Единственное, что я выучил, это то, что не надо бросать надежду на жизнь, не пытаться смотреть и не смотреть далеко вперед, а просто наслаждаться настоящим, потому что большинство людей в действительности не ценят настоящего до того момента, пока оно не стало прошлым.
© Билли Джо Армстронг

События минувших дней никак не дают мне покоя, не позволяют отправиться в царство сна и насладиться, возможно, последним прекрасным сновидением в моей жизни. Уже завтра мы окажемся на арене, в совершенно ином мире, мире Голодных игр, где не существует никаких правил, лишь жестокость и огромное желание выжить, дойти до конца и вернуться к обычной жизни. Хотя едва ли она будет обычной после всего пережитого и увиденного. Как человек сможет спать спокойно, помня об ужасе пережитого и о покойных трибутах, чьи тела оплакивают их родные? По коже пробегает ряд мурашек, и я ежусь от посетивших мою голову мыслей. До сих пор не представляю, как смогу убить человека, как он будет истекать кровью на моих глазах, скажет свое последнее слово и вдохнет в легкие воздух в последний раз. Гейл, мой лучший друг, оставшийся на воле, говорил, что убивать людей - это тоже самое, что убивать животных. Но я все еще вижу разницу. Животных мы убивали из-за нужды, из-за голода и ужасной жизни, чтобы прокормить наши семьи. Людей же никогда. Но в глубине души я знаю, что как и голод заставил нас охотиться на братьев наших меньших, так и желание жить заставит убивать тех, кто решит покуситься на мою жизнь. Я должна буду это сделать, я обещала вернуться домой, обещала не кому-нибудь, а самого родному и дорогому моему сердцу человеку, моей младшей сестренке, моей Прим, которая теперь будет вынуждена наблюдать за мной, за всеми тяготами и смертями, которые обязательно произойдут.
Переворачиваюсь на другой бок и смотрю куда-то вдаль, шелковые простыни должны приятно ласкать кожу, а интерьер - радовать глаз, ведь я никогда не видела ничего подобного, ничего поистине шикарного и дорогого в своей жизни, никогда не спала на шелковых простынях и не кушала такой великолепно приготовленной еды. Но вся эта роскошь давит на меня, будто бы я нахожусь в какой-то ловушке, и стены начинают медленно двигаться на меня, и я вот-вот окажусь раздавленной всмятку. Нет ничего лучше дома, пускай и слегка обшарпанного, с самой дешевой, иногда и самодельной мебелью, простой едой, добытой собственными руками, и родными голосами. Я хочу домой. Хочу вернуться и снова увидеть бегущую мне на встречу Прим со стоящими в глазах слезами счастья, улыбающегося Гейла, который несомненно попытается задушить меня своими объятиями и, конечно же, маму. Как бы мне хотелось снова увидеть ее улыбку, наблюдать за ее работой, за лечением пациентов, посетивших наш дом, и заметить хоть капельку счастья в ее усталом личике!
Почему именно я, почему выбор пал на меня в этой безумной схватке не на жизнь, а на смерть? Ответ прост. Выбор пал вовсе не на меня, чье имя было указано в кубке около двадцати раз, а на мою младшую сестру, боявшуюся этих игр как огня и не имеющую ни малейшего шанса выжить. Я не могла дать ей умереть на глазах миллионов, на моих глазах, я не могла бездействовать и заорала, что есть мочи, что я доброволец, что я пойду на игры вместо нее. Кто-то посчитал меня героиней, кто-то тихо возненавидел, но меня это никогда не волновало, я сделала то, что должна была, я спасла самого родного и любимого человека от смерти. Моя маленькая Прим. Помню, как она плакала в нашу последнюю встречу, как ее еле-еле отцепили от меня и унесли прочь, как она молила меня вернуться домой, и я дала ей свое слово. Мама тоже плакала, а я умоляла ее прийти в себя ради Прим, умоляла попытаться выжить без меня и не опускать руки. В этом им должен помочь и Гейл, мой напарник по охоте, мой лучший друг, мой еще один самый близкий человек на всей планете. Мы с ним похожи, даже слишком, оттого я и уверенна в том, что он не бросит мою семью, не даст им умереть с голоду.
Вторым трибутом от нашего Двенадцатого дистрикта стал Пит Мелларк, что стало для меня еще большей неожиданностью, чем выбор моей сестры и мое "волонтерство". Золотой мальчик, сын пекаря, не знающий голода и холода, в прошлом мой спаситель от голода, бросивший мне буханку подгорелого хлеба. В глубине души я всегда оставалась благодарной ему, но наяву множество раз мне хотелось подойти к нему и сделать что-нибудь эдакое за его полный презрения взгляд. Да, я из бедной семьи, из самого поганого района города, далеко не первая красавица и умница, но никто не заслуживает унижения, пускай даже и молчаливого. После прощания мы оказались с ним в одном поезде, но и там нам не удалось найти общий язык, каждый стоял на своем и не хотел идти на какие-то уступки другому. Каждый придумал свою тактику "битвы": Пит пытался подмазаться и махал ручкой из окна зрителям Капитолия, а я тихо закипала изнутри и топила в себе желание кинуть что-то потяжелее в него, а заодно и в окно. Не стали мы друзьями и после, хоть и нашли какие-то точки соприкосновения и даже сыграли на публику по время представления трибутов, взялись за руки и подняли их высоко вверх. Признаюсь честно, после этого я побежала мыть руки, настолько противно мне было все происходящее. Ударом ниже пояса стали раздельные тренировки, будто бы я на самом деле какая-то прокаженная, а затем и его признание на телешоу. Помню, тогда я прижала его к стенке и совершенно точно хотела покалечить, мне не нужна такая дешевая слава. Слава девушки, которая много лет нравилась парню, и теперь они вместе оказались на Голодных играх, где выжить может лишь один, а второй обречен на вечные страдания из-за утери первого. Я не хотела этого и не хочу до сих пор, но иногда, в минуты страха и слабости, мне кажется, что играть влюбленных - это наш единственный шанс на более-менее долгое существование на арене, шанс на получение еды и лекарств от спонсоров.
Влюбленные. Влюбленность. Любовь. Чувства, чуждые мне до сих пор. Я люблю свою младшую сестру, лишь в этом я уверенна. Презираю слабость матери. Испытываю что-то к Гейлу, но я, я понятия не имею что именно, и сейчас у меня нет времени разбираться с этой чертовщиной. И Пит. Почему меня задевал именно его взгляд, ведь на меня смотрели многие так, а то и похуже? Почему я так разозлилась, когда он сказал, что я нравлюсь ему уже много лет? Не потому ли что мне казалось, что это игра на публике, а не истина? Может быть это задело меня? Я не знаю, теряюсь в догадках и сомнениях, но одно знаю точно: и к Питу я испытываю что-то. От огромного количества мыслей я вскакиваю с кровати и накидываю на себя какую-то первую попавшуюся кофту, иду на прогулку по нашим "владениям", самому последнему этажу и, оказавшись рядом с огромным окном, из которого виден весь Капитолий, я замираю.

Вздрагиваю от неожиданности. Настолько сильно увлеклась происходящим за окном: передвижениями ярких фонариков, мелкими очертаниями забавно разукрашенных людишек, и так глубоко погрузилась в собственные мысли обо всем случившемся за последние дни, что не заметила, как кто-то подошел ко мне со спины. Глаза расширились от страха, кто знает, что задумали в Капитолии, может, после всего того, что я натворила, меня решили покалечить перед началом игр, чтобы усложнить возможность выжить и вернуться домой. Когда я все-таки поняла, что рядом стоит Пит, а не кто-то другой, то смогла вздохнуть с облегчением и вернуться в тому, чем занималась последние минут 15-20, к бессмысленному наблюдению за тем, что происходит по ту сторону окна. Сейчас я даже завидую тем, кто там, немного, ведь она никогда не знали, что такое голод и как с ним бороться, не знали, что такое Жатва и страх, которые полностью тебя поглощает перед ней и во время нее, когда вытягивают бумажки с именами новых трибутов. Для них все это реалити - шоу, забавное зрелище, где выживает сильнейший. От этого на душе становится как-то противно, и я морщу нос. Неужели в мире существуют люди, которые положительно относятся к Играм? Кроме тех, кто их создал и придумал, тех, кто их организовывает. Неужели людям нравится смотреть за чужими смертями? Видимо, да, раз никто и никогда не решался на бунт, на запрет Игр и бессмысленных смертей людей. Когда-то один дистрикт решился на бунт и что теперь от него осталось? Горстка пепла и руины, в которые никто не решался сунуться. Вот если бы всем дистриктам удалось объединиться и оказать сопротивление... Но все это лишь плод моего воображения, нечто невозможное и нереальное, от чего порой становится немного грустно, так как Игры будут существовать еще долго, а люди гибнуть просто так, ради забавы капитолийцев.
-Как тут уснуть... - мы почти никогда не разговаривали спокойно, всегда ругались по поводу и без, я часто огрызылась, хотела прибить его, размазать по стенке, иногда сдерживалась, иногда нет, но сейчас все было как-то по-другому, мне хотелось просто поговорить с ним, тихим шепотом, чтобы лишь он мог меня услышать и разобрать сказанные мной, может, последние слова, хотелось, чтобы в эту минуту рядом со мной был человек, которого я знаю уже много лет и, пускай мы никогда не общались раньше, все же он гораздо лучшая кампания, чем наш ментор, стилисты или кто-то еще, хоть и за все время, проведенное здесь, я успела привязаться к каждому из них по-своему. - Остается лишь смириться и попытаться вернуться домой, - моя самая заветная мечта - вернуться домой, такая далекая и мало вероятная. Профи, как побороть тренирующихся с детства машин-убийц? А другие трибуты? Я помню маленькую девочку, чем она провинилась перед богами, что оказалась сейчас здесь? И как я смогу поднять на нее руку? А если, я тяжело вздыхаю, все они умрут, и мы окажемся с Питом вдвоем, то, что тогда? Как я смогу убить его, человека, который спас меня от голодной смерти? Меня начинает трясти мелкой дрожью от всех этих мыслей и бурной фантазии, безмолвно, лишь одними губами я молюсь о сохранении наших жизней, о возвращении в отчий дом  и о младшей сестре, ее благополучии. Тяжело вздыхаю и делаю шаг назад, почему-то совершенно забыв о нахождении Пита за моей спиной, теперь я оказываюсь практически вплотную прижатой к нему, от чего мне становится жарко, а сердце начинает биться все сильнее и сильнее, с бешеной скоростью, -Ой, прости, - я поворачиваюсь к нему лицом и виновато смотрю в какую-то точку на его теле, а затем все-таки решаюсь поднять свои глаза и заглянуть в его. Ей богу, я только что утонула в его голубых, словно прекрасное небо, глазах. Сердце забилось еще быстрее, а я покраснела, кажется, от макушки до самых кончиков пальцев, хорошо, что здесь было темно, и едва ли он смог бы это увидеть. Отвожу взгляд куда-то в сторону, но не решаюсь отойти от него, делаю глубокий вдох и уже через секунду я снова смотрю на вид из окна, на все эти яркие огонечки, муравьишек - жителей Капитолия и безумное движение. Меня начинает переполнять чувство ненависти ко всему этому, желание кинуть в них что-то побольше, и я набираюсь какой-то жуткой храбрости и на эмоциях выпаливаю первую пришедшую в мою голову мысль: - Зачем ты сказал им, что влюблен в меня? - самый нелепый вопрос, который я только могла задать перед самым началом Голодных игр, - Зачем ты соврал им? Какого черта ты устроил весь этот цирк, делая из нас жалких влюбленных, которым суждено расстаться? - от злости я мне безумно хочется размахивать руками, жестикулировать, но я стою слишком близко к Питу и получается, что каждый раз, когда я пытаюсь что-то изобразить, я касаюсь его, и по коже снова и снова пробегают предательские мурашки. Я снова заглядываю в его глаза, снова начинаю тонуть в них и чуть было не выпаливаю, что вовсе не хочу расставаться с ним, не хочу терять его, пускай он мне и никто, даже не друг, даже не что-то большее, но я лишь приоткрываю рот и стою, как статуя, смотря ему прямо в глаза и, казалось, бы теряя под собой землю от того, как глубоко в них уже утонула.

"Последняя спокойная ночь". Он так правильно подметил, так верно сказал, что я смогла лишь молча согласиться и кивнуть. Никто не знал, что будет завтра, как будет выглядеть арена, будет ли это лес с высокими деревьями, оврагами и горными речками, пустыня с палящим солнцем и маленькими оазисами, необитаемый остров с дикими обезьянами и соленым морем вокруг или ледник с жутким морозом и отсутствием чего-либо живого вокруг. Никто не знал, смогут ли они еще когда-нибудь поспать, будет ли им что поесть и можно ли будет доверять кому-то, кроме себя. Да, мне хочется довериться Питу, но я не уверенна, что смогу, не уверенна, что мы выживем, даже что я или он сможем выжить по отдельности, хотя мне очень хочется надеяться, что вместе у нас чуточку больше шансов, чем по отдельности, поэтому я никуда не ухожу и продолжаю разговор, возможно, последний в моей жизни.
-Смириться и бороться, Пит, - улыбаюсь краешками губ, -Мы должны стать, как они, научиться выживать и... - я не могу сказать этого, язык не поворачивается, и мне остается лишь тяжело вздохнуть,-Я не сдамся ради Прим, никогда, и ты не должен. Ты обязан попытаться вернуться домой, выжить! Пит, мы сможем выбраться, мы должны, - я знаю, что выберется лишь кто-то один из нас или один из них, но попытка - не пытка, мы должны стараться, приложить все силы и дойти до самого конца этой дурацкой игры. Хеймитч смог, а чем мы хуже? Были же победители не из первых дистриктов, так почему нам будет не под силу справиться с этой ношей и расправиться со всеми другими трибутами? Пожимаю плечами в ответ своим мыслям и немного заговорчески улыбаюсь. Страх перед завтрашним утром постепенно отходит на задний план, и я чувствую спокойствие то ли из-за огромной веры в светлое будущее, то ли из-за присутствия светловолосого парня.
Слегка вздрагиваю тогда, когда он гладит меня по голове. Раньше такое мог позволить себе только Гейл, но он же мой лучший друг, и ему все можно. А Пит, Пит - посторонний, знакомый, спасший мне жизнь, такой же трибут, как и я, оказавшийся в капитолийской ловушке, но я ничего не говорю ему и не отхожу дальше, просто продолжаю смотреть в его самые голубые на свете глаза и прокручивать в голове миллион своих дурацких мыслей, миллион возможностей и надежд.
-Эта игра на публику убьет всех нас, - я помню его не таким, без игр на публику и с долей искренности и желанием помочь. Каким бы презрительным не был его взгляд в некоторые моменты, как бы сильно мне не хотелось его прибить, я всегда знала, что Пит - это человек с доброй душой, искренний и не подверженный изменениям из-за какой-то капитолийской чертовщины. И сейчас, когда он заявляет мне про "шансы на выживание" и "игру на публику" я разочаровываюсь, расстраиваюсь из-за того, что так сильно ошибалась в своих убеждениях. Даже если бы это стало моим единственным шансом на выживание, вся эта нелепая игра в жениха и невесту, я бы никогда не воспользовалась этим шансом, я бы умерла от голода, холода или от руки другого трибута, лишь бы остаться собой, той самой Китнисс Эвердин, которая охотилась за пределами дистрикта, которая вызвалась на Игры дабы спасти младшую сестру, острая на язык Китнисс, несдержанная и эмоциональная. В очередной раз я тяжело вздыхаю и еле сдерживаюсь от того, чтобы не заплакать от поглощающей меня обиды на этого парня за то, что он поддался дурацкой игре и ее правилам. -Мы должны были оставаться собой... - я качаю головой, неодобрительно, и я не виню его за то, что он пошел на поводу этих разукрашенных людишек, он пытается выжить любой ценой, я виню лишь себя за собственную наивность и веру в лучшее в людях, веру в то, что, может быть, такой, как Пит Мелларк действительно может быть влюблен в такую простую девчонку из Шлака, как я. Но все это нелепая чушь неправда, игра на публику, которая обязательно поможет ему выжить. Ему. А я буду играть по собственным правилам, попытаюсь выжить одна, может оно и к лучшему.
Мне хочется вырваться, хочется врезать ему звонкую пощечину, но на некоторое время я сдерживаюсь и все также продолжаю смотреть в его голубые глаза. Мои руки предательски дрожат в его руках, и я так много хочу сказать ему сейчас в эту самую секунду, но не знаю нужно ли это. Очередной порыв, эмоции льют через край, и я уже не могу стоять на месте, вырываю руку из его и все-таки бью Питу звонку пощечину, а затем, затем я не ухожу, а лишь шиплю подобно змее: -Я думала, ты другой. Когда-то ты спас меня и мою семью от голода, и я увидела в тебе человека, человека искреннего с большим и добрым сердцем, который живет, а не существует, который не поддастся воле Капитолия и сможет остаться собой, человека честного, как твой отец, и сильного душой и... - я оглядываюсь по сторонам, будто бы кто-то может сейчас нас услышать, хотя на самом деле я просто собираюсь с мыслями, которых накопилось так много у меня в голове, -... и я каждый день благодарила тебя за шанс жить и была уверенна, что ты не такой. Но я ошибалась, - вытаскиваю вторую руку из его руки, как-то нехотя, будто бы это оборвет все то спокойствие, еще несколько минут назад царившее между нами, и ухожу куда-то в сторону. Мне хочется уйти, убежать отсюда и расплакаться где-то в самом темном углу этого этажа, но у меня нет сил на это, и я просто скатываюсь вниз по стенке и еле слышно говорю: - Я думала, что могу понравится такому, как ты, но это ошибка. Спасибо, что развеял все мои сомнения. Каждый сам за себя. Таковы правила игры.

Любите в семнадцать и в сорок.
Без правил, границ и рассудка,
Любите мгновенно и долго,
Гранитно, беспечно и хрупко.
Дышите без сил надышаться,
Горите без права на пепел…
С желаньем пойти и признаться,
С надеждой взлететь и ответить.
Любите наивно и жадно,
Доверчиво и с подозреньем,
Восторженно и безотрадно,
В отсутствие дней и терпенья,
Чтоб, если потом вас спросили,
Ответить вы честно сумели:
Да, Боже, безбожно любили!!
И, черт побери, не жалеем!!

Голова кружится от потока мыслей, от слов, проходящих мимо и от присутствия того самого парня рядом. Кажется, я начинаю сходить с ума. То ли от вновь накрывающей меня волны страха, так упорно пытающегося захватить меня в свои сети и убить последние надежды на лучшее будущее, то ли от волнения, перерастающего в уже более сильную дрожь моих рук и коленок, то ли от этого парня, который неожиданно вскружил мне голову всей этой историей, в которую должен был поверить каждый зритель Голодных игр, а в итоге поверила и я сама. Маленькая наивная дуреха, порой смотрящая на мир сквозь розовые очки. Знаете, после трагической гибели отца, замыкания матери, всей этой бешеной охоты и гонки за провизией, попытками выжить и желанием защитить свою сестру, вся эта нелепая "любовь" с экрана, признание Пита - все это было настолько легким, светлым и каким-то особенно добрым, что я тут же ринулась в омут с головой и поверила в случившееся. Мне отчетливо не хватало ярких красок в моих черно-бело-серых будничных днях, и я жаждала получить их здесь и сейчас, в свои самые последние более-менее спокойные дни, а кто знает, может, и в просто самые последние дни моей жизни.
-Мы справимся, - уверенность не покидает меня ни на секунду, какой бы сильные страх не овладевал мной, но желание жить дальше всегда было сильнее, а теперь еще и желание выжить, спастись самой и спасти этого, кажется, совершенно потерявшего веру в светлое будущее парня. Мы вернемся. Вместе. Или умрем. Но тоже вместе. Едва заметно улыбаюсь одними только уголками губ. - Это игра на выживание, и мы выживем, - железный тон, железная уверенность в голосе, ведь он должен поверить мне, должен поверить в нашу победу, хотя бы до того момента, как мы не окажемся вдвоем на арене, только я и он. Тогда будет сложнее, тогда будет черт знает что, и я уже не буду понимать, что правильно, а что нет, не буду знать, как поступить, но скорее умру сама, чем дам умереть ему. - Мы что-нибудь придумаем. Но одно я знаю точно: все эти Голодные игры, мольбы о помощи и пощаде, крики, убитые люди, - все это еще долго будет сниться нам в самых страшных кошмарах, заставляя просыпать и орать в середине ночи...
Единственное, что поможет мне выжить - это желание вернуться к сестре и мысли о том, что кто-то мог бы медленно и мучительно убивать эту маленькую девочку вместо меня, издеваясь и злобно смеясь от получаемого наслаждения. Я никогда не прощу Капитолию этих Игр, никогда не пойму, почему наравне со взрослыми забирают стариков и детей, почему обычные подростки из последних дистриктов, не умеющие воевать и обращаться с оружием, должны противостоять обученным профи, которые убьют и глазом не моргнув. Перед глазами снова стоит образ моей Прим, но его быстро сменяет маленькая темнокожая девочка, Рута, так умело лазающая по препятствиям. За что ей все это? Ребенок, который станет жертвой капитолийской забавы. Отчего-то мне хочется найти ее первой и хоть как-то помочь, ведь на ее месте могла бы быть Прим. От этих мыслишек мурашки снова и снова проходят по моей коже.
Более-менее успокаиваюсь. От всех этих мыслей, от недавней пощечины Питу и не замечаю, как он оказывается рядом со мной. Нервно вздрагиваю. Действительно, за последние дни я стала слишком нервной, вздрагиваю от каждого шороха и многого не замечаю, стоит быть более собранной и сконцентрированной, а то так подкрадется ко мне кто-нибудь сзади, я не замечу, вздрогну и, оп, вот я уже и буду простым бездыханным телом, за которым прилетят из Капитолия и отправят восвояси. Так дело не пойдет, если я хочу выжить. Спасти кого-то. И жить. Вдруг до меня доходит смысл сказанных Питом слов. "Ненавидишь меня". Да как я могу ненавидеть человека, благодаря которому сейчас живу я и вся моя семья? Человека с широкой душой, который помог мне, спас наши жизни, сжалился. Единственного человека во всем Дистрикте, который не оставил меня умирать голодной смертью под тем деревом напротив его дома. Мой черед тяжело вздыхать.
- Как ты только мог такое подумать, Пит? - я смотрю на него каким-то не своим, полным злобы взглядом, но я быстро меняю гнев на милость и продолжаю разговор уже не со злостью, захватившей меня в свои сети, а как-то более мило, спокойно и с огромной благодарностью, - Я никогда не ненавидела тебя, наоборот, ты казался мне кем-то лучшим, чем все остальные, - в каком-то своем очередном порыве я кладу свою руку на его и вздрагиваю от этого прикосновения. Меня будто бы бьет током каждый раз, когда мы держимся за руки, каждый раз, когда он смотрит на меня и когда он рядом. Никогда не испытывала ничего подобного. С Гейлом я всегда чувствовала себя в своей тарелке, спокойно и размеренно. Мы частенько дурачились, били друг друга и подкалывали, и мне даже несколько раз хотелось его поцеловать, но я всегда ставила дружбу дороже всего, по крайней мере, так я себе говорила, на самом деле просто боясь получить отказ и увидеть заливающегося смехом лучшего друга. Сейчас все было как-то иначе. Нечего было бояться, нечего было терять, но я все равно не сделала того, чего мне сейчас хотелось.
- Я, я... - жадно ловлю воздухом ртом и пытаюсь отыскать правильные слова, но вместо этого все крепче и крепче сжимаю его руку. Убивающее молчание, раз - два - три, и я продолжаю каким-то не своим голосом, дрожащим и загнанным в тупик, - я не хуже и не лучше, я такая же, как и вы, как и ты. Не стоит возносить меня на какой-то нелепый пьедестал, не стоит пытаться спасать меня таким нелепым способом, у медали всегда две стороны, другие могут убить одного из нас на глазах другого, а я, я просто-напросто не переживу, если они убьют тебя, если с тобой что-то случиться...

Спокойствие. Я так сильно жаждала этой минуты тишины, минуты отдыха и наслаждения от того, что никуда не нужно бежать. Но и еще от того, что здесь и сейчас можно просто молчать, ничего не говорить, и тебя обязательно поймут и поддержат в секунду слабости. Я кладу голову Питу на плечо и замираю, сейчас мне хорошо и не хочется ничего, мир как будто бы замер вместе со мной, будто бы завтра утром уже не будет Голодных игр, мы не будем стоять на пороге смерти, будто бы мы лишь здесь и сейчас, мы вдвоем, и мы счастливы каждый по-своему. Лично я от того, что наконец-то нахожусь в тишине и покое с приятным человеком, который понимает меня. Примерно также я чувствую себя и с Гейлом, в безопасности. И для меня это уже и есть счастье.
-Мы будем вместе, - шепчу, словно это какая-то тайна, идущая откуда-то из самых глубин моей души, и ее никто не должен услышать, даже сам Пит, поэтому когда он все же слышит мои наивные слова маленькой девочки, я густо краснею и отворачиваюсь. Мне не хочется, чтобы он видел меня именно такой, покрасневшей, будто бы я и правда "огненная", сеньор - помидор собственной персоной. Гейл бы сейчас рассмеялся и подколол меня какой-нибудь шуточкой, атмосфера бы вновь стала дружеской, и всем было бы весело и смешно, но Гейла здесь нет, рядом со мной сидит Пит, и я понятия не имею, как он отреагирует на мои слова и на мои густо покрасневшие щеки.
Пытаюсь успокоиться и вспомнить хоть что-нибудь веселое и забавное. Мысли снова и снова возвращаются к Гейлу. Интересно, как он там? Вспоминаю день нашей встречи: он - первый красавец Дистрикта, за которым девушки бегают целыми толпами, находит меня за пределами Двенадцатого за изучением его гениальных ловушек. Тогда я собиралась досконально изучить их, чтобы соорудить такие же, но так и не смогла понять всего механизма, а он застал меня за всем этим делом и решил, что я собираюсь спионерить его добычу. Ох, крику - то было! Слава богу, нас никто не услышал, и мы быстро разобрались со всем этим недоразумением. Конечно, мы не сразу после этого стали охотиться вместе, но все чаще и чаще сталкивались в лесу, а затем плюнули и решили, как взрослые люди, что вместе и улов будет больше. Во время охоты мы часто разговаривали о наших погибших в шахте отцах, о семьях, и вскоре я привела Гейла в свой дом, а он познакомил меня со своими. Так мы и стали дружить "семьями", мама Гейла, пожалуй, единственный человек, с кем еще как-то разговаривает моя мама, кроме нас с Прим, конечно же. Улыбаюсь своим мыслям и безмолвно желаю своему другу удачи.
-Я знаю... - теперь снова все хорошо, снова эти минуты безмятежного счастья посетили меня, и я наслаждаюсь каждой из них, пытаясь сохранить все это в своей памяти и не упустить ни одной детали. Вот Пит утыкается в мои волосы, и мне становится как-то безумно приятно от этой близости, я улыбаюсь снова и снова, и мне уже не хочется расставаться с ним ни на минуту. Здесь и сейчас. Не думать о завтра. Забыть о страхе. Кажется, я справляюсь. -Да, все так и будет, - плохие мысли отогнаны куда-то очень - очень далеко, все хорошо, наступил момент какой-то сказки, где принц и принцесса наконец-таки встретились после расставания длиною в целую жизнь. Они оба знали, что есть друг у друга, чувствовали это всем сердцем, являясь половинками друг друга, и ждали эту встречу всю свою жизнь, чтобы просто сидеть на полу и наслаждаться моментом, тишиной. Сейчас не нужно никаких слов, я знаю, что пойду на что угодно, чтобы защитить его от любых невзгод, и совершенно точно знаю, что он сделает для меня тоже самое. Может быть наш экранный роман не так уж плох? Может быть мы сможем быть теми, кем представились? Влюбленными из Двенадцатого Дистрикта. Может это не такая уж и игра, и мы правда влюблены друг в друга? Новый поток мыслей, виток разыгравшего воображения. От следующего шага в пропасть меня сдерживают лишь закрадывающиеся в голову мысли о Гейле, том, который ждет меня дома и к которому я испытываю нечто большее, чем обычная дружба, и мне хочется верить, что он чувствует нечто подобное. Мне страшно разбить его ранимое сердце, причинить острую боль и заставить страдать. Но ведь сейчас, в этом темном коридоре, освещающимся лишь одним - единственным окном, за которым все также туда-сюда мельтешат машинки с их яркими огоньками, муравьишки - людишки, которых едва заметно и видно черное небо с яркими звездами, нас никто не видит и не слышит. Нет камер. Нет зрителей. Есть только мы и этот волшебный момент, который никак нельзя упускать. Я смотрю в окно и через секунду пальцем указываю на падающую звезду: - Загадай желание, - я уже придумала свое, хочу вернуться домой с Питом любой ценой, и ради этого я готова свернуть горы, пройти огонь, воду и медные трубы, все, что угодно, лишь бы мое крошечное и единственное сильное за всю жизнь желание сбылось. Я смотрю на парня какими-то огромными от переполняющих меня чувств глазами, и вот я уже целую его. Первый, от того такой неловкий, поцелуй случился в моей жизни. И не с Гейлом, которого я миллион раз представляла на этом месте, а с Питом, тем, кого теперь я просто обязана спасти любой ценой.
-Извини, я, мне не стоило... - резко встаю и оказываюсь около окна, вновь погруженная в свои самые худшие мысли.