Революция осталась позади. Позади кровопролитная война, которая оставила страну умирать от ран. И вместо того, чтобы латать дыры, лучшие мире сего решают,что делать дальше: быть последним Голодным Играм или нет. Я твердо уверен, что ни к чему хорошему это голосование не приведет. Мы боролись за то, чтобы уничтожить Голодные Игры, навсегда выжечь их из нашей памяти, но жажда мести оказалась сильнее. Никогда не понимал, почему за грехи родителей расплачиваться приходится детям.
Нам было не так много, и подавляющее число голосов отдали за то, чтобы Голодные Игры должны пройти. Последние в истории семьдесят пятые. Голос разума не был услышан, и оставалось просто смириться с тем, что лучше все же не будет. В тот вечер я бесцельно бродил по городу, избегая знакомые лица. Слишком много знакомых лиц в Капитолии, я был здесь частым гостем. Не могу сказать, что ненавижу этот город Я выступал против режима Сноу, против его тирании, но не против города в частности. Столица с большими огнями, накрашенными женщинами и мужчинами всегда манила меня. И все же небо над городом слишком тяжелое для моих плеч.
В отведенные апартаменты, в основном это были те же самые номера, которые мы занимали во время подготовки к Голодным Играм и еще парочка таких же. Не запутаешься. Как обычно, на первом этаже располагался ювелирный дистрикт, и дальше как когда-то придумали. Днем я собирался покинуть город, чтобы несколько дней провести дома, вообще узнать, что от него осталось и сколько нужно сделать. Слишком поздно пришло осознание того, что некоторым вообще некуда возвращаться. Двенадцатый Дистрикты был уничтожен, стерт с лица земли, дистриктовцам просто некуда было возвращаться. Сколько времени уйдет на то, чтобы отстроить его заново? Но, по правде говоря, это не моя проблема. И Хеймитч Эбернати больше не будет моей головной болью, от которой просто не существовало лекарства.
Не скрою, наша дружба многое значит для меня, но больше мы не будем зависеть друг от друга, больше не нужно будет прикрывать друг другу спину. Мы сможем начать новые жизни. Но это не значит, что я не сорвусь с места, если мне снова позвонят и сообщат, что Эбернати вновь набедокурил.
Я горячо прощаюсь с Сидер. Крепко жму единственную руку Рубакки и отправляюсь этажом выше, чтобы проститься с Хеймитчем. Мы увидимся через пару недель, когда начнутся подготовки к последним Играм. Насколько мне известно, Хеймитчу снова предстоит стать ментором, меня эта участь миловала. И я благодарен небесам за это.
Створки лифта открываются на двенадцатом этаже. В общей гостиной никого. Догадываюсь, что Пит Мелларк и Китнисс Эвередин наслаждаются временем вместе, и полагаю, что их ментор находится в своей комнате. По дороге строю предположения в каком состоянии обнаружу Двенадцатого. Открываю дверь без стука. Не боюсь ошибиться. В этих комнатах могли находиться только четыре человека. И дорогу к двум комнатам я изучил наизусть и найду с закрытыми глазами. Надо будет заглянуть и к Эффи. Блондиночка стала мне дорога за все время нашего знакомства.
В комнате Эбернати полумрак, шторы плотно задвинуты, и я, не долго думая, твердой поступью направляюсь к окну, чтобы впустить в комнату немного солнечного света. И обнаруживаю Хеймитча на диване.
- В этом мире нет ничего постоянее, чем ты, - беззлобно говорю я,  с интересом разглядывая мужчину. За столько лет знакомства я досконально изучил его состояние, и весь внешний вид мужчины говорит о том, что со вчерашнего вечера кто-то был мертвецки пьян.

Эбернати в своем репертуаре. Грешным делом, мы с Хевенсби смели думать, что пребывание в жестких рамках Тринадцатого исправит его, но в случае с Эбернати, как с горбатым. Но могила тоже может не помочь. Если бы Плутарх увидел его в таком состоянии, то скорее всего просто хлопнул бы дверью, желательно по раскрасневшемуся лицу. Мы абсолютно разные по характеру, по внешним данным, и даже по возрасту, но революция нас объединила. Дала нам то, что мы могли не найти в мирное время. Лично я обрел двоих друзей, с которым расставание, даже не самое долгое, принесет горечь.
Однако это был бы не Хеймитч, если бы год в тяжелых условиях революционного Дистрикта могли бы изменить его язвительный характер. Пока верхи революции разгоняли локомотив Тринадцатого, Хеймитч искал возможности обойти сухой закон Койн, который, как мне показалось, и ввели туда только по прибытию блондина в оный. С другой стороны, это оказалось полезно. На трезвую голову Эбернати мыслил так же разумно и выдавал порой нестандартные решения обычной ситуации, что оказывалось полезно.
Неловко спрашивать друга о том, что именно подтолкнуло его снова окунуться в прошлое и залить свою душу алкогольными напитками. Но судя по тому, что Эффи не было рядом, полагаю, она давно уже махнула на него рукой. А главное, что теперь ей совсем не обязательно терпеть его самого и его пьяные выходки. Эффи Тринкетт нынче официально свободна от пьяницы из Двенадцатого. А жаль, они могли бы стать красивой парой.
- Ищу стыд...стыд и совесть, - скрещиваю руки на груди. Я догадываюсь, что это за блеск в его глазах. Сам когда-то просыпался с таким же. Победителям снится арена. Часто. Слишком часто, чтобы иметь возможность забывать о ней. А стоит начать, как кошмар, отчетливый, ясный, снова преследует их по ночам. Я наивно полагал, что после революции кошмары закончатся. Но нет. И судя по всему не у меня одного. - Дурной сон? -с учтивостью спрашиваю я. В своей жизни я никого не упрекал. У любого человека есть право выбора от рождения. И никто не может говорить другому, хорошо это или плохо. Только самостоятельно можно оценить правоту своего поступка.
Эти комнаты были знакомы до комка в горле, до дрожи в пальцах. Когда целый месяц здесь кормят на убой, приводят в порядок, а потом отправляют на верную смерть тех, кто толком не начал свою жизнь. Я был одним из них, потом вел на бойню других, таких же, каким я был когда-то. Когда на Жатве вытащили имя Блеска Лейна, одного взгляда было достаточно, чтобы понять - именно он станет победителей Голодных Игр. И Блеск меня не подвел. Это могло бы означать, что моя миссия в Капитолии выполнена, но к тому времени я уже достаточно погряз в других делах. И еще был Хеймитч...
Хеймитч Эбернати, которого с трудом выносили многие менторы, но который мне искренне нравился. Хотя бы тем, что к нему не опасно поворачиваться спиной. Все, что нужно, этот человек может сказать в лицо. И если драться - то не подло нападать со спины. И мне, если честно, даже немного льстило, что Рубака отошел на второй план, уступив место мне и Хевенсби.
- Я могу позвонить Хевенсби и попросить его приехать с аспирином, - с усмешкой и издевкой проговариваю каждое слово, с наслаждением наблюдая, как Эбернати морщится от солнечного света. Хевенсби будет строить новую карьеру на руинах старого Панема. Больше он не всегда доступный вербовщик в ряды последователей Тринадцатого Дистрикта. Но этот звонок меня бы позабавил...