для себя ролью отца. В его голове никак не могло уложиться, как он может стать чем-то большим для маленькой девочки, которая совершенно не знает его, вполне возможно, что боится... Как он сможет дать ей что-то, кроме банальных денег и крова, если у них не заладится контакта, как он сможет воспитать ее? Он давно уже был старшим мужчиной в доме, помог матери вырастить сестру, привык совмещать братскую и отцовскую роли, но это был совсем другой, несравнимый вариант. Элика была его с рождения, он знал каждый ее шаг, понимал ход ее мыслей, видел каждую мелочь, отражавшуюся на ее лице. Они понимали друг друга с полуслова, будто делили на двоих один разум, одно сердце, одну душу. Маленькая девочка Элика безумно отличалась от маленькой девочки Аваланж, которую он совсем не знал, и которая совсем не знала его.
Капитолиец молчал, слушая любимую, и чувствовал, как ее слова разрывают ему сердце. Как он и думал, его красноречие вызвало ту самую реакцию отторжения, заставило ее думать об этом шаге с его стороны, как о шаге политика и спонсора, а не отца. Быть политиком было легко. Быть спонсором - еще проще. Но разве он знал, сможет ли он стать ей достойным отцом? Как он мог утверждать это, как он мог принять это решение, если опасений у него гораздо больше, чем уверенности? Он молчал и слушал, отдельные слова выдергивались им из контекста, повисая в воздухе серой укоризненной дымкой. Они докучливо маячили перед глазами, напоминая о себе, напоминая о его слабости, слабости человека, который боится решиться бороться. Рэд почувствовал, что он гораздо слабее девочки, которую хотел бы удочерить. Она боролась, хотя также как и он не знала, что ждет ее дальше. Она смотрела в будущее и верила в лучшее, просто верила, хотя ей было в разы сложнее. Впервые Рэд почувствовал, что весь опыт уже перенесенной ответственности, весь огромный груз прошлых лет - это то, что тянет его к земле, пригибает, заставляет мыслить шаблонно. Как спонсор. Как политик. Как кто-то, окончательно лишенный сердца, кто-то, кто уже не способен на искренность.
Они остановились, Грэй закрыл глаза, когда почувствовал прикосновение губ Авены. Он знал, что решение уже принято, и знал, что от него в этот раз зависит не так уж много. Все зависело от того, захочет ли Аваланж этой семьи... Семьи Неро. Захочет ли она принять новых отца и мать, и сможет ли он соответствовать своим же высоким требованиям к отцовству. Он знал, что он хочет для этой девочки, и знал, что в любом случае сделает для нее все возможное. А что из этого выйдет... Что ж, и с родными детьми все не всегда выходит хорошо. Но равновесие все расставляет на свои места. Чаши весов рано или поздно останавливаются, и останавливаются в лучшем из возможных положений. Всегда, когда цела семья. Всегда, когда живо то единственно важное в этом мире.
- Знаешь, любимая... Я очень боюсь, что не смогу стать для нее тем отцом, которого она достойна. Ты права, Аваланж боец, и когда она справится с болезнью, - Рэд был достаточно суеверен, чтобы не позволить себе сказать "если", - Когда она справится с болезнью... Перед ней будет целый мир. Я боюсь, что она увидит спонсора и политика, а не отца. Потому что сам я уже не знаю, кто я. Хотя я прекрасно знаю, кем я хочу быть...
Рэд поднял ее ладони к своему лицу, согревая озябшие руки дыханием, поцеловал кончики пальцев.
- Но мы не можем не попробовать. Я думаю, что нам пора познакомиться с ней поближе... И поговорить с ней, готова ли она к такому повороту событий. А я обещаю... Что буду стараться не терять мужества, которого у нее гораздо больше, чем у меня, и постараюсь быть ей достойным отцом. Я всегда хотел большую семью, так когда, если не сейчас... Когда все хорошо и можно позволить себе не бояться будущего.
Рэд улыбнулся, притягивая к себе невесту, поцеловал ее в висок, вдыхая свежий золотистый запах ее волос.
- Хотя, надо признаться, я буду безумно ревновать. Делить тебя с кем-то еще... Это же пытка, я и так без тебя с ума схожу, - шепнул он ей на ухо доверительно, полушутливо. Сходить с ума было явно не в его характере, по крайней мере, внешне этого никогда нельзя было сказать. Но в каждом человеке есть что-то, что лишает его разума, выводит за пределы привычных реакций, и Рэд прекрасно знал, что у него эта точка - семья. Его личная семья. Его Авена... И Аваланж.
- Любовь нельзя измерить, а значит, нельзя и разделить. Но если девочке достанется хотя бы половина той любви, которую я испытываю к тебе, она в ней просто утонет, я уверен... И мне кажется, что так оно и будет.
Груз принятого решения упал с души. Все оказалось так просто. Не так важно, что будет в будущем, если ты знаешь, чего ты хочешь. Не так важно, с чем придется столкнуться, если самое важное цело. Не так важно, кто ты, что ты можешь, а на что оказался не способен, если ты не живешь полумерами и ролями, если твои мысли и твои чувства искренние. Рэд негромко рассмеялся, поднял глаза к сумрачному холодному небу, будто благодаря его за эту легкость, за этот ответ на мучивший его вопрос, хотя этот ответ был совсем не в небе. Ответ был в его объятиях, в пташке, которая стала его символом нормальной жизни, и с которой они вместе все ближе и ближе подбирались к нормальным, естественным человеческим ценностям.
- Мы с тобой все-таки ввяжемся в эту авантюру. Пожалуй, выиграть войну было проще, чем не бояться провалиться на отцовском поприще, сердце. Но мы ведь поступаем правильно... Иначе не может быть, так?

- Наши с тобой 16 не перебить, что ты, что я, успели наломать в 16 лет уже массу весьма глобальных дров. И хорошо... Теперь мы готовы ко всему. Раньше дом штурмовали миротворцы, теперь это будут поклонники, жаждущие свиданий. Придется... - Грэй вздохнул деланно огорченно, - ...завести собаку. И чтобы она успела подрасти до размера слона - уже сейчас.
Совместный смех, легкий и чистый, будто нет за спиной и тех самых проклятых лет революции, и долгих лет страха, предшествовавших ей, и никаких сложных решений. Жить настоящим моментом - это особое искусство, ему нельзя научиться, старательно проходя упражнения и из раза в раз делая нужные выводы. Это искусство, захватывающее с головой в один момент, захватывающее разом все существо. Это ремесленники от психиатрии пытаются вбить его во время продолжительных сеансов, состригая при этом отличные зарплаты, но все это пустота, все это только оправдание для совести. Все самые важные решения в жизни принимаются так, в одну секунду, когда встаешь утром, и понимаешь, что ты уже другой человек.
- Мне следует отдохнуть? Леди Неро, не я которые сутки от ребенка не отхожу. При всех минусах моей работы, у меня всегда есть график, в котором выкрадывается время на отдохнуть. Немного. Минут двадцать в сутки, - он рассмеялся, обнял любимую за плечи, - Пойдем, уложу тебя спать, и тогда уже буду отдыхать. А то какой отдых, когда ты у меня с такими мешками под глазами. Завтра большой день... Очередной большой день. Где ты остановилась?
Ну вот, опять деспотичные нотки, сам все решил, сам обо всем распорядился. Короткий звонок с адресом, куда нужно перевезти вещи, сразу же - инструктаж, что завтра в первой половине дня команда работает без его начала. На ходу вспомнить о делах, которые ждать не могут, просьба отправить с вещами и пару документов, при чем желательно пошустрее, чтобы завтра утром все уже было в Капитолии и не висело нерешенной проблемой над душой. Мелкие дела нужно отбрасывать быстро, как семечки, чтобы ничего не мешало сосредоточиться на главным. А главное сейчас было здесь, далеко от правительства, от Капитолия... Главное держало его за руку, главное отдыхало после приема лекарства в палате 412, и завтра это главное должно было собраться в единую картину. Их семьи.
В этот вечер они на удивление много разговаривали и смеялись. Царящее между Греем и Авеной взаимопонимание часто не требовало лишних обсуждений, достаточно было взять за руку и помолчать. Это бы как раз тот случай, когда просто посидев недолго рядом, оставив на щеке любимой поцелуй, и уйдя после этого на работу, понимаешь, что проблем уже стало на порядок меньше, что это был вполне себе оформленный и принесший объяснение разговор. Но не сегодня. Не в последний день, когда из молодой пары они превращаются в полноценную семью, с ответственностью, зашкаливающей их привычное понимание, со множеством сложностей, и с неизмеримым числом радостей в комплекте. Легкий ужин (чтобы не ложиться спать голодными, как мы будем следить за режимом питания дочери, если со своим справиться не можем), немного вина, смешные истории из всех областей, какие только вспомнились, не важно, были они обсуждены ранее или нет. Клубок из детства, семьи, работы, увлечений, все это смешалось в единый живой пульсирующий комок настоящего, отчего-то заставляющий сердце биться быстрее. Ребенок не лишит их этой возможности, но именно сегодня вечером проходит та грань, когда из последнего, самого молодого поколения своей семьи, они станут по-настоящему взрослому. Теперь уже не будет вопроса, кому отдать последнюю конфетку и вишенку с торта. Удивительно, но после всего пережитого, после революции, после изнурительной работы, миллионов дел и груза титанической ответственности, они так и не повзрослели до конца. А теперь - да. Завтра.
Ночь кажется слишком короткой, хотя календарные сутки здесь ничем не отличаются от капитолийских. Одно не меняется нигде - звук будильника, полуслепое нащупывание часов на прикроватной тумбочке, короткий взгляд на время, утренний поцелуй. Это уже привычный ритуал, на котором и держится их хрупкое послевоенное спокойствие. Лучше такие привычки, чем привычка к металлу пистолета на коже, или к острой заколке-шпилю в волосах. Утро идет своим чередом, и Рэд успевает даже заказать завтрак в номер, чтобы воспользоваться новым аргументом и заставить и себя, и Авену, позавтракать нормально, а не одной чашкой кофе, как это бывало раньше. Теперь она не так одинока, и соседствует с тостами, яичницей и фруктами.
- Какое у вас расписание процедур? Я с вами часов до двух... Потом нужно будет вернуться к своим прямым обязанностям, - Рэд стянул с шеи уже завязанный галстук, решив, что знакомство с ребенком - не официальный прием, и вполне можно обойтись и без него, - Наверное, лучше сначала с ней поговорить тебе... Я почему-то уверен, что Аваланж меня испугается. Все пугаются, зачем бы ей делать исключение? Надеюсь, что медперсонал не успел ей напеть ничего лишнего. У медсестер часто бывает необъяснимое желание рассказать пациентам что-нибудь лишнее.
Рэд волновался, но старательно скрывал это. Спокойные движения, уверенный голос с легкой смешливой ноткой, старый прием: уверен внешне, станешь уверенным и внутренне. В этом соревновании с собственными чувствами он отвлекся от пути, едва заметив, как они преодолели расстояние до больницы и остановились в начале коридора, ведущего к палате девочки.
- Ну... Вот, пришли. Идем вместе?..

Би-2 - Молитва
Даже меньше, чем казалась на фотографиях, тоньше, будто прозрачнее... В движениях девочки не было боли, но была осторожность, присущая тем, кто знает, что такое боль. Грэй как завороженный смотрел на крохотные ладошки, протянутые к своей любимой, на трогательную детскую улыбку, на взаимное доверие и взаимную привязанность. Интересно, выглядят ли так со стороны они, когда они рядом? Кажется ли, что расстояние между ними заполнено чем-то невидимым, но очень крепким, чем-то, что связывает их в единое целое...
Он не сразу нашел слова, когда девочка спрыгнула с кровати и подошла к нему. Секундное замешательство, он тряхнул головой, будто отгоняя морок, и присел на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с Аваланж. Дети куда мудрее взрослых, им нужна искренность, а искренность не терпит высокомерия. Зрительный контакт может сказать куда больше, чем сотни грамотно составленных речей.
- Здравствуй, Аваланж. Меня зовут Грэй, и я очень рад с тобой познакомиться, - улыбнулся он девочке, затем коротко посмотрев на любимую. Неотвратимость разговора пугала их обоих, но на то они и взрослые, на то они и старшие, - Беги назад, здесь прохладно. Настоящие принессы принимают гостей не вставая с трона, знаешь это?
Но у девочки совсем другие планы на этот разговор. Как принимают гостей принцессы ей, конечно, интересно, но есть вещи куда более важные, например, вернуться. Только вот куда? Рэд берет девочку за хрупкую ладонь, подходя вместе с ней к кровати и ждущей рядом Авене, и по лицу невесты видит, что она в таком же замешательстве, как и он. Домой - это назад, но назад вернуться нельзя, не в нашем безумно быстром мире. Одна и та же точка пространства меняется со временем, и даже капитолийская больница, привычная этому крохотному существу, уже не может быть "назад". Вероятность того, что больница будет только промежуточной остановкой, более чем велика. Последующий путь ее будет уже в другом доме... В их доме.
Тем не менее, у Авены информации больше. Неделя. Семь дней надежды и семь дней ожидания, всего неделя для того, чтобы выбрать между жизнью и смертью. Грэй подсаживает девочку на кровать, садится рядом, механически расправляя складку на одеяле, когда Венушка начинает так волнующих их разговор. Девочка сжала ладонями руки Авены, и Грэй отметил, насколько тонкая у нее кожа. Это переплетение вен ему более, чем знакомо. Он видел его так часто - на коже у обычно смуглой, но побледневшей и ослабевшей от голода сестренки в далеком детстве, и на руках Авены, в тот момент, когда в очередной раз вкалывал ей новую дозу. Это было так давно. Это было будто бы в другой жизни, и голодное детство, и его предательство перед самым дорогим в мире человеком, и кошмар революции... Все это было тенью за спиной, незаметной, но неотступно следующей, не дающей забыть о себе. Воцарившуюся паузу прерывает голос девушки, несколько  торопливый, будто она сама боялась, что не сможет задать своего вопроса, решиться на него. И Аваланж знает это, чувствует, что пришедшие к ней старшие волнуются даже больше, чем она сама. Что этот вопрос решает что-то неописуемо огромное для них - для всех их, всех троих.
- А у меня будет своя комната и собачка?
Рэд опускает голову, не скрывая широкой улыбки. Все девочки одинаковые, всех волнует одно и то же, сколько бы им не было лет.
- У нас дома есть маленький котенок. Она тебе понравится, - вставляет свой комментарий Авена, давая ему еще секунду собраться с мыслями. Но ему она не нужна, Рэд всегда умел принимать решения, и уж вопрос покупки собаки не требовал дополнительных рассуждений.
- Комната - конечно, малышка. Отдельная комната, и даже можем вместе разрисовать там стены. Авена говорила, что ты хорошо рисуешь, а мое рисование весьма посредственно... Но вместе мы что-нибудь придумаем, так ведь? - он улыбнулся, вспоминая, что его собственная художественная карьера не так далеко ушла от художественной карьеры Экзюпери, которая, как известно, завершилась на рисовании удавов снаружи и изнутри, - А что касается собаки... Заведем ее, если ты будешь готова за ней следить. Гулять, кормить, мыть, обучать, не давать ей грызть мебель и, самое важное, не давать ей обижать кошку. Кошка сама еще маленькая, сама за себя постоять не сможет. Если готова - будет собака. По секрету тебе скажу, некоторые уже взрослые девушки уже давно выпрашивают, - Грэй заговорщически подмигнул Аваланж, кивком указывая на невесту.
- Но эта девушка сама не справится с собакой. Ей нужна будет помощь, ведь вместе с собакой в доме будет уже целых 8 лап... А у нее всего две руки. Расклад не самый обнадеживающий, придется помочь.
- А как же вы? Вы не будете помогать?
Рэд засмеялся, поняв, что вопрос более чем логичный, но совершенно неожиданный. Нужно было срочно что-то придумывать, чтобы не стать в глазах ребенка врагом, который не только не хочет собаку, так еще и помогать с ее воспитанием не собирается. Инстинкты вопили, что придумывать долго не нужно, и самым лучшим будет сказать правду.
- Меня часто нет дома, малыш, и прихожу я поздно. Так поздно, что уже даже собаки и кошки ложатся спать, и они вряд ли оценят, если я решу их разбудить и погулять. Но я обещаю кормить их завтраком. Встаем мы примерно одновременно. А иногда Хоуп - это так кошку зовут - меня будит, чтобы я не проспал будильник. Представляешь?
Он повернулся, садясь удобнее, сам не заметив, как начал подкреплять свой рассказ жестами, как градус ответственности момента начал падать, уступая место обычному, нормальному разговору.
- Вот буквально вчера, когда я собирался ехать к вам, еще утром... Просыпаюсь я от громкого такого, настойчивого мяуканья. Встаю, одеваюсь, начинаю искать Хоуп - нигде нет... Ну я беру уже собранную сумку, и понимаю, что она какая-то тяжелая. Оказалось, что она забралась к карман, видимо решив, что ей тоже нужно в это путешествие... Только вот кошкам нужен отдельный билет на поезд, и покупать его надо заранее. Поэтому Хоуп нас ждет у моей мамы, и знакомиться с ней ты будешь уже в Капитолии, не здесь.
Рассказанная история была правдой, но не всей. В ней не указывалось, что Хоуп успела вытащить из карманов все мелкие предметы и раскидать их по углам, а Грэй, собирая их утром и пользуясь отсутствием невесты в доме, крепко проматерился, поскольку серьезно опасался опоздать к поездку. Обруганный, и потому обиженный на Рэда котенок, был сдан в руки водителю с требованием как можно скорее доставить его миссис Неро, и Грэй серьезно опасался, что обиженная кошка ждала его возвращения только для того, чтобы мужественно победить что-нибудь из его вещей и тем самым ему отомстить. Единственная надежда - мама, она всегда умела найти нужный подход и успокоить не то что котенка... Даже целого льва.

- У каждого должен быть дом. У каждого должна быть семья, милая, - Капитолиец прислушался к словам невесты. У каждого должны быть дом и семья - настоящие, полноценные, не перепутанные ложными ценностями, подсунутыми угодливыми журналами и телевидением. Семья - это не просто слово, описывающее нескольких людей. Это бесконечное доверие, бесконечная поддержка, это надежда, помогающая выбраться из самых сложных ситуаций. Каждый заслуживает такой поддержки. Среди друзей Рэда было несколько отчаянных холостяков, убежденных в роскоши одиночного существования, когда никому ничем не обязан, сам руководишь своей судьбой, своим временем. Грэй всегда удивлялся им, не вполне понимая, чем живут эти люди. Работа? Когда-то ты станешь слишком слаб для нее, и работа прекратится. Вечеринки? Одно и то же из года в год, они быстро надоедают. Бесконечная смена женщин, спутниц? Относительно недавно он сам менял свои предпочтения легко и быстро, но это были пустые, легкие увлечения... Даже нет, отвлечения от работы. Самая большая ценность, семья, была у него всегда на первом месте. Мать и Элика, он думал, что никто не сможет стать для него ближе, чем они. Но Авена... Авена всегда нарушала все правила, всегда ломала все планы. В этот раз он был рад этой ее способности.
- Я хочу увидеть котенка и свою комнату, доктор Бейкер, - Аваланж улыбается, и Рэд улыбнулся ей в ответ. Это их маленький совместный договор, шанс, который они дают друг другу, шанс для каждого стать счастливее, жить жизнью полноценной и искренней. Секундную тишину разбивает Авена, такой еще, в сущности, ребенок.
- Эй-эй-эй! Красавица, уговора щекотать не было! - он подключается к общему смеху, закрывая собой девочку от очередной атаки доктора Бейкер, и перехватывает ее взгляд. Да, они понимают это оба, понимают, что это - новая глава их жизни, и первая ее страница уже прочитана.
- Да, мэм, никаких попугаев. Зоопарк будем разводить только под вашим чутким присмотром, - Рэд приставил ладонь ко лбу, козырнув в лучших традициях помешанного на армии Тринадцатого. Удивительно, как быстро врастают и подхватываются такие жесты, изначально кажущиеся такими чуждыми, инородными. Повтор такого жеста всегда был не больше, чем шуткой, но в каждой шутке есть доля правды. Те, кто жили в Тринадцатом, навсегда приобретают что-то солдафонское, подчиненное правилам и расписаниям. Будто весь мир пытается вытравить легкое, искреннее и светлое чувство.
- Люблю тебя, - коротко шепнул Грэй Авенушке, получая свой поцелуй в щеку, - Ждем вас, доктор Бейкер, - проговорил он уже громче, поворачиваясь к своей новой подопечной.
- Ну что, Аваланж. Похоже, нас с тобой ждет совместная прогулка. Предлагаю начать подготовку к этому действию и утеплиться, там довольно свежо. Сама справишься?
Девочка коротко кивает, спрыгивает с кровати и принимается за переодевания. Рэд встал, подошел к окну, выглянул в него, оценивая состояние погоды, и улыбнулся. Суета в этой палате так отличалась от суеты, к которой он привык. Ребенок с боем натягивает на себя колготки, а не так уж далеко отсюда Катиш, успевшая перенять у шефа проницательный, леденящий душу взгляд, выслушивала доклады и отчеты у теряющих сознание от волнения чиновников. С высшим руководством Дистрикта они поговорят вечером, за ужином, и там уже рядом с Катиш будет мистер Неро собственной персоной. Там суеты будет меньше, а ставки будут выше... И все эти ставки не стоят и одной минуты этого радостного бормотания, отрывков детских песен, топота босых ног по полу.
- И чего мы все сидим? Пойдемте прогуляемся!
Рэд отвернулся от окна и увидел, что Аваланж замерла, смотря на него. Авена поторопила девочку и подошла к нему, Рэд протянул руку, подтягивая доктора Бейкер к себе.
- Мне кажется, что только что я в задумчивости прошляпил какую-то проверку. Самому интересно, какие выводы она обо мне сделала, - сказал он любимой негромко, разворачивая ее сжатые ладони и проводя пальцами по красным полумесяцам - следам от ногтей, - Не переживай, пташка. Все идет отлично. Второй я знаю более чем посредственно, но эту проблему мы решим быстро.
Грэй отпустил девушку, чтобы она помогла девочке одеться, а сам достал телефон. Встроенный навигатор - редко используемая им вещь, но все равно он бывает очень полезен. Быстрый взгляд на карту, определение их координат, прокладка маршрута, и вот уже он понимает, в каком направлении им нужно двигаться, чтобы оказаться в ближайшем парке. Он поднял глаза, оценивая степень готовности своих девчонок.
- Готовы? Тогда идем, - телефон убирается в карман, они вместе спускаются вниз, к выходу. Грэй взял Аваланж за руку, кивком показал Авене направление, куда они должны идти, и сделал несколько непривычно медленных, подравнивающихся под шаг их процессии шагов.
- Знаешь, о чем я подумала? А ведь после революции я так и ни разу не побывала в Третьем Дистрикте. Не такую ты хотел жизнь, верно? Не невесту-трибута, не больного раком ребенка...
- Я был там не так давно. Практически все восстановлено, внешне следов революции практически не осталось. Внешне... - он немного помолчал, вспоминая, как царапала Авена буквы на фрагменте стены Капитолия, тогда, невообразимо давно, когда она только потеряла свою семью, - Мы можем съездить туда вместе, навестить Бити, Вайресс... Когда Аваланж окрепнет.
Да, теперь они были куда менее мобильны. Но с девочкой у них и поводов для поездок будет больше, дети ждут отпуска родителей едва ли не больше, чем сами родители.
- Не говори глупостей, любимая... Я вообще не думал о том, что когда-нибудь обрасту полноценной семьей, раньше мне хватало матери и сестры. Пока не встретил тебя... И не понял, что мне жизненно необходима жена-трибут, вместе со всеми ее плюсами и минусами. Разве может быть иначе?.. А Аваланж мы вылечим, и будет она просто счастливым ребенком. О счастливых детях мечтают все... Аваланж, куда ты?
Девочка отпустила его руку и побежала к клумбе, по случаю зимы украшенной морозостойкими, генетически измененными тюльпанами. Присев и понюхав алый цветок она огорченно пробормотала: "Не пахнут...".
- Это зимние цветы, Аваланж. Они только внешне выглядят, как настоящие... А полноценные, настоящие цветы будут летом. Или в теплицах. В Капитолии есть очень красивый зимний сад, мы туда сходим, посмотришь.
Когда-то это был закрытый зимний сад Кориолана Сноу, и с ним у Грэя были в основном рабочие, часто - неприятные воспоминания. Но теперь все изменилось. Теперь это место было другим. И там уже не так сильно пахло белыми розами, запахом, ставшим весьма ярким стимулом восстания.

В прятки. Грэй никогда не любил этой игры - в трущобах его детства легко можно было спрятаться так, что потом уже никто не найдет, и сам не найдешься. Но отрываться от соседских детей не хотелось, и периодически они с сестрой присоединялись к орущей ораве малолеток, разбегавшихся по хмурым серым баракам. Тогда он был жилистым, вертким, быстрым ребенком, умудрявшимся забраться в немыслимые места, где его долго не могли найти, где он мог часами заниматься своими делами, не отвлекаясь на лишнюю суету, но теперь многое изменилось.
- А вы разве не играете, мистер? - Авена скрещивает руки и начинает считать
- Мне не оставляют шансов дезертировать, - рассмеялся он, убегая куда-то между деревьев. Забытые детские навыки вспоминались без его ведома, без его участия, и вставая за широким дубом он не сразу подумал, что стоило бы выбрать такое место, где он мог бы видеть Аваланж и присматривать за ней. Прятаться вместе всегда было проигрышным вариантом, неправильной стратегией, но сейчас задача была не выиграть... Задача была развлечь ребенка, найти с ней контакт, подружиться. Снова, как в детстве - понравится, узнать друг о друге максимум, и потом с чистой душой, с уверенностью понять, что этот человек тебе уже не чужой. В детстве дружба приходила быстро. В детстве все было проще. Только вот детство закончилось неприлично давно...
В кармане завибрировал телефон. Рэд быстро выглянул из-за дерева, высматривая пальто Авены, и ответил на звонок, не заметив ее поблизости.
- Да, Катиш.
- Шеф, здравствуйте. Вы скоро приедете? Тут всплыли интересные подробности о поставках зерна, похоже, что несколько вагонов кто-то все-таки прибрал себе и торговал хлебом в обход льгот...
- Уже и во Втором воруюут... Столько у них денег, а они продолжают наживаться друг на друге. По документам они это все как провели? Не могли же просто исчезнуть целые вагоны.
- Они поступили проще. Исчезли не вагоны, а документы, и местные делопроизводители, похоже, совершенно не собираются их искать. Плечами пожимают и все.
- Ну, детка... Ты же авторитет, должна уже научиться справляться с подобными вещами. У них приказ, но твой приказ выше.
- Я не такой уж и авторитет для них, мистер Неро... Вы не могли бы подъехать? К вечеру эти документы уже должны быть у нас, иначе не удастся обсудить этот инцидент с...
- Да-да, понял... Нет, пока не могу. Катиш, я подъеду, как только смогу, и у меня к тебе будет поручение личного характера. Тебе понравится, наверняка.
- Если я буду успевать спать - понравится, шеф.
- Я подумаю, что мы сможем с этим сделать, Катиш. Кстати, про "спать", набери, пожалуйста... - Рэд открыл было рот, собираясь закончить очередное распоряжение, как тишину зимнего парка прорезал голос Авены. Она звала его, и истеричные, жутковатые нотки вибрировали в протяжном звуке.
- Я перезвоню, - Грэй рванул с места, торопясь в сторону, откуда доносился крик, на ходу запихивая телефон в карман пальто. Не нужно было быть гением для того, чтобы понять, что могло вызывать подобный ужас у Авены, и торопясь к ней и почти уже дочери Рэд успел промотать в голове множество сценариев развития событий. По всему выходило, что первым делом нужно было заставить себя собраться и перестать паниковать, а также, по возможности, привести в себя невесту.
Обогнув одну из построек детской площадки Грэй заметил их - девушку и крохотное красное пальтишко. Авена перебирала ампулы, вытряхнутые на землю вместе со всем содержимым ее сумки, и в ее судорожных движениях сквозила паника. В душе мужчины все похолодело, он нагнулся, затем сел рядом, приподнимая лежащую девочку.
- Ави, у тебя дрожат руки, приди в себя, - говорит он спокойно. Цена этого голоса безмерно велика - долгие годы тренировок самообладания, навыки, шлифовавшиеся годами работы у Сноу, тяжелейшими решениями, которые приходилось принимать, наплевав на собственные принципы, на робкие попытки души усомниться в их честности и правильности. Он испугался, и испуг выдернул его под привычную чиновничью маску. Так он мог действовать, а не паниковать, так он мог анализировать и искать оптимальный выход, а не метаться по парку, так он мог реагировать профессионалом. Рэд смотрел на тонкие, бледные, трясущиеся пальцы Авены, и уже был готов протянуть руку, чтобы забрать у нее шприц с лекарством. Уколы он ставить умел, рука Грэя была твердой, движения - точными. Сказывалась многочисленная практика... Его каждый раз внутренне передергивало, когда он вспоминал, сколько уколов сделал Авене, сколько яда вкачал в ее кровь тогда, уже, кажется, в прошлой жизни, сколько кошмаров она пережила по его вине. Тогда же услужливая память подсовывала другое воспоминание - ее теплые глаза, полные благодарности, когда он без спроса вколол ей обезболивающее на окраинах Капитолия, у страшного, полного скорби самопального памятника пропавшим жертвам репрессий. Тогда он понял, что не может оставить все, как есть. Что даже титаническое упрямство Авены не помешает ему бороться за ее жизнь, за ее здоровье, за ее счастье. Теперь история повторялось, но на руках у него лежал маленький больной ребенок, а не трибут...
- Может, я? - начал он осторожно, но Вена уже совладала с собой, уверенной рукой вводя девочке лекарство. Профессионализм берет свое, тогда, когда ты живешь своей работой, когда для тебя твое дело - больше, чем просто заработок. Грэй подобрал упавшую с волос девочки шапочку, передал ее невесте, и осторожно, стараясь лишний раз не тревожить и не менять положения тела, поднял ребенка на руки, вставая вместе с ней.
- Возвращаемся. Похоже, с активными играми мы все-таки поторопились, нужно было спокойно погулять... Авена, начинай дышать, ты бледнеешь, а вас обеих я до больницы не донесу, - немного здравого смысла никогда не помешает. Они вместе двинулись по дорожке парка назад, к больнице, Грэй шел размашистым, быстрым шагом, одновременно стараясь не слишком тревожить девочку. Аваланж практически ничего не весила, светлые волосы растрепались, тонкими нитями сияя на темной ткани его пальто, и Рэду казалось, что он несет призрака. Но это был не призрак, это был живой человек, живая девочка... Его дочь.

Хорошие клиники отличаются от плохих тем, что увидев реальную беду врачи не принимаются отчитывать, искать виноватых, брюзжать, и говорить, как было надо. У настоящей медицины, как у истории, нет сослагательного наклонения, врачи обязаны смотреть в будущее, обязаны бороться за него, выцарапывать его у судьбы. И, опуская малышку на моментально образовавшуюся в холле каталку, Рэд знал, что все вопросы и объяснения будут позже, сейчас от них нужно только одно - не мешать.
Он обернулся к невесте. Авена взяла себя в руки, но все же была бледной, в глазах вновь появилось то загнанно-упрямое выражение, которое он столько раз видел в прошлом. Она никогда не перестанет бороться, никогда не оставит свою девочку, даже если случилась критическая ошибка, даже если наступил переломный момент. Он перехватил ее за руку, заговорил негромко, так, чтобы его не слышали остальные.
- Не иди с ними, любимая. Я понимаю, ты хочешь быть рядом, но дай им работать. В тебе сейчас... Эмоции, справишься с ними, начнешь мыслить рационально - пойдешь туда. Это не революция, ты - не единственный врач на сто миль, не нужно рисковать и горячиться...
Он опасался за девочку, но еще больше волновался за девушку. Она знала, как  работать в стрессовых ситуациях, но тогда у нее не было другого выбора. Человек в таком эмоциональном состоянии скорее совершит ошибку, чем спокойный, сосредоточенный, и Рэд был уверен, что Авене нужно хотя бы немного времени, чтобы совладать с собой. Сегодня эта девочка стала ее дочерью, и сегодня же она едва не потеряла ее...
- Пташка, скажи мне что-нибудь, не молчи. Выпускай пар, я все равно не пущу тебя туда, пока ты не выдохнешь. Ты мать, а не врач, а сейчас врач должен встать на первое место. Ну же...

Мир пронизан страхом, никто не может спрятаться от этого чувства, никто не может от него убежать. Те, кому есть что терять, боятся за вещественное, те, кому есть кого терять, боятся за людей, те, у кого нет ничего, кроме собственной жизни, боятся за него. Страхи толкаются внутри нас, в каждую секунду времени воюя за приоритетное место, расставляя акценты в нашей жизни, определяя основные направления наших действий. Страх заставляет нас двигаться вперед. Ровно до того момента, пока ты не устаешь бояться, пока ты усилием воли не заставляешь себя остановиться и просто подумать, просто понять, что и почему ты должен делать, что должен чувствовать. Жизнь без отравы кошмаров, жизнь с настоящими чувствами, а не паранойей... Мы веками отвыкали от этого, но нам жизненно важно научиться жить так. Если не ради себя, то ради других... Ради детей, которым, возможно, привыкнуть жить без страха будет уже легче.
Рэд знал, что удержать невесту на месте будет нелегко. Переполняющее чувство долга, лихо заваренное на страхе потерять дочь, заставляло пташку биться в его объятиях-клетке, но клетке такое было уже привычно. Есть моменты, когда лучше потерпеть, есть моменты, когда нужно хотя бы немного успокоиться... Грэй наплевал на все правила и приличия, на то, что подумают о них всех работники больницы, на то, что за каждым кустом может оказаться очередной сплетник с фотоаппаратом, готовый отдать душу, левую руку и одну из почек, лишь бы получить новый сенсационный материал. Сегодня они предоставили бы такому сплетнику материала на год вперед. Но это не имело абсолютно никакого значения, когда в твоих руках любимая девушка не знает, что сделать, чтобы спасти своего ребенка, и готова на безумства, которые совсем не факт, что помогут. Грэй прижал Авену к себе, закрыл глаза, и в памяти пронеслись сотни таких объятий. Такой давний Капитолий, его дом, запах лекарств, бесконечный яд, миротворцы, громыхающие сапогами на первом этаже, и тонкий шлейф интриги, смертельной игры. Звуки выстрелов, удар в висок, и ее крик - последнее, что он помнил перед потерей сознания. Затем Тринадцатый, долгие дни в каменном мешке, сменившиеся запахом ее кожи, а затем - болью и страхом. Потом - месяцы революции, тогда он запретил колоть ей что-то, запретил лезть ей в душу, и в минуты кризисов, в минуты ее внутренней борьбы собственного запутанного сознания он также держал ее в руках, не давая навредить себе и окружающим. Держал в руках и шептал ее имя, звал ее назад, к себе... Звал назад свою любимую Пташку.
Теперь имени будет два. Грэй заранее предвидел ту прорву ночей, когда он будет звать назад Аваланж, понимал, что больному ребенку будет непросто выбраться в светлый мир. Но теперь уже их маленькая семья по праву считалась специалистами по надежде и возвращению к реальной жизни, любимой и прекрасной жизни...
Я не хотела. Не хотела причинить ей вред, правда, - Грэй кивает, держа ее за руку. Конечно, он понимает ее, понимает ее мысли. Годы назад, сидя в подвалах президентского дворца, часами ожидая участи своей семьи и информации о здоровье Авены, потрескавшиеся от жажды и побоев губы шептали то же самое. Тогда ее штопали после дикого удара ножом в живот, а нож этот в ее руки вложил никто иной, как он сам. Сознательно, понимая, что ничего хорошего из этого не выйдет, и все же...
- Ты ни в чем не виновата, не кори себя. Ты поступила так, как должна была. Здесь одно из двух - или надежда, или покой, и знаешь - надежда гораздо важнее.
Он погладил большим пальцем тонкую кожу на ее руке. В этих мимолетных прикосновениях всегда было больше любви, чем в страстных объятиях восторженных, пестрых капитолийцев. Их роман, вся их жизнь, так или иначе постоянно проходили на виду, и эта скупая, сдержанная нежность вызывала у многих недоумение. Они не знали, что легкое прикосновение было единственной доступной им близостью в те дни, когда за каждым их шагом следили десятки камер, а они сами не готовы были признаться даже самим себе в том, что их уже связало что-то большее...
- Мисс Бейкер?
Авена вскакивает, тонкая нить вновь рвется. Сейчас она вся там, в палате, рядом с девочкой, уже ставшей ей дочерью. Сейчас нет ничего важнее, и Грэй с усилием, но решительно подавил всколыхнувшуюся было ревность. Капитолиец встал рядом, слушая слова медсестры, а затем и доктора. Легкий поцелуй, объятия, Грэй запустил пальцы в золотистые локоны, успокаивающе поглаживая старшую из своих маленьких девочек.
- Вот видишь, малыш, все к лучшему. Все будет хорошо, мы всегда со всем справлялись... И в этот раз справимся.
В кармане зазвонил телефон, Грэй закрыл глаза, борясь с желанием не отпускать Авену и необходимостью хотя бы посмотреть, от кого идет звонок. Он вспомнил, на чем закончился разговор с Катиш, и понял, что бедная девушка наверняка не находит себе места от беспокойства. Капитолиец вынул телефон из кармана, глазами прося извинения у Авены, и ответил на звонок, одной рукой все же держа любимую за плечи, не отпуская.
- Шеф, все в порядке? Вы оборвали звонок...
- Да, все нормально. Я приеду минут через... - Грэй посмотрел на часы, - 40, предупреди там, чтобы все подготовили. Вытрясем из них максимум информации, пообещай, что каждый лист, который я обнаружу потом недосданным, я буду считать по тарифу в месяц тюремного заключения.
- Сурово. Вы не в духе?
- Почему же, вполне в духе, только не хочу тратить на эти игры столько времени... Есть куда более важные вещи...
- М-м-м, шеф, а...
- Потом все вопросы, как приеду. Скоро уже.
- Хорошо, мистер Неро, мы ждем.
Щелчок захлопнутой крышки, Грэй убрал телефон назад в карман, внимательно смотря на невесту. Ему не хотелось оставлять ее сейчас, не хотелось отходить от нее ни на минуту, ведь сегодняшний день стал новой важной датой, новым моментом, к которому они потом будут возвращаться в памяти...
- Я бы отдал сейчас душу, лишь бы не уезжать отсюда, птичка, но надо ехать. Или местные бюрократы разорвут Катю на миллион кусочков. Ты обещаешь, что вы тут не наломаете дров, пока я буду занят? - он легко улыбнулся, убрал со лба девушки светлую прядь, - Вечером ужин с местным руководством, в полуформальной обстановке... До него нужно раскопать кое-какие подробности. Если Аваланж будет спать, а у тебя будет желание - сходим туда вместе? Я пришлю за тобой машину, и мы проведем с тобой вместе еще хоть немного времени... И после сможем приехать сюда вместе.
Как много "если" теперь будет в их жизни. Их и раньше было достаточно, но новый фактор был важнее всех предыдущих. И новый фактор мог лишить их совместного времени, к которому они оба уже так привыкли...
- Поцелуй девочку за меня, когда она проснется, хорошо? И отписывай коротко, как у вас дела. Документы на удочерение я скажу готовить, вернемся в Капитолий - и соберем все, что нужно... Попробуем провернуть это все поскорее, минуя бестолковость бюрократии.