Судьба не щадит никого. Что это такое, судьба? Неужели это кто-то, кто управляет нами как марионетками, будто мы лишь куклы, не способные чувствовать, думать, даже дышать самостоятельно? Глупости, все глупости, но только так не считают те, кто стоят во главе нашей страны Панем. Сноу и все его сподвижники давно решили, кому надо умирать, а кому нет, а главное – как. Для детей это была публичная смерть, а я все еще входила в эту категорию – от 12 до 18 – Голодные Игры, а в другом возрасте Сноу приготовил другое мучение – голод, болезнь, несчастный случай и так далее по списку, и что из этого хуже не знает никто.
Я стою на площади правосудия и жду, когда вытянут имя девушки-трибута, которой выпадет честь защищать имя своего Дистрикта на спортивном фестивале под название «Голодные игры». Рука странной женщины кружит над вазой из прозрачного стекла, а затем она резко хватает два листочка и вытаскивает руку. Смотрит на них, а затем смеется, будто это на самом деле весело. Хватает один лист, прикладывает его к уху, будто пытается услышать имя, нюхает его, а затем проделывает те же самые манипуляции с другим. Интересно, есть ли там мое имя? И вот женщина, которой на вид лет пятьдесят с чересчур узкими глазами, спрашивает, какой лист положить на место. Все молчат, ибо знают, что в другом может оказаться кто угодно. Противный смех, слишком заливистый и мерзкий отдается в ушах, застревая где-то там, под коркой, и объявление результатов. Авена Бейкер. Кто я? Все вокруг расступаются, что я оказываюсь в круге из живых людей. Все они смотрят на меня, будто сочувствуют, хотя может быть так и есть на самом деле, а я понимаю, что оглохла, будто меня ударили обухом топора по голове. Поднимаюсь на сцену и вижу Бити с Вайресс. Девушку я знаю еще не так хорошо, как Бити, который заменил мне отца. Сколько у нас разница? 12 лет?  Настоящий мужчина, который сейчас потеряно смотрит куда-то, но не на меня.  Вот и все, вот и закончилась моя жизнь…
Судьба не щадит никого – ни стара, ни млада. Она смеется в лицо, плюет куда-то вдаль, чтобы позлить, раздразнить или же наоборот, убить насмерть, и даже если не физически, то душевно, делая из человека обычную оболочку, физическую, конечно же, без души, без совести, без любви. Судьба не пощадила и меня, решив вот так посмеяться, дав мне в руки красивый билет в один конец, где меня ждала только смерть. Что я могу показать на Голодных Играх? Что я могу сделать против ребят, которые тренируются с самого рождения? Я не могу перевернуть историю, не могу написать ее заново – я не сильная, а слабая, которая поддается течению сумятицы, что творится вокруг. Во мне еще теплится душа – она еще не убита, поэтому уже находясь в поезде, я позволяю себе немного поплакать, но только тогда, когда остаюсь наедине с собой. Истерика? Нет. Это просто слезы, которые высохнут через пару часов, оставив после себя ничего особенного, лишь пару дорожек, которые смахнутся рукой. Но я не думаю о том ,что будет. Хочу немного пожить тем, что у меня было. Вспоминаю солнечный день, качели и яркие одуванчики и примулы в косе, заплетенные соседскими девчушками ,а затем Бити, качающий меня, приближающий к солнцу. Я хочу хоть на немного задержать эти моменты в голове, прокрутить их вновь и вновь, может быть даже кому-нибудь рассказать, ведь пока память о нас живет, то живем и мы.
Но я заглушаю воспоминания и ту боль, что они приносят – слезы прекращаются, а на их место приходит пустота, которая с бешеной скоростью овладевает всем телом, парализует его на некоторое время, а потом вновь возвращает в нормальное состояние. И в этот момент ко мне заходит Вайресс.
- Привет, - с хрипотцой в голосе отвечаю я, поджимая под себя ноги. Мне нужно опустить взгляд, нужно чем-то себя занять, ибо не хочу, чтобы меня жалели. Не должно быть так, не должно! Чертова шутка судьбы! Отправлять «дочь» на игры, дочь победителя, которую воспитал другой победитель – этого следовало ожидать, ведь сейчас я просто принесу фурор на Арене. Дочь победителя, который отказался от ребенка, был ментором Бити, который заменил его – это должно было случиться. И коль такие гены,  такое воспитание, то я должна быть молодцом, держаться, а не быть амебой, не заниматься самобичеванием, а затем зализыванием ран, ища подходящий случай.
Провожу рукой по лицу, будто поправляю волосы, а затем поднимаю светлые глазки на Вайресс. Мой ментор слишком встревожен, поэтому она вновь недоговаривает фразы. Я обнимаю девушку, будто это она трибут, а не я, но сейчас ей нужна забота намного больше, чем мне. Я умру, а ей переживать это вновь и вновь до скончания веков. Я умру – смирилась с этим, принимая эту фразу уже должное. – Вы ни в чем не виноваты, слышишь? Просто… просто так сложилась судьба, - говорю я, заканчивая свою фразу тихо, будто боясь, что нас кто-то услышит. – Меня убьют, Вайресс, - констатируя факт, говорю я, опустив руки вниз. – Убьют, ведь я ничего не умею делать. Я боюсь, слышишь? Боюсь этого…
Я даю волю слезам, а затем поспешно вытираю их рукавом блузки. Вдохновляй, гори, пылай!
- Спасибо, Вайресс. Я знаю, что ты сделаешь все, что будет в твоих силах. Знаешь, если у меня будет шанс, то я вернусь, обещаю. Ради тебя, Бити, мамы. Я воспитана победителем, - говорю я, уткнувшись Вайресс в плечо. – Но только могу я тебя попросить об одном? Если я не вернусь, то пожалуйста, передай Бити одну вещь, она лежит у меня в комнате под кроватью. Это шкатулка с самыми счастливыми днями в моей жизни, и я хочу, чтобы она была у него. Пожалуйста, Вайресс.
Я хватаю девушку за руку и смотрю ей в глаза.
- Береги его, пожалуйста, а я попытаюсь победить, я ведь умная, сильная, ловкая… почему нельзя пойти против системы, Вайресс? Почему нельзя отказаться от участия? Почему нельзя взбунтоваться? Ведь все Дистрикты отправляют детей на смерть и все бурчат себе под нос, говорят, что это плохо. Почему мы должны подстраиваться под Капитолий?
Я это говорю тихо, хотя знаю, что здесь нет никаких подслушивающий устройств – все проверено, но для перестраховки надо. Вайресс меня поймет… но мне нужен этот разговор сейчас и здесь. С Бити я не могу разговаривать про восстание, не могу спрашивать, что он думает по этому поводу, а с Вай проще.
- Как ты считаешь, мы могли бы изменить этот мир? Все мы?