Рэндалл вышел из душного, как ему казалось теперь, помещения, ослабляя галстук, педантично затянутый на шее еще утром. Теперь солнце давно село за урбанистический горизонт и на Капитолий спустилась сырая, свежая ночь, насыщенная своей мелодией дремотных звуков и тусклых огней. Улица кипела жизнью, как и час назад, в том же ритме неугомонной столицы, бегущей впереди тебя на добрых полвека вперед. Люди проходили мимо не меняя масок, не отставая и не перегоняя событий. Энди совсем не списывался в общий поток своей искаженной болью гримасой, отнюдь не дружелюбной и насквозь отталкивающей, при всей соучастности окружающих. Махнув рукой на охранника, проводившего буйного гостя до самого парадного выхода, Льюис отпустил ноющую ногу и опрокинул голову назад, вдыхая густой воздух шумного города. В этом был какой-то необыкновенный шарм, распознать который, видимо, удавалось только ему одному. Оглянувшись на тяжелые двери заведения в последний на сегодня раз, стилист шагнул против людского течения в сторону подальше от угрозы драки. Поступок ментора четвертого дистрикта его не занимал. Энди хватило тех скромных трех минут с вилкой в ноге у столика, чтобы расставить все точки над i в отношении Одейра. Не таким он представлял знакомство с Финником. Хотя, чего уж греха таить, мужчина вообще не представлял себе знакомства с ним. Но какие-то неведомые космические силы распорядились иначе, открыв Льюису глаза на другую, куда более важную истину.
Шагая синими замшевыми туфлями по чищенному тротуару Капитолия, Рэндалл к несчастью для себя задумался над ролью Примаверы в театральной постановке восемью этажами выше уровня движения в столице. Насколько очевидно тяжело ей было находиться рядом со старым знакомым, и насколько наплевательский она отнеслась к нервному выпаду Одейра. Любого здравомыслящего человека подобное отношение заставило бы огорчиться, но зудящая знойная боль в ноге расставляла приоритеты в сторону собственного комфорта, нежели размышлений на тему бытия среди теперь уже врядли друзей. Свернув по узкой аллее, где плотность снующих туда-сюда людей на квадратный метр значительно понижалась, с целью избежать столкновения, Энди оказался в небольшом сквере, скорее похожем на грамотно разбитый двор ландшафтного дизайна, нежели на парк культуры и отдыха. В это время капитолийцам куда интересней находиться в центре событий, на широких улицах и хорошо освещенных аллеях, чем сидеть на угрюмой лавке под одиноким фонарем, скорее служащим предметом декорации, в силу неспособности достаточно осветить местность. Шагать было откровенно больно. Если бы Рэндалл не сглупил и не разодрал повреждение до искренне рваной раны, быть может, он бы спокойно дошел домой или, допустим, до аптеки. Но вместо этого, опустился на холодные щепки лавочки, по-старчески придерживаясь за фонарный столб. Со стороны он был больше похож на бродягу-везунчика, вечер которого удался отличной бутылкой чего-нибудь горячительного. Энди немного шатало, вело в левую сторону, да и сам он давно не утруждал себя манерным поведением. Едва ли не со скрипом опустившись на лавку, он вытянул ногу вперед и откинулся назад. Каждое механическое движение словно колокольный звон напоминало Льюису, с каким остервенением он не любит больницы. Эта неприязнь появилась из неоткуда и только процветала в сознании стилиста. В общем и целом он не имел ничего против самих врачей, их деятельности или медицины, как таковой, а в отдельно взятых случаях был страстных их поклонником и ярым представителем интересов Гиппократа. Парадоксом была сама больница, где скопление всех этих высокообразованных людей в белых халатах, бросающихся трудно выговариваемыми терминами, составляло практически неумолимое отвращение в душе Льюиса. Иногда он бросался подобным оправданием в Лорэй, когда та в очередной раз напоминала об отце, все еще живом и все еще в психиатрической лечебнице. Но это не умоляло ни сестру, ни того факта, что ногу придется шить. Чтобы понять это не нужно протирать штаны на лавке в аудитории восемь лет к ряду. Подтянув к себе поврежденную конечность, Энди аккуратно расчехлил порванную штанину, пытаясь всмотреться и представить процедуру реабилитации. В темноте ни черта не было видно, пришлось боком ехать по лавке и влачить за собой объект любопытства поближе к декорации освещения, сопровождая перемещения соостветствующими звуками убитого вилкой оленя.
Испачканными кровью пальцами, Рэндалл оттянул ткань и ужаснулся. Мнительности ему было не занимать и любая царапина в глазах стилиста была не меньше, чем переломом, открытым, как в пособии по хирургии или той кунсткамере. А здесь целый разрыв, да еще и тупой вилкой, да еще и на собственной, а не чужой, ноге во всей своей гармонии живописи. К горлу подкатило странное ощущения тошноты, поднялось давление и театр фантазии имени Р. Льюиса обрисовал трагичную картину гангрены, скоропостижной ампутации, жизни в бедности вне мира моды, прикованным к кровати неспособностью передвигаться, издевательства Лори до самого плюшевого гроба и прочую ересь научно-фантастического характера, сгенерированную наследником полоумного папаши. Рэндалл был настолько впечатлен увиденным, что в ту же минуту у него заболела и другая нога, и руки - локоть, которым героически был повален Одейр, и костяшки на кулаке, которым Льюис даже не ударил противника, а только представил, как будет это делать. В общем, скорее здесь нужен был не хирург с силиконовой нитью и вогнутой иглой, а скорее психотерапевт с мировым именем, ну или на крайний случай стакан вики. Энди невольно засопел, поддаваясь странной волне паники под натиском идейности мозга, выражая полное несогласие с высшими силами, подвергнувшими его подобному, явно непосильному, испытанию. Сейчас он бы с удовольствием воззвал к каким-нибудь богам, проклиная все на свете, если бы относился к числу адекватно верующих. Однако альтернатива была не лучше: коснувшись кровавыми пальцами бровей, Рэндалл погрузился в обилие псевдонаучных вычиток сомнительных издательств, красочно, с иллюстрациями, описывающих последствия вовремя не промытой раны, инфекционных заражений, вплоть до инвалидности, которыми к своему сожалению стилист баловался в минуты творческого кризиса. Перебивая одна другую вылетали из памяти схемы оказания первой помощи, накладка шины, искусственное дыхание, все что угодно, но не то, что нужно. Только спустя не один десяток вариантов отсеялся единственно верный, заместив  кратковременное отрешение радикально противоположным участием. Затишье после бури предвещало очередной эмоциональный штурм, теперь уже насыщенный поиском дезинфицирующих средств в досягаемости протянутой руки, потому как драма разыгралась не на шутку и теперь только старая цыганка древнего рода может по картам прочесть, чем бы вся эпопея могла закончиться.
Льюис осмотрелся по сторонам, сфокусировав взгляд лишь на удаляющихся спинах компании из трех человек; с другой стороны и вовсе, даже птицы дразняще не скакали вдоль рядом выстроенных деревьев. Вокруг не было никого, только напуганный побочными эффектами ресторанной драки стилист в кровавом раскрасе племени команчей и упрямстве не быть под опекой санитаров.

Пальцы по-странному застыли. Рэнди никогда не думал о том, что кисти рук могут испытать отек или вот такое странное ощущение мерзлоты, не смотря на довольно теплую погоду. Как будто это были и не его пальцы, а чьи-то чужие, по ошибке приделанные к ладони, своей, но чужому запястью. Такое мимолетное и напрочь дикое ощущение Льюис испытал, когда достал сигареты из кармана. Он смотрел на испачканные кровью подушки пальцев, с трудом осознавая, что это его кровь. Прикованному взглядом к такому красочному зрелищу Энди больше нравилась мысль о том, что это чужие лейкоциты-тромбоциты и вся его ладонь - холст, на который небрежно пролили самый исток жизни. В считанные секунды мужчина одернул себя от поэтичных мыслей, возвращая сознание к реальности, в которой он сидел на лавочке, в кратковременной передышке и курил. Вернее не курил, а только собирался, о чем свидетельствовала прокручиваемая вокруг своей оси сигарета. Ощутив на губах сухой привкус табака, во всей своей задумчивости о смысле бытия, начиная с ампутации и заканчивая верностью, Энди просидел так какое-то время, наверняка смахивая на живую статую. Удивительная профессия, но для таковой и Льюис не создан. Казалось он вот-вот заговорит сам с собой, не стесняясь пустынной улицы, разводя полемику о диаметральных полюсах. Именно в этот момент возникла она - вечная призрачная встречная.
Такие встречаются только один раз и, как правило, исчезают с таким же успехом, как и появляются. Вплывают незаметно для остальных, но врываются бесповоротно для тебя. Им ничего не нужно, они ни о чем не просят и, к сожалению, бывают настойчивы и требовательны в своих решениях. Конечно же, Рэндалл ничего подобного не успел ни подумать, ни осознать, в момент когда увидел тонкую, изящную фигуру незнакомки, появившейся на тротуаре в легкой разлетающейся юбке, словно элементаль. Она была похожа на галлюцинацию олицетворения всего воздушного, будто сейчас можно было протянуть руку и та пройдет сквозь незнакомку, с трепетным леденящим ощущением потрескивающего холода, пленительно заманчивого и ускользающего. Энди встрепенулся, вскинув бровь, существующую явно своей собственной жизнью, искренне удивляясь, не дошла ли его мнительность до самого пика - воображаемых образов. Рука невольно поднялась к девушке, но так и не коснулась, потому как извилины вовремя привели себя в адекватное состояние, сигнализируя приемлемые выводы. Барышня была более чем реальна и представлять себе иное означало лишь оплаченную путевку-люкс в один конец, прямиком в уютную мягкую палату отца. Испачканные пальцы остались при хозяине, довольствуясь подбородком в наивном выражении ни к чему не причастного благодетеля. Льюис механически обернулся назад, в сотый раз обнаружив, что на улице никого нет, и только когда вернулся глазами к незнакомке соизволил убрать сигарету и среагировать на  альтруистский порыв.
- Добрый вечер.
Слегка рассеянный вид стилиста по привычке жалел о не подкуренной сигарете и нелепом поведении обиженного судьбой. Не таким он был в обыкновенной беззаботной жизни капитолийца, процветающего на наследии корпорации, признанного художника и образованного человека. Впрочем, кого это заботило. Случайное неудобство, судя по всему смутившее девушку, образовалось спонтанно и Рэндалл ощутил в себе жгучее вдохновение поскорее выровнять положение, не заставляя более незнакомку робко жаться в саму себя. Какая неведомая сила заставила ее подойти к сомнительной личности, таящейся в сумраке дурного уличного фонаря на одинокой улице, в то время, как ей даже не хватает смелости  поднять глаза на Льюиса? Наверняка, каждая генерируемая мысль отражалась на лице стилиста: он и не заметил, как подался вперед рассматривая блондинку в поисках разгадки. Как будто вот так с ходу, не зная ни имени, ни мотивов, хотел знать все о ее призрачности и тех первородных силах, ведущих ее.
- Вы волонтер? - Другого объяснения у Рэнди не обнаружилось. В конце-концов вопрос о том, почему эта хрупкая особа с такой уверенностью предлагает помощь не знакомому прохожему, оставался открытым. Видимо, он забыл, что на лице его была кровь и без слов объясняющая трагичность положения. Рэндаллл отодвинулся от бумажного пакета, оставленного девушкой, словно тот представлял опасность, но следующие слова элементаля радикально меняют разрозненно-подозрительное отношение, накрывая волной благодарного восторга. Эмоционально выдохнув, Льюис готов был снова-таки обратиться в несуществующим богам, за ниспосланное ему спасение. На почве разыгравшейся фантазии, мысленно обозначив девушку ангелом-хранителем, Энди с особой охотой пригласил ее присесть рядом, усердствуя над собственным вызывающим поведением.
- О, не хотелось бы отнимать время, - вернее очень хотелось. В голове непризнанного гения уже выстроилась благополучная развязка, в которой и нога остается при владельце, и гангрена уходит с горизонта, как ночной кошмар. Энди было стыдно признаться, насколько необходима ему была помощь и он метался между желанием тут же потребовать с девушки ее гражданский долг и непреодолимым желанием притвориться, будто все в порядке и умереть на лавочке зараженным, но непобежденным. Гордость рвалась наружу, оттесняя скулящего пса в глубины сознания под магическим натиском очарования барышни, но в какой-то момент Льюис понял, что сможет отблагодарить ее при любом удачном случае. Целый, живой и с ногой. - Неудачная игра в гольф. Оказывается, клюка бывает столько же опасной, сколько огнестрельное оружие.
Оправдание отдавало выдумкой и Льюис был уверен, что незнакомка это поняла. Он дружелюбно улыбнулся ей, признавая алогичность выдуманной истории, в надежде, что та не станет выпытывать. В самом деле, зачем ей забивать дурным голову, когда задача в этой партии у нее вовсе другая. Разводя руками перед неумолимой неудачей оказаться в непотребном виде перед самой добрдетелью, Энди в довесок не вовремя задел поврежденную ногу, сократив мимолетное затишье в отвлечении на девушку очередным болевым шоком. И тут же выпалил все то, что хотел выразить словами в более запутанной форме, дабы не спугнуть небесную удачу.
- Мне катастрофически нужна помощь, - он готов был намертво вцепиться в мед.работника и не отпускать до тех пор, пока не почувствует себя абсолютно здоровым. - Послушайте, я понимаю, что это может показаться глупым, но в больницу я не пойду. Поэтому предлагаю развернуть вашу кладь и залить последствия разрыва, чем придется. Потому как мне уже плевать, зачем и почему, но Вы обязаны реанимировать мою ногу. - Рэнди смотрел в упор на девушку, со всей решительностью хищника, набросившегося на беззащитную жертву, давая Николетт понять, что она теперь навеки прикована чугунными цепями к его святости Льюису, вопреки желанию или нежеланию.
Я Вас теперь никуда не отпущу.

Отредактировано Rendall Lewis (2013-10-27 00:53:53)

Парадоксальная слаженность слов и действий Николетт не давала Рендаллу покоя. Разрываясь между слишком активной головой, способной разложить по полочкам все, кроме альтруизма на генном уровне, включая затеянную часом ранее драку с едва знакомым Одейром, и между гипербализированным чувством боли, поддающимся мнительной лжемасштабности, стилист чувствовал себя не одним Льюисом, а сразу двумя и в конечном итоге не мог разобраться, который из Энди в нем превалирует. В отличие от своего подопечного, Никки казалась такой  уверенной, словно всю жизнь наблюдала навязавшегося пациента и теперь точно знала, как себя вести, что делать, говорить и как смотреть. Ее воздушность никуда не делась под натиском отточенных до механизма мероприятий дезинфекции. Скорее даже наоборот, теперь эта магическая легкость обреза вполне зримое присутствие божественного вмешательства, о котором Рэндалл подозревал в иной форме и до последнего пытался отказаться. Хватая ртом воздух, словно то обезболивающее, Энди вцепился в ногу, словно мертвая хватка застывших пальцев устранила бы повреждение, возвращая Льюису его комфортное положение. Слова Николетт звучали шаблонно, как фразы из старого фильма о любви, и в такой момент рисковали раздражить пациента до верху. Стилист остервенело повернулся в другую сторону, проклиная кого-то или что-то? пока не почувствовал чужую руку на плече. Или не чужую вовсе? Никотиновый туман в легких возвращает глаза к волонтеру, удивляясь способности улыбаться. Энди хотелось бы вот так влоб спросить, что заставляет ее улыбаться, когда он так мучается? Это какая-то особенная форма издевательства или иной порок, не ведомой Льюису сущности? Вместо этого он молчит, глотая горький привкус сигареты, не вдыхая и не выдыхая, пока смотрит в чужие глаза.
- Рэндалл Льюис. - Еще не получив должного осмотра, Энди испытал чувство обязанности перед Николетт, хотя минутой до в буквальном смысле требовал от нее помощи. Он по-прежнему считал, что ее первая и главная задача на ближайшее время - позаботиться о нем, а иначе нет никакого смысла быть врачом. И в случае, если та передумает, обвинение в эгоизме, жестокости и бахвальстве повиснет над ней вековой угрозой. Тем не менее вся эта ситуация, возможно под действием незапланированно хлынувшего в кровь адреналина, оставляла неизгладимый отпечаток, который Льюис пока не умел и не смел разгадать. - Надеюсь, та часть, которая медик теперь доминирует.
Совершившее не замысловатый акт озвученной в космос надежды, Энди покойно подавал, мазал, держал всякие малоизвестные ему предметы, без слов и уместных комментариев не вмешиваясь в работу мастера. Заботливые пальцы Николетт делали свою умелую работу, и даже это чувство было двояким.
Поврежденные мышечные ткани отдавали уже привычным вулканическим жжением и в контраст тут же остывали, под действием блага медицины. Подобный перепад состояний резонансом отражался на лице Рэндалла, его мертвой хватке и угрюмом состоянии предвкушения лечения. Рефлекторно выпавшая вперед нога едва не задела Никки, чего уже говорить о руках, не находящих себе должного применения в момент леденящего прикосновения нежных пальцев. Дурное слова демонами рвались наружу, широко открывая двери человеческим порокам; являя такую привычную постоянную животного, обитающего внутри каждого, даже самого воспитанного и высокоморального человека. Лавируя между порывом вцепиться в хрупкие плечи Николетт и в оскале оттолкнуть ее от себя, Энди с доблестью выдержал необходимое механическое вмешательство, уповая на весь фанатизм мира о том, что большего от него не потребуется. И как всякий паникующий, а в случае Рэнди еще и фантазер, бессвязно и много говорил. Много, как на случай, когда зубы стиснуты в нежелании быть разжатыми.
- Как ты обнаружила меня? - Формулировка наверняка не меньше самой Никки поразила Льюиса. Звучало странно, хотя с точки зрения пациента, вполне объяснимо. Аффект сыграл свою зловещую роль катализатора, позволив себе вульгарное "ты" и требовательный тон. Казалось, Энди сейчас отберет руку девушки вместе с кровавыми тканями и не подпустит к делу, до тех пор пока не выяснит. Как будто вопрос их случайной встречи сейчас имел куда большее значение, чем заражение крови с летальным исходом на пару. - Я имею ввиду, ау! Ай-ай, д..., - проглотив чертыхания, вместе с пояснением вопроса, Энди захлебнулся очередной волной терпеливого жжения, продолжив бессвязную речь только на тяжелом выдохе. - Имею ввиду, на мне же не написано - пострадавший. Быть может я опасен? Или меня разыскивают? - Теперь он хотел признаться в любви лавочке, утопая в ней все ниже и ниже, словно стекая в щели между рейками, явно не ожидая ответа Николетт. Она что-то говорила о сукровице, хромоте, ее речь перемежалась с речью Рэнди и со стороны это было похоже скорее на разрозненный каламбур, чем на структурный диалог. Энди гнул свою сторону, от вредности не обращая внимания на собственную персону и ранение; Сандерс же по-прежнему сосредоточенно ставила палки в колеса любому отвлекающему маневру Льюиса. Победила двоякость, ввиду которой Энди теперь не мог с полной уверенностью сказать, хотел бы он забыть мимолетное приключение, словно ночной кошмар, или повторять его в малейших деталях изо дня в день.
Он почти не курил сигарету, вытянув из тлеющего окурка собранность и затушив его в боковину урны. Энди казалось, что сигареты еще никогда не спасали его так, как сегодня и он мысленно поблагодарил всю табачную индустрию за умение с блеском и размахом убивать род человеческий. Хотелось еще немного посидеть в вязкой вечерней сырости, прежде чем утонуть в мягкой подушке дня на два желательно.
- Не уверен, что запомнил все инструкции.., - Рэндалл не успел опомниться от череды стремящихся событий, когда предмет его интереса с такой могучей легкостью ускользал обратно в неизвестность. - Я живу неподалеку, здесь недалеко пешком. Оставьте, - вполне читабельным жестом остановив Николетт, Льюис сделал выбор в пользу машины, но уже не хотел суеты вокруг себя, предпочитая вышепрописанный лечебный покой и сон. - Ваш поступок неоценим в моих глазах теперь. Мне хотелось бы отблагодарить, если позволите. - Съехав с лестницы, не перемещая центра масс на больную ногу, Энди опирался на лавку, но со всей душевной открытостью выпрямился в полный рост, готовый развернуть мир наизнанку, если Никки его попросит. - Но сам я домой не доберусь. - Обыкновенная ложь. Как и гольф, и обморочное состояние. Все то, что так подло заставляло девушку проявить участие, не свернуть с пути, а оказаться неравнодушной. Льюис нагло брал свое, глядя на робеющее, пылающее румянцем светлое лицо Николетт.