В Капитолии совсем другое небо. Лазурно-синее, готовое упасть тебе на плечи, укутав звездным одеялом. Азе не спалось. Девчонка сидела, грея руки о чашку с теплым молоком, и вглядывалась в кромешную тьму, сквозь панорамное окно на Капитолий. Чем же удивить наутро пресыщенных спонсоров. Как обеспечить себе если не победу, то помощь и поддержку? Чем ты лучше других, Гэлбрайт? Чем можешь быть им полезной? Много вопросов, но в сухом остатке - ни одного ответа. А умирать в 17 лет совсем не хотелось. И постепенно она решилась на риск. Ну что, костлявая, нам с тобой не по пути? - во тьме блеснула девченочья улыбка, и полчаса спустя Аза уснула, уверенная в собственных силах, и в том, что дотянет хотя бы до второго дня.

Она не боялась упустить жизнь. Это попросту невозможно, потому что  стояла у самого ее ядра, вот она перед ней — не простая и не сложная. Лишь избранные это понимают, а те, кто не понимает — придумывают свои теории. Было время, когда она даже не пыталась ни в чем разобраться — ее мир умещался в ладонях брата, и этого было достаточно. Теперь она пыталась приобщиться к другому, общему. В котором существовали многие близкие ей люди. Не получилось. До сих пор. Воспоминания обступили ее со всех сторон, изолировали от мира, как непроницаемый скафандр, и Азаэль уже не помещалась в пространство, где вроде бы на каждого должно хватить места.
Я не хочу умирать, черт бы вас побрал. Я. Не. Хочу. Умирать.

Так она и жила эти дни в коконе, в коридоре между потерянным своим миром и недосягаемым миром всеобщего пользования. И вряд ли кто-то, не утративший смысл бытия смог бы понять ее. Она больше не искала объяснений происходящему. Не держалась за любые виды времени. Ее жизнь теперь помещается внутри одной большой пустоты, с которой Азаэль срослась в единое целое, даже страх отступил— вполне обычное состояние, повседневность. Но память, как говорят, никогда не оставляет в покое.
Пришло полное, абсолютное смирение. Отсутствие ожиданий. Довольствование тем, что осталось. Для нее не было жизни, какой она была прежде. Это все из другого измерения, другого пространства. Да какая разница откуда? Для нее почти закончилось время. Для нее больше нет попыток или преждевременных решений. Так легче. Так, скорее, надо.
Аза ни на что не может полагаться — бессмысленно искать спасение в ком-то или в чем-то, только она сама может создать то, что спасет. Каждое чувство — кровяной сгусток. Кажется, ее вывернули наизнанку, и она привыкла жить в таком положении. Из зала выходит четвертый. Гэлбрайт не запоминает имен, так проще, проще будет потом убивать. Порядковый номер - трибут. А имя - человек. За это короткое время она научилась понимать разницу. Эрмаэль рядом. Всегда. Кожей чувствуются его ладони на слегка подрагивающих плечах. Слова не нужны. Вся полнота бытия в этом, древнем, как мир, жесте. Азаэль делает шаг вперед, и массивные двери бесшумно закрываются за ней, оставляя ее наедине с толпой, что жаждет хлеба и зрелищ.

У нее ничего больше нет, кроме себя самой. Все, что было, осталось там, за пределами тренировочного центра. Теперь она не разделяет время на прошлое, настоящее, будущее. Только сегодня – в нем одном начало, продолжение и, скорее всего, конец жизни. Календарь с одной страницей. Так лучше. Трезво оцениваешь то, что имеешь на данный момент. Не оглядываешься назад и не заглядываешь вперед. Никакого самообмана. Иллюзия – это далеко не надежда, а надежда - не всегда реальность. Это не пессимизм. Принимать жизнь как она есть. В немецком языке есть слово «hassliebe». Если по словарю, то оно переводится как «чувство, колеблющееся между любовью и ненавистью». Вот такое чувство Аза испытывает к каждому своему «сегодня».
Оглядывается. Лицо озаряет улыбка. Здесь есть все, что нужно... Спасибо за науку, мама. Две доли никому неприметного порошка, одна - воды, и кое-какая травка...Господа учредители, сейчас будет шоу.
Азаэль, повернувшись к капитолийцам спиной, медленно сняла свой тренировочный костюм. Куча бесформенного тряпья, и тонкая струйка из зажатой в ладонях фляжки. Жидкость шипит, въедается в материю, прожигая в ней отвратительные дыры. Человек будет мучиться гораздо дольше, умирая в агонии, моля о спасении.
-Кто-нибудь хочет испытать действие этого милого состава на себе, или добровольцев нет? - осознанная дерзость. А на лице - улыбка.
Послать на фиг обстоятельства – удалось. Она ничего не делала для этого, ничего конкретного. Оставалась собой, свободной и несгибаемой. В ее жизни до этого мгновения, не было случаев, когда сильно хотелось отправить всё-вся куда подальше и выписать себе по каталогу другую жизнь, и желания  не шли наперекор необходимости. С желаниями всегда так: нужно сохранить силу, не переставать желать. А Аза больше всего на свете хотела жить.

Отредактировано Azael Galbraith (2013-05-02 16:26:59)