The Hunger Games: After arena |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » The Hunger Games: After arena » Архив игровых тем » ich will deine Sehnsucht spüren
1. Название:
ich will deine Sehnsucht spüren
2: Участники:
Blight Ingleby | Nicolette Sanders
3. Место и время:
недалекое будущее, третья неделя после прибытия трибутов в Д-13
4. Краткое описание квеста:
.. иногда можно поспорить о том, кто опаснее - безумная, набросившаяся с кулаками на прохожего, или же этот самый прохожий, которому не понравится такое внезапное обращение ..
5. Очередность постов:
Ники-Чума
Отредактировано Nicolette Sanders (2013-11-24 17:39:03)
Неубранная смятая постель после сна, которую по-хорошему пора давно сменить. В воздухе тяжелый запах табака. Отсюда редко выходили, и комната давно потеряла свои узнаваемые черты. Одиноко горевший ночник над зеркалом служил единственным освещением, отбрасывая причудливые тени на стены.
- Уйди, - глаза устремлены в зеркало, каждый день одно и тоже. Он стоит позади, не отпускает ее, с подбородка капает кровь. – Уйди! –
- Зачем? Ты же знаешь, что сама все это делаешь, - он достает сигареты, прикуривает с привычным прищуром, чуть склоняя голову в бок, прикрывая пламя рукой, словно вокруг него всегда есть ветер.
- Они хотят, чтобы я временно заняла твое место, - ладонь упирается в холодную поверхность мутного зеркала. – Ты же знаешь, я не могу туда войти.. – в кабинете все еще пахнет Демом, словно он только его недавно покинул, вечно разбросанные бумаги, будто сейчас он вот-вот вернется. Но он не вернется, он стоит позади нее, курит, в зеленых глазах немо укор. Хочется обернуться, посмотреть, подбежать и обнять, уткнувшись носом в грудь. Но нет, как только она повернётся, он исчезнет.
- Что ты сделала с волосами? – в голосе ощущается недовольство, - а? – Она знала, что ему никогда бы не понравилось, что она спрятала золотые локоны под массивной черной краской, да еще и позволила их отстричь, но разве теперь это его забота? Ладонь на мгновение отходит от стекла, а потом со всей силой ударяет по нему, зеркало протяжно гудит, но ее сил недостаточно для того, чтобы появилась хотя бы малейшая трещинка. – Прекрати здесь все крушить! – Он начинает ходить по комнате то и дело, останавливаясь над очередным беспорядком, цокая и качая головой.
- Это не твое дело больше, - голос срывается, пальцы стискивают виски, ей не хватает дыхания, чтобы протолкнуть вставший в горле ком. Его больше нет, никого больше нет, а ее теперь хотят просто так назначить вместо него. Ей всего лишь двадцать лет, они знают, что ее психика летит к чертям, но они все равно настаивают на своем. Это не логично, это не правильно, зачем? Хрупкое тело, балансируя на табуретке, начинает раскачиваться взад и вперед. Веки дрожат, но слезы давно закончились. Он подходит к ней и протягивает расческу. – Возьми, - она послушно берет ее, хотя знает, что та лишь лежит на туалетном столике, и никто ее не может ей протянуть. Скользящее движение вниз гребня по черным спутанным прядям, следом еще одно и еще, пока они не разглаживаются, не спадают одной волной на хрупкие белоснежные плечи, едва подернутые веснушками. Она не вела подсчет времени, боялась узнать, сколько уже дней совсем одна. Ники лишь помнит, что еще вчера ходила в блок вторых, где Мирта выполнила ее просьбу, а дальше снова ее комната, эти четыре стены, которые давили своей удушающей пустотой. Рука опускается вниз, пальцы разжимаются, стук дерева об бетонный пол приятно ласкает слух. Вторая рука медленно проводит по столику, утягивая все, что на нем стоит к краю, на секунду замирает, а затем опрокидывает все на пол, дребезг разбитого стеклянного флакона, приторно древесный запах бьет резко в нос. Она безвольно поднимается, поворачиваясь к кровати, не спеша подходит, разглядывая каждую мятую складку покрывала и простыни, пальцы напряженно цепляются за края постельного белья и стягивают все на пол.
« - Почему? – »
Почему они не пришли за ними на два дня раньше, почему решили забрать ее, почему просто не оставили там, ей не так уж и много бы оставалось. Ей нравилось, что она не могла вспомнить, как ее зовут, ей нравилось, что она ничего уже не чувствовала. Зачем они вернули ее к жизни, чтобы потом бездумно назначит на должность, чтобы она была благодарна, кланялась в ноги, как преданная собачка? Не будет, так никогда не будет, и сейчас она пойдет и скажет им это. В глазах ярость, безумие, потерянность и одиночество. Ей все равно, что на ней мятая футболка и спальные шорты, она распахивает дверь блока, ведущую в коридор, мимо кто-то идет. Вспышка, здравомыслие теряется в подкатившем приступе боли, все, что мелькает в ее голове, что он виноват, тот, кто сейчас идет виноват. Навязчивость идеи шизофреника всепоглощающа, не дает возможности подумать хотя бы на мгновение в том, что ты можешь ошибиться.
- Почему вы это сделали, - она разворачивается к идущему мимо человеку лицом, небесно-голубые глаза горят, удар, еще удар, она изо всех сил бьет мужчину кулаками в грудь. – Зачем? – удары сыплются один за другим, в своей агонии она забывает, как дышать, губами хватает воздух, смешивая тяжелое дыхание с повторяющимися вопросами.
Отредактировано Nicolette Sanders (2013-11-24 18:25:09)
данный бред я посвящаю этой песне. Она навеяла: Red - Hymn for the missing
Больше всего в своей жизни он ненавидел птиц. Особого значения Чума им никогда не придавал до определенного момента. Это было много лет назад, еще тогда, когда в день Жатвы вытянули его имя, - перед ним пролетела птица, покружилась в танце с ветром и взлетела ввысь, скрывшись в облаках, словно надежда, вырвавшаяся из рук. Он испугался. Во второй раз на Арене Голодных Игр, в разгар бойни, Инглби увидел еще одну птицу, другой масти. Какой? Да черт его знает, не разбирался мальчишка в них. Дело не в этом. Главное – она так же, как и предыдущая, пролетела мимо него и рванула ввысь. Так беззаботно, легко и просто улетела. Он завидовал. И потом, в третий раз, очередная птица оказалась рядом с ним в день похорон родной бабушки. Пташка голосила во всю глотку свою песню, которую Чуме не дано понять. Когда-нибудь она замолчит и, как все остальные, улетит, напоследок покружив возле него. Зачем ждать самого отвратительного момента, когда можно ее прогнать? Инглби схватил камушек, замахнулся и попал по водосточной трубе, на которой сидела птица. Дрожь по стали испугала ее, и через секунду парень наблюдал за крошечным силуэтом в небе. Он возненавидел. Эти твари в любой момент, по собственному желанию могли покинуть любую землю, упорхнуть от посторонних глаз, начать сначала; они были свободны. Несправедливо. Он тоже хотел улететь далеко, подальше от окружающих, подальше от этой суеты. Если бы была возможность, мужчина бы вместе с той самой первой птицей взлетел ввысь, скрываясь в тяжелых смольных небесах.
Здесь ему было лучше. Наверное. По крайней мере, этих противных птиц не было поблизости. Их вообще не было. Ровным шагом отмеряя темно-коричневый пол, мужчина направлялся… Да он и сам не знал. Просто шел, глядя на громоздкие мысы ботинок, и старался абстрагироваться от внешних проблем. Руки в карманах темных джинс, выправленная бежевая рубашка, верхняя пуговица как обычно расстегнута, ведь Чума ненавидел, когда что-то давило на шею. Рукава он в спешке засучил еще в своей комнате перед выходом. Кажется, мужчина забыл расчесаться. Пальцы на автомате легким касанием провели по локонам, застыв на макушке. Нет, не забыл. Но вместо того, чтобы снова сунуть ее в карман поглубже, ментор впился взглядом на грубую ладонь.
- Я дома, - сказал юноша, прислонив топор к стене. Неторопливо он поднялся на второй этаж, где располагалась ванная комната, и повернул кран. Ледяная струя воды попала на руки, медленно смывая засохшую кровь.
- Тебя не было два дня, - молодой заботливый женский голос раздался за спиной, но Чума не реагировал, продолжая споласкивать ладони. Сестра относилась к нему всегда с искренней нежностью, и сейчас, проявив ее, положила ладони на левый локоть. Инглби продолжал молчать и напряг руку, чтобы Этэль не могла развернуть ее к себе.
- Я работал, - восемь часов, а потом гулял по лесам вместе с топором. Пережить Игры тяжко, юноша просто хотел побыть один, хотел улететь вместе с птицами.
- Глубокие мозоли, - обеспокоено шепнула сестра, взяв с полки тонкую ткань, и намочила ее водой. – Не уходи больше на работу, не нужно.
Парень глубоко выдохнул и обернулся на плотно закрытую дверь напротив, за которой иногда раздавался кашель и бурчание родного отца. Заливая горе алкоголем, мужчина забыл, что у него есть обязанности и ответственность. Хотя бы мог обнять сына после того, как он вернулся живым с Голодных Игр.
- Не могу. Я делаю это для нас, понимаешь? – но согласия и понимания в янтарных глазах Этэль не было, одна лишь мольба. – Я не знаю, что будет завтра, через неделю, через год. Нельзя жить сегодняшним днем. Сейчас у нас все есть, но надолго ли…
Блуждая по коридорам около часа, Инглби ни разу не остановился, хотя знал, что заблудился. Карты на руках у него не было, а в этом блоке мужчине еще не приходилось задерживаться. Интуитивно он свернул налево, непроизвольно замедлив шаг. Руку он все же убрал обратно в карман, одновременно огородив себя от воспоминаний.
- Прости меня, прости, - шептал Чума, сжав ладони в кулаки до белых костяшек. Но винить себя он перестал слишком быстро, и причиной была девушка, появившаяся слишком внезапно. Хрупкая, маленькая, как балерина, только вместо пачки и белых колгот на ней красовались шорты с мятой футболкой. «Видимо, только проснулась. Доброго!» Чума не приветствовал лишней болтовни, поэтому решил спокойно обойти ее. Только Инглби приблизился к брюнетке с мраморной кожей и отошел на шаг в сторону, как незнакомка обернулась. Он замер. Пронзительный, переполненный яростью и свирепым гневом взгляд впился в мужчину, будто Чума когда-то причинил ей боль. Таких глаз ментор не замечал даже у Джо, хотя ей-то он как раз присущ.
- Чего? АЙ! – ненормальная девчонка набросилась на бедного Чуму с кулаками и стала тарабанить ими по широкой груди, желая, кажется, разломать мужскую грудную клетку. Она что-то говорила, пыталась чего-то добиться от него. «Я просто шел мимо, твою мать!» Слабых Инглби никогда не бил, тем более фарфоровых куколок, но терпеть и выжидать, когда же на девушку снизойдет благоразумие, он не в силах. Пальцы схватили тонкие кисти, сильно стиснув в своих силках, и под напором своего тела Чума резко придавил девушку к металлической холодной стене, заведя руки за голову. Где-то он такое наблюдал уже или что-то похожее. Когда во время истерики на человека оказывают физическую силу, чтобы тот пришел в норму. «Дать пощечину? Ну, это чересчур… Если нас так увидят, то точно примут меня за насильника» – Эй! Эй! Эй! – мужчина пытался заглянуть в ее глаза. Мало ли, может она под каким-нибудь наркотическим средством. – Посмотри на меня! Я не знаю, о чем ты говоришь, но если будешь бить меня, то ударю я. Поняла? – он пристально смотрел на ее лицо и пытался понять, что с ней произошло, и почему у нее такая реакция на обычного прохожего. – Успокойся! Что случилось? Какую дрянь ты приняла?
Отредактировано Blight Ingleby (2013-11-26 03:37:44)
В голове ни одного звука, лишь давящая тишина, несущая за собой стену безмолвия. Она видит, как шевелятся губы, но не пытается сложить каждое движение воедино, чтобы понять. Еще один удар от нее, запястья пронзает зудящая боль, распространяющая дальше по телу. Кожа покрывается мурашками, как только спина соприкасается с ледяной бетонной стеной. Из груди сдавленный хрип, легкие горят, просят воздуха, который выбили одним резким движением. На лопатках разливается пока никому невидная лиловая синева, плохо быть обладателем тонкой кожи с вереницей просвечивающихся кровеносных сосудов. Она зажмуривается на мгновение, затылок неприятно ноет от пускай и несильного удара, суставы в руках жалобно скрипнули, оказавшись растянутыми. Слова постепенно эхом разносятся в голове, Ники устремляет взгляд прямо в глаза, едва заметно склонив голову в бок. Губы растягиваются в усмешке.
.. - Она сопротивляется? – Ники не чувствует под собой больше стула, летит вниз, звон в голове и тупая пульсирующая боль, щеке тепло и влажно, можно и не догадываться о том, что это. Ее резко поднимают с холодного пола, цепляясь за рубашку. Жаль, ей очень нравилось лежать, так она могла расслабиться, окунуться в прохладу камня, который вбирал ее от земли. Треск рвущейся материи, надо же, дождались, она уже было хотела считать, сколько еще бедный кусок ткани выдержит тяганий ее тела туда-сюда.
- Посмотри, ну же, - ее пригвождают к стене, уже знакомо заламывая резко руки вверх, отрывая ноги от пола, заставляя ее лишь барахтаться в воздухе, как зажатого в руке ужа, что своими тщетными попытками вызывает лишь потеху. – Смотри! – щека горит от увесистой ладони, она нехотя еле разлепляет заплывшие глаза, все, что в них есть это страх, мольба, подчинение и стыд с отвращением к самой себе, что слишком слаба, чтобы бросить им вызов, чтобы разозлить их, вывести из себя…
Сейчас она не допустит такого. Ослеплённая ненавистью к тем, чьи лица даже не помнила, Ники выплескивала это на мужчину, который лишь хотел прекратить собственное избиение. Но если удерживать психопата, то можно сделать только хуже. Холодные голубые глаза скользили по каждому изгибу лица, запоминая каждую морщину, каждый волос, так, что если она закроет глаза, она воспроизведет его с точностью до миллиметра, не упуская ни одной подробности. Зачем ей это? Да просто чтобы помнить, того, кого хочешь убить.
- Отстань от несчастного, - родной голос резко резонирует с тем, что происходит вокруг. Сосредоточенный напряженный взгляд устремляется за плечо мужчины, в пустое пространство, которое для нее было заполнено кем-то очень важным, но безумие не давало приобрести ему лица. – Вдох, выдох, подумай о том, где ты только что была и куда ты собиралась, посмотри на него внимательно, делай, черт возьми, как он говорит! – Наверное, хорошо иметь раздвоение, когда второй голос, пусть почти материальный, говорит тебе, как поступить, возвращая к реальности. Она снова смотрит в глаза мужчины, награждая ответной пустотой и безразличием, словно еще мгновением ранее в них не было ни ярости, ни ненависти, ни жажды разодрать ему ногтями лицо. Грудь уже не вздымается с бешеной скоростью, губы сомкнулись в единую линию, время от времени едва подрагивая, выдавая все еще нервы. Для нее все происходит очень медленно, хотя от реального времени не проходит и больше нескольких минут. Это как замедленная съемка, в которой она может сама прокручивать то, что не интересно и оставлять то, что хочется рассмотреть получше.
- Смотрю. Правда, странно? – Ники склоняет голову сильнее к плечу, разглядывая в упор сверху вниз, - не отпускай, я нападу снова, я не шучу, даже не пробуй ослабить руку, - ее голос спокоен, можно даже решить, что она пришла в себя, но разве стоит лишний раз проверять. Она одаривает его теплой улыбкой, с которой обычно всегда ходила раньше, не расставаясь.
« - Прости, но ты единственный, кто оказался сейчас рядом.. – »
- Ударь, - в голосе вызов, насмешка, она резко сгибает ногу в колене, поднимая ту следом вверх, не особо вкладывая силу и не сильно заботясь, куда потом попадет. Заливистый смех заполняет пустоту коридора вокруг них. Летти закрывает глаза, замирая, переставая дышать. Она почти пришла в себя, понимая, что накинулась на всего лишь мимо проходящего человека. Но он сделал одну ошибку, он взял ее руки, и теперь неважно как, она не даст ему сегодня так быстро и легко оставить ее одну.
« - Добро пожаловать в мой сумасшедший мир, считай, что сегодня не твой день, не так поднялась луна, а мне так нужен тот, кого я не знаю, и кто не знает меня. – »
Он смотрел на эти прекрасные глаза и не мог понять, почему обладательница такой неотразимой красоты вела себя, как сумасшедшая. В голове с каждой секундой ее немоты накапливалось еще больше вопросов, но Чума не спешил их задавать. И дело даже не в том, что адекватного ответа он не получит, а в том, что девушка просто не обращала на него внимания и смотрела за его плечо, словно там кто-то стоял. Интуитивно мужчина обернулся назад, но за ним была лишь пустота; мурашки сплошной прямой пробежали по спине. «Кого она там увидела?» Чума вновь обернулся на молодую девушку, не отпуская из своих силков. На кой черт он выбрался из своей берлоги сейчас? Зачем свернул в этот угол? Такая случайность навела на встречу, которая никогда бы не произошла, оказался бы он здесь на несколько минут раньше или позже. Как там говорила его сестра? «Случайности не случайны»? Устало выдохнув, Чума не мог произнести ни слова, выжидая хотя бы вздоха со стороны незнакомки, которая наконец-таки выбралась из астрала и одарила его взглядом, переполненным равнодушием и пустотой. Казалось, что она уже пришла в себя, перестала отбиваться и кидаться на бедного прохожего, который, в общем-то, ни в чем не виноват.
Инглби ослабил хватку в надежде на благоразумие красивой живой фарфоровой куклы, но слова, сорвавшиеся с уст брюнетки, непроизвольно заставили заново сжать ей руки. Казалось, что она не от мира сего, словно спустилась с небес или поднялась из недр земли. Так кто она? Ангел небесный или демон подземный? Нуждается ли она в спасении или в наказании? Его взгляд постепенно наполнялся сожалением и сочувствием. Наверное, из-за того, что на мгновение, буквально на короткое мгновение, мужчина вспомнил свое состояние и взгляд, когда терял близких и обвинял каждого, кто оказывался рядом. Люди неадекватны, когда лишаются любимых людей, когда весь мир теряет краски, облачаясь только в черный цвет, когда часть души нечестно отбирают, когда забирают людей, которые меньше всего заслуживают смерти. Засохшие губы разомкнулись в желании что-то произнести, но его перебила незнакомка, преображаясь в нечто демоническое. Одна ее теплая улыбка напугала Чуму и ввела в ступор, а слова напрочь исказили и изуродовали ангельское проявление.
Он пошатнулся в сторону от такого заявления. Нет-нет-нет, это говорила не она, а кто-то другой, мужчина был уверен в этом. Но незнакомка настроена решительно и спокойно заехала своей коленкой по внутренней части бедра. Это он еще вовремя отошел на пару сантиметров, иначе бы она попала бы прямо в яблочко по мужскому достоинству. Удар, однако, оказался смачным, отчего Инглби еле заметно поморщился. И это был какой-то знак что ли, который оповещал, что расслабляться рано, и что эта девчонка еще устроит приключения на его голову. Чума разозлился. Разозлился в душе, а на лице продолжал блистать оттенок спокойствия и безразличия.
- Да ты сбрендила, - изрек с пренебрежением мужчина, толком не искав более выдержанных и приличных слов, потому что терпеть и оставаться с каменным выражением лица становилось труднее. Кажется, сзади как раз та комната, из которой девушка выбралась? Или нет? Чума снова обернулся назад, замечая распахнутую дверь, из которой выбежала незнакомка. К сожалению, сомнения в употреблении наркотических средств, того же морфия, у него иссякли. И, похоже, теперь ментор ощущал на себе какую-то ответственность за брюнетку, которой необходима, именно НЕОБХОДИМА, помощь. Хотя бы от него, даже если девушка станет сопротивляться. – У меня нет другого выбора, - бред, выбор есть всегда, Инглби это прекрасно понимал, но почему-то для себя решил, что иных вариантов не существовало. Он резко нагнулся вниз, запрокидывая пушинку со смольными волосами себе на плечо. Придавив ее таз рукой, чтобы в ее пустой голове мыслей не возникло о шансе выбраться, Чума выпрямился, развернулся, проконтролировав отсутствие столкновения хрупкого девичьего затылка со стенкой, и направился в ту самую комнату быстрым шагом.
Захлопнув наглухо дверь, мужчина опрокинул без всяких нежностей девушку на кровать. Он чуть не подскользнулся на простыне, которая украшала пол возле постели, и, чертыхнувшись про себя, насел на незнакомку. Соврать здесь не получится. Он, грубо говоря, оседлал ее, лихорадочно осматривая бледные внутренние части предплечий. Света в комнате недостаточно, но и без него Инглби удостоверился, что пятна от уколов на ее руках были. «Может, ей вкололи успокоительные или иные препараты. Глаза. Что с глазами? » Молниеносно приблизившись к симпатичному личику, Инглби зажал пальцами подбородок, чтобы та не выбивалась, и заглянул еще раз в глаза. Зрачки не были расширены.
- Откуда у тебя следы от уколов? – серьезно и сухо произнес мужчина, схватив одной рукой женский локоть, и слегка приподнял его вверх, чтобы девушка могла взглянуть на темно-бордовые точки возле вен. «Как будто она ответит честно» Инглби не собирался с нее слезать. По крайней мере, хотя бы ради того, чтобы снова не огрести по груди или ногам. Лишние синяки ему ни к чему, как, собственно, и ей. – Я не знаю тебя, не знаю, кто тебе что причинил, и мне абсолютно наплевать, кому должны были достаться эти тумаки, - да-да, это он говорил о тех ударах в грудь. Вряд ли они для него. – Приди в себя, хватит строить из себя чокнутую. Я хочу помочь, - «хоть это в мои планы и не входило», - и не хочу причинить тебе боль. Перестань. Слышишь? Просто перестань, - последние слова вырвались из груди почти шепотом и с легким оттенком хрипоты.
Отредактировано Blight Ingleby (2013-12-02 23:26:16)
Ты когда-нибудь боялся остаться один? Каждый человек боится, даже если очень любит одиночество. Но так устроен мир, социум у тебя в крови, от него не скрыться, не убежать, оно всегда догонит, всегда будет с тобой. Как бы ты не занимал себя днем, вечером или с самого утра, перед сном оно наведается к тебе, тогда ты вспомнишь о том, что сегодня мимолетно, обращая внимание на милую пару в парку, позавидовал. Но Ники в свое время смогла переступить через черту того, что находится за гранью отчаяния, бессилия. Она никогда не убегала от людей, не искала специально уединения. Просто если ей удавалось быть одной, она во истину этим наслаждалась. Социопат? Нет, просто люди это не тот социум, в котором ей было комфортно, в котором она чувствовала бы себя на месте. Да, она могла быть душой компании, она могла поддержать любой разговор, или же сама найти ту тему, которая понравится всем. Но сейчас, за две прошедшие недели, что остались позади, она ощущала неимоверную пустоту и страх. Будто кто-то резко отодвинул занавес и разрешил пройти за кулисы. А за кулисами было темно, тихо и пахло сыростью. Свет здесь казался чуждым, но его теплое свечение делало все уютнее, чем выглядело на первый раз. Это были ее собственные кулисы в собственном театре, который зрители покинули в спешке, и теперь редкий прохожий заглядывал сюда раз в пару дней, чтобы увидеть, не обветшали ли стены еще сильнее. Этим кто-то сегодня стал случайный прохожий, который так некстати подвернулся ей на пути, или кстати? Она с любопытством ловила каждую его реакцию на все свои слова, распахнув глаза, не ощущая ничего следом в ответ на свой удар, замечая запоздало, что мужчина лишь едва заметно поморщился.
« - Думаешь, сбрендила? – »
Она ощущала каждой клеточкой кожи раздражение в его голосе. Но лишь криво изогнув губы, выдала подобие усмешки. Она не видела смысла отвечать на очевидный вопрос, и одним плохо уловимым хмыканьем выразила полное согласие. Голубые глаза нагло и беспардонно скользили по лицу, задерживаясь на губах, на линии морщин подле глаз, выражая то ли удовлетворение увиденным, то ли удивление от гармоничного сочетания всего образа в целом. Ники смотрит вместе с внезапным прохожим на свою дверь, видя тусклый свет в глубине, и сплошные серые очертания царившего там бардака с недавних пор. Она любила чистоту и порядок, но поселившийся хаос в душе и голове выливался и на окружающую ее обстановку. Летти прищурилась, видя кусок торчащего посредине комнаты одеяла, сегодня надо бы сменить хотя бы белье. Странные бытовые глупые мысли, ненужные, лишние, такие чужые и свежие одновременно в ее голове.
Мы долго помним тех, кого теряем, но все когда-нибудь завершается, но с каждым днем ей все труднее с этим смирится. Каждый день, от дыма сигарет тяжело вздыхая, смотришь в зеркало, в котором мелькают отражения прошлого, чего-то светлого, невинного и искреннего. Отражение собственной печали, искаженное реальностью вокруг тебя. Что-то бывшее, чистое, яркое, светлое смотрит на тебя. У него нет выбора? Она ничем не выражает внутреннее сомнение, будучи уверенной всегда и во всем, что два пути, но всегда остаются. Ники наблюдает будто со стороны, как ее подхватывают, неживую куклу, словно мешок с мукой, перекидывают через плечо, такую безвольную, нежелающую сопротивляться до тех пор, пока кто-то с ней рядом остается. Она висит неподвижно, всем весом давя на тело, не обращая внимания на то, что ее все равно крепко прижимают, несмотря на то, что ни руки ни ноги не напряженны, не упираются в грудь мужчины или спину, чтобы предпринять попытку вырваться. Сейчас ей не нужна свобода. Он даже заботливо проверил тот случай, чтобы затылок девушки не собрал ни одного выступа с углом, это приятно, но она не подала и виду.
Спина взвыла снова от резкого соприкосновения с твердым матрацем, лопатки неприятно гудели. Она поморщилась, пожав плечами, словно ерзанье ей принесло бы хоть какое-то небольшое облегчение. Только вот ерзать под телом, что больше тебя априори никакого расслабления не принесет, более того, больше напоминает извивания ужа, которого зажали в ладони, или прижали камнями. Бесполезные попытки, Ники глубоко вздохнула, пытаясь набрать в себя побольше воздуха. Ей не нравилось подобное чрезмерное внимание ее частям тела, более того, будь это месяцом ранее, та прошлая Николетт сейчас бы лежала красная и не могла бы от возмущения и гнева вымолвить и слова. Но новая Сандерс лишь с вызовом смотрела на все подобные с ней действия, нагло ухмыляясь. Она дернулась, когда голову зафиксировали мужские пальцы, не давая возможности отвернуться в сторону, ноздри расширились, вбирая в себя исходивший от кожи запах.
- От тебя вкусно пахнет, - игнорируя вопрос, проговорила тихо Ники, - ты знаешь, что люди подбирают себе собеседников и приятных им оппонентов исходя из запахов? – едва прикрыв глаза, она подалась вперед навстречу, почти задевая кончиком носа висок, снова шумно вбирая воздух, лишь мельком обращая внимания на свои руки, - но ведь тебя интересуют точки, как скучно, - разочарованно протянула каждую букву Летти.
« - Ты можешь мне помочь? – »
- Как ты собрался мне помочь, если не знаешь ничего? – она откинулась назад, всем телом вдавливаясь в матрац кровати, будто желая отстраниться как можно дальше от мужчины, - вот, к примеру, твое имя? – ей понравился его чуть хриплый тихий голос, который проникал в самую глубь, не норовя быстро забыться и исчезнуть, словно преднамеренно оставляя отпечаток памяти. – С каких пор нужно получать разрешение для того чтобы быть сумасшедшей? – снова теплая улыбка, ровно такая ж, что была несколькими минутами ранее в коридоре. Она подняла свободную руку, скользнув указательным пальцем по щеке незнакомца, задерживаясь на границе скулы, будто что-то быстро передумала.
- Следы от успокоительных, чтобы не доставалось всем также, как тебе, - фыркнув и с каким-то разочарованием пробормотала девушка, - так что там с помощью? – тихий спокойный голос, ни капли иронии или насмешки, посмотрев на собственный указательный палец, она машинально пожала плечами, будто отвечая на немой вопрос, и накрыла щеку полностью белоснежной ладонью, чуть тронутой веснушками.
Отредактировано Nicolette Sanders (2013-12-06 15:43:10)
Ты всегда чувствуешь аромат других людей. Он настойчиво лезет в ноздри и продирает легкие, засев в памяти надолго. Но свой собственный запах ты никогда не замечаешь. Потому что с детства ты к нему привыкаешь и перестаешь замечать, исключением может быть только парфюм, которым ты обливаешь свою шею по утрам или вечерам. Чума и подавно ощущал аромат роз или резкий хвойный запах только тогда, когда выходил на сцену перед капитолийцами или во время своих туров. Поэтому внезапный ответ девушки заставил опешить, нахмурить брови и машинально глубоко вобрать ноздрями воздух, чтобы почувствовать свой аромат. Наверное, во время упоминаний посторонним человеком о каких-то вещах или качествах, которых вроде бы и не замечаешь в повседневной жизни, начинаешь придавать им больше внимания и значения.
Шумно выдохнув, он разочарованно взглянул на девушку, словно обвинял ее во лжи, ведь какого-то особенного запаха, который так привлек брюнетку, не почувствовал. Мужчина долго вглядывался в незнакомку, практически не моргая, дабы ни одна мелкая деталь в ее движении скулами и частями тела не смогла ускользнуть. Он не стеснялся такого, грубо говоря, первого знакомства, не боялся, за кого примет его девушка, будто так и было запланировано. Предначертано. Идиотское слово, без всякого смысла – считал Инглби, когда сестра рассказывала ему о судьбе и звездах на небосводе. А сейчас Чума стал понимать глубину этого слова. Перед глазами всплыли строчки из одной книжки, название которой никак не хотело откликнуться в памяти. «Как же там было…Начало… Ах, да» Фатализм – вера в неизбежные, предначертанные события, которые уже запечатлены заранее. И ему казалось, что именно так они и должны были познакомиться: без банальных представлений и рукопожатий. В этом была странная и неизвестная магия. Быть может, это судьба, быть может, удачное стечение обстоятельств – в любом случае, она должна была на него напасть, а он – прижать ее к стене.
Прикосновение ошпарило кожу до глухого визга, но ментор сдержался и смолчал. По его щеке вел не бледный палец, а раскаленный стальной прут, который оставил глубокий шрам, и от которого Чума скривил губы и отвернулся сторону. Инглби не любил, когда трогали лицо, словно оно изуродовано многочисленными порезами, и каждое касание доставляло неимоверную боль. Сей факт не поддавался объяснению, просто он никому не позволял дотрагиваться до своего лица.
- Не надо, - сухо произнес мужчина, ощутив огромное облегчение, когда длинный тонкий пальчик перестал рисовать на щеке невидимые узоры. – На нем и так слишком много шрамов, - продолжал Чума о своем лице, ослабив хватку. Она не знала. Конечно, она не знала, как ментор мог отреагировать, поэтому он пытался как можно мягче разъяснить ситуацию. Понятие «мягкость» ему неведомо, но и тут опять сыграла невиданная сила, которая заставляла вести себя с незнакомкой иначе. Или это не сила, а просто нездоровое состояние больной? «Не знаю» - ответил Чума про себя. «Не знаю» - повторил он вновь, когда зашла речь о помощи.
- Тебе разрешено быть сумасшедшей, - выдавил из себя наконец-то ментор, на мгновение развернувшись к девушке. – Тебе разрешено уйти в себя и погаснуть как свеча. Тебе разрешено разукрасить мир в черно-белые цвета и забыться. Тебе разрешено накидываться на незнакомцев и винить в несчастных исходах других. Тебе разрешено быть слабой, - короткая пауза повисла в воздухе, тишина резким и протяжным «скрипом» надавила на виски. Инглби выпрямился, убрав руки с хрупкого тела, и перекатился в сторону. Подошвы ботинок ощутили под собой пол, а локти уткнулись в коленки, - потому что быть сильной гораздо трудней. Потому что бороться с реалиями мира сложно, потому что пытаться снова жить практически невозможно.
Пальцы пропустили меж собой короткие темно-русые локоны, веки полузакрыты, грудь ровно вздымалась – мужчина вспомнил себя и свое состояние год назад. Тогда безумный взгляд, обвиняемый каждого, скользил по голым стенам одинокой комнаты. Изоляция тогда была наилучшим выходом, чтобы другие не видели безмолвного сумасшествия. Перебороть себя было слишком трудно, и одному Богу известно, как Чума выбрался из собственного тесного, полыхающего пламенем ада.
- Мое имя никак не поможет, - подал голос мужчина, упираясь взглядом в противоположную стену, будто разговаривал сам с собой, - оно слишком… грустное, - «заболевание растений, бактериальный ожог – мои родители очень тщательно подошли к выбору имени». На губах появилась усмешка, а плечи вздрогнули от легкого, еле заметного смешка. Эта незнакомка непреднамеренно заставляла вспоминать мелочи, о которых Инглби давно уже забыл. Даже значение имени он не вспоминал лет двадцать. – Мне ответить честно? – он развернулся к брюнетке с достаточно серьезным видом, от ухмылки не осталось ни следа. – Я не знаю, как тебе помочь. Что-то мне подсказывает, что тебе надо выговориться, рассказать, поделиться заветным постороннему человеку, - он облизнул сухие губы, не отрывая взгляда от ее глаз. - Мы можем никогда не пересечься больше, и оба забудем этот разговор, но тебе станет легче, - рука ловким и незамысловатым движением подхватила простыню, которая покоилась подле ног, и положила ее на край кровати. – Ты не сумасшедшая, ты просто потерялась и разочаровалась, - «быть может, в жизни, мире… или в конкретном человеке»
Отредактировано Blight Ingleby (2013-12-07 06:55:21)
Она слушала его, чуть склонив голову в сторону, рассматривая его пристально под углом, сложив руки на животе. Каждое его слово будто забивалось, словно гвоздь молотком в деревянную стену, глубоко, легко и прочно. Пробивая собственную пелену безумия, уступая место мысли о том, что она не одна в этой комнате, кто всегда прибывает в собственном внутреннем хаосе. Она приподнялась на локтях, как только внезапный гость в ее жизни сел у края кровати. Если задуматься, кажется, сейчас они плавно менялись местами. Роль успокаивающего теперь достанется ей? Это было интересно, это отдаляло ее в прошлое, к тому, что было ей привычно. Ответив на его взгляд кивком, одновременно с этим пожав плечами, Летти вздохнула, думая над его словами, пытаясь понять, расстроилась она или же нет. В итоге девушка сползла практически с кровати без единой доли грации или пластичности, но так, чтобы не задеть мужчину. Подняла валявшееся одеяло, смотала его в тугой ком, не заботясь о будущем бедного постельного белья, положила напротив сидящего и уселась сверху, скрещивая ноги по-турецки, упираясь локтями в колени, а кулаками подпирая щеки. Она практически норовила носом клюнуть его колени, но удерживала себя на расстоянии. И заговорила лишь спустя пару минут после того, как незапланированный встречный ею сегодня человек замолчал.
- Все имена грустные, - Ники опустила взгляд в пол, рассматривая собственные стопы, замечая, что все это время находилась в носках, забыв про обувь, - хотя бы, потому что напоминают нам о тех, кто их дал, и часто тех уже нет в живых, - она говорила четко, делая ударение практически на каждом слове, представляя свою высказанную мысль, как неопровержимую констатацию. – Может кто-то сочтет его весьма красивым, наши собственные мнения на этот счет уже после такого не так важны, - казалось бы, она пришла в себя. Перестала задавать вопросы из неоткуда, перестала что-то требовать, губы едва дернулись в попытке улыбнуться, но улыбка лишь невесомо застыла на уголках. Но главное, что собственное мнение действительно становится неважным, после того, как есть тот, кто думает иначе, и так или иначе своими словами греет тебе то, что осталось внутри тебя.
- Ты сказал мне можно быть слабой, что нужно говорить, - Ники подняла голубые глаза на уровне мужской груди, незамедлительно ткнув следом пальцем в том место, где должно было быть сердце, ловя баланс теперь на одной руке, что все также подпирала щеку, заставляя в очередной раз склонить голову и смотреть на мир под углом. Ей это уже даже начинало нравиться. – Может, лучше расскажешь и выговоришься ты? Как уже было сказано, мы можем забыть об этом дне, о том, что когда-либо виделись и больше некогда не пересечься. – Взгляд поднялся выше, застывая на уровне чужых ей глаз.
« - Поделись собственным безумием, в тебе его не меньше, чем во мне, я разрешу тебе стать слабым ненадолго, разрешу ненавидеть этот мир открыто – »
Она отняла палец от груди, возвращая руку себе. Нам время дано, чтобы терпеть научились. Каждый может это пройти, каждый может вытерпеть, только поверьте им, бойтесь их. Пусть лучше так, но только не в пустоте, не в темноте и не в молчании. Перевернет страницу день, откроет новый чистый белый лист, и ты сможешь снова написать то, что хочешь. И есть время, как сейчас, когда ты можешь вырвать одну из страниц, чтобы никто не узнал, чтобы никто не увидел то, каким ты можешь быть. « - Выбирай – » Стереть строчки бесследно невозможно, прятать все целиком равносильному тому, что стать отшельником. Сколько в себе человек может копить, сколько он способен хранить все свои тайны и мысли, чувства и желания? Через что он выплескивает все это?
- Давай начну я? Начну с того, что может быть общим, - она шумно выдохнула, - или поправь меня, если ошибусь. – Николетт выставила руки назад, ощущая пальцами все неровности паркетной доски, скрывающей под собой ледяной бетон. Как это подходяще теперь для нее. – И так, недавно потеряла всех, кто мне был дорог, это первое, - она запрокинула голову назад, рассматривая потолок, - второе, мм, - снова выдох, - второе, пожалуй, у нас будет разное, но лично мне в плену на пытках не понравилось, - глаза снова дернулись пеленой безумия, медленно стекленея. Из груди вырвался сдавленный смешок, колкий и короткий, плечи дрогнули. Но в голосе была ирония, словно она смеется сама над собой, над своим прошлым. Подушечки пальцев медленно изучали каждую выщерблину на дереве.
- А теперь, я процитирую одного человека, - встретившись с мужчиной взглядом, смотря вглубь него, пытаясь за что-то там уцепиться, вытянуть это на свет божий, ну или на сумерки в ее комнате, - расскажи мне о своей катастрофе.. – она тепло улыбнулась, словно пыталась окутать его призрачным одеялом спокойствия. Улыбка резонировала на фоне беспристрастных голубых глаз, сверлящих насквозь, застывших в собственном крике отчаяния. Она видела каждый жест, видела каждую мимическую морщину, вызванную реакцией на ее слова и действия. Она слышала его голос, слышала дыхание. Ей не так много лет, но достаточно, чтобы уловить в нем то, что с ней может стать спустя время. И в одно мгновение Ники меняется, снова показывая хищный оскал, и наотмашь резко ударяет кулаком гостя в икру.
- Я же говорила, не отпускай, ударю, - что в ее голове, что он может сделать или сказать в ответ. Кто он и почему все еще здесь, почему просто не позовет охрану или ее же подопечных врачей?
Отредактировано Nicolette Sanders (2013-12-18 15:29:51)
Вы здесь » The Hunger Games: After arena » Архив игровых тем » ich will deine Sehnsucht spüren
