Я здесь...
Всю дорогу до тринадцатого дистрикта не открываю глаз. Упорно делаю вид, что сплю. Уж очень не хочется каждой клеточкой кожи чувствовать сочувствующие взгляды людей, перевозимых этим же транспортом.
Знаете, наверное, у всех имеется определенная точка придела, граница дозволенного страха, лимит эмоций. Так вот во время бомбежки я поняла, что давно перешагнула через этот край. Меня больше не пугает неизвестность. Я лишь не хочу больше потерь. И пока мне есть, что терять, я буду за это отчаянно бороться. Правда, не знаю, как быть с тем, что уже потерянно. Стоит ли рядиться в Шерлока и бросаться грудью на амбразуру того, что я никогда не смогу отпустить? Да, Дем, это я о тебе. Со времен тех Игр прошло так много времени и событий, а ты все так же, белой нитью чувств, проходишь через всю ленту моих воспоминаний. В последнее время я все чаще думаю о тебе, все отчаяннее тоскую и ни на секунду не позволяю себе поверить в то, что ты остался просто двухнедельным прошлым. Ты здесь, ты рядом. Достаточно лишь протянуть руку и… И в сотый раз дать себе клятву во что бы то ни стало найти тебя.
Когда ты живешь воображением, ассоциируя звуки происходящего с картинками прошлого, все воспринимается гораздо ярче. Фантазия услужливо подкидывает красочные образы,  которые создают новый, возможно, не совсем реалистичный мир, забыться в котором не позволяет только память. С того момента, как зрение окончательно покинуло меня, я неустанно мучаюсь одним только вопросом «Что лучше: Никогда не видеть белого света и воображать его себе, не имея никаких ограничений, или все же вкусить красоту мира и, ослепнув, быть благодарной за эту мимолетную возможность увидеть реальность?» Не знаю. Но будь у меня выбор, я бы хотела еще хоть раз взглянуть на то, что сейчас могу лишь потрогать.
Я приваливаюсь лбом к оконному стеклу и действительно погружаюсь в легкую дрему. Я не жду ничего хорошего от тринадцатого, но надежда на лучшее все еще не умирает. Она вообще такая, живучая. Мы с ней этим похожи.
Сама не знаю, как я еще умудряюсь различать реальность и сны, учитывая то, что со слепотой разница между состояниями осталась лишь где-то на периферии сознания. Просыпаюсь, когда приземление туго закладывает уши. От неожиданности теряю себя, по старой привычке широко распахивая глаза. Разумеется, не помогает, в отличие от пары глубоких вдохов. Я прихожу в норму и начинаю подготавливать себя к бюджетной версии ада, который непременно ждет меня сразу после открытия дверей. Мне хочется впасть в кому вплоть до того момента, как я окажусь в сравнительно безопасном месте. Готова поспорить, что что-то подобное у меня и выходит, потому что конкретность мысли я обретаю лишь, когда стихает гул и хаотичная паника волнообразной толпы, а воздух становится тяжелым и терпким, как будто наполненный сомнениями, противоречиями и неловкими паузами в разговорах.
Сопровождающая меня девушка всю дорогу молчит, и это почему-то помогает мне проникнуться к ней доверием. Да и что, кроме безоговорочного доверия остается, когда единственное, в чем я сейчас уверена наверняка – это ее грубоватая ладонь, надежно сжимающая мой локоть.
Голос… И сердце екает так громко, что на мгновение я лишена слуха, а руки в судорожной пляске цепляются за соломинку-ладонь моей провожатой. Показалось, да точно показалось! А потом я тебя чувствую. Твой родной запах и знакомый голос. Фразы, в волнении перегоняющие одна другую. Твое тепло и твои объятья, как будто созданные для того, чтобы понимать и поддерживать. Но даже им не сразу удается вывести мое тело и мысли из оцепенения. Лишь когда прислоняешься щекой к моей руке, я чувствую себя увереннее. Не знаю, как объяснить тебе произошедшее, не знаю, сколько это займет времени. Закрываю глаза, чтобы не пугать, и улыбаюсь, сдерживая первостепенный порыв слез. Тихонько поглаживаю пальцами лицо девушки, которую, думала, потеряла навсегда.
– Венчик, родная, ты ни капли не изменилась, – Уверена, что время на «поговорить» у нас еще будет, а сейчас хочу просто чувствовать под подушечками пальцев тепло твоей кожи. Просто чувствовать.
Мне нужно время, я еще не все проверила, я не убедилась, что ты здорова, но в беспокойстве друг за друга ты выигрываешь один : ноль, не давая мне форы, и ведешь меня к лекарям, которым придется разве что использовать магию за пределами Хогвартса, чтобы вернуть мне полноценность. А я держу тебя за руку, и в этот момент почти уверена, что Счастлива.

Отредактировано Milianna Davidson (2013-08-21 08:15:47)

Вижу ее, вижу ее, свою дорогую, свою подругу Мили. Обнимаю, чувствую ее тепло, слышу ее голос. Говорит, что не изменилась – а ведь она не знает меня новую, меня, совсем другу меня, не ту, что была до игр. Что ей сказать? Я не знаю. Слова будто теряются, будто забываются, а вместо них остается пустота – лишь серый дымок с едливой гарью. Тяну ее за собой, тяну в больничное крыло, где я знаю, что ей помогут, точнее, я в этом уверена. Она тоже важный элемент в этой цепочке, в этом механизме против Капитолия. Она тоже победительница Игр, и намного сильнее, чем все остальные – просто ее никто толком не знает. Она умна ,я помню, как мы с ней делали маленькие капсулы и наполняли их разным газом, а потом здорово получали от Бити за это, помню все, каждую деталь, каждую мелочь, которая нас окружала.
- Милая, там тебе помогут, правда, - повторяю как я как мантру, будто совершенно не знаю других истин, как эту. Но зачем я это говорю? Нет, не для Мили – для себя, ибо успокаиваю, ибо даю надежду, потому что нет ничего хуже, как не видеть того, что творится вокруг. Хотя в такие моменты многие были счастливы потерять зрение, ведь вокруг творится хаос, война, смерти, реки крови, перемешанные с солоноватыми слезами, и самое главное, что от этого никуда не деться – мы сами избрали этот путь, путь избавления от гнета и насилия.
Веду тебя по коридорам, лишь только резко крича на других, чтобы отошли и не мешали – я редко такой бываю, точнее, никогда. Для меня сейчас намного важнее Мили – она занимает большую часть моих мыслей. Как она спаслась? Как она добралась? Как она догадалась про Тринадцатый? Хотя что же, опять следует оговориться, что она была крайне умна, слишком умна для простой девочки из Третьего – будто знала все наперед. Смотрю, а она улыбается, моя Мили и улыбается – смотрит куда-то в сторону, будто пытается высмотреть что-то, а мне от этого становится еще хуже. Я останавливаюсь и, прижав ее к себе, даю волю слезам… на секунду. Глажу ее по волосам, приговаривая, что каждый ответит сполна, а затем, вытерев слезы рукавом куртки из грубой серой ткани, я вновь веду ее. Нельзя терять самообладание ни на секунду – от этого зависит абсолютно все. И вот доктор. Я вижу его с медсестрой, но почему-то не могу окликнуть его, будто что-то мне мешает. Крепче сжимаю плечи сестры, и когда мы уже вот, совсем близко, я тихо говорю Мили: «Доктор Сандерс. Он встречал трибутов, когда мы только пришли в Тринадцатый. Он поможет, я в этом уверена». Останавливаю Мили, а сама делаю шаг вперед, показывая, что без меня ты ничего не сделаешь. Голодные Игры научили меня не доверять людям, даже тем, кто спас тебе жизнь.
- Вы знакомы? – спрашиваю я, завидев прекрасный диалог. Но откуда? И вот меня осеняет, будто обухом по голове. Ну конечно же ,Капитолий. Значит, я попала в яблочко, приведя ее именно с Сандерсу.
- У нее что-то со зрением. Мы можем пройти в твой кабинет? – спрашиваю я и, не дождавшись ответа, помогаю Мили зайти внутрь, пресекая все попытки Демиана помочь. Порой взгляд может быть куда красноречивее, чем слова.
Я помогаю Мили сесть, аккуратно отведя ее к кушетке.
- Все будет отлично, я тебе обещаю, - тихо говорю ей, заботливо поправляя ее волосы.
- Ты сможешь ей помочь?  - уже с напором говорю я, вставая с места. – Прошу, Демиан.