Бари задумалась над вопросом Энни. Кажется, ей тоже было душно в этих стенах. Они навевали воспоминания, в которые не хочется возвращаться. Она постаралась смягчить вечно безразличное и безучастное лицо, но была не уверена, что не сделала только хуже.
- Всем здесь тесно, -
Энобария разглядывала Кресту с любопытством, что-то в ней было ей знакомо. Нет, в первый год своего менторства она вела себя иначе, на то были причины. Но что-то в этой девушке взывало капнуть глубже, что-то подсказывало, что ответ лежит еще до того, как она попала на Арену. Бари знала, каким образом Энни удалось выжить. Заслуга нескольких людей, но этого было мало, там все зависит от самого себя, ты можешь легко перечеркнуть всю помощь одним неверным шагом.
Мертей была рада, что девушка справилась, она видела что творилось с Финном, видела передавшееся волнение и на Мире. Она до сих пор слабо понимала, как в свое время смогла найти доверительный язык с этими людьми, но в них было что-то родное, несмотря на все различия в возрасте и судьбах.
-  Первый год, пятый год или десятый, суть одна, всегда одинаково будто в первый раз, - она поморщилась, непроизвольно пожимая плечами, понимая, что выглядит это для нее странно. - со временем ты будешь менее остро все это чувствовать, начнешь просто принимать как нечто неизбежное, что надо вытерпеть. Им мало Игр, они ломают и после них, - словно в подтверждение своих слов, женщина хищно облизнула заостренные зубы.
Да, Капитолий любит ломать судьбы жителей Дистриктов дальше, каждый раз тыча им в то, кем они являются. Ей повезло, что она не была востребована среди желающих выкупить Победителя. Она была уверена в то, что во многом это заслуга манипуляций с зубами, публика любила ее улыбку, называла самой жестокой Победительницей Голодных Игр. Но во многом, благодаря этому ее и побаивались. И пока что отчаянных идиотов, готовых рискнуть собственной шеей она не наблюдала.
Палец скользит по холодному металлу перил, отгораживающих крышу от пропасти. Как странно вот так вот говорить подобное кому-то кроме себя самой. Она не входила в круги общительных веселых - с поправкой пьяных – менторов. Скорее держалась стороной, не ситая Брута, да и то – необходимость, хотя она была рада такой компании. Брут был не менее странным, и своими саркастическими подколами отрезвлял ее замкнутость.
Сегодня не хотелось говорить об Играх, не хотелось обсуждать трибутов или же Капитолий в целом. Сегодня хочется поиграть. Чувство азарта просыпалось в женщине редко, но как говорят, метко. Она положила ладонь на голову девушки, хитро наблюдая за реакцией из-под прикрытых век. Усмехнувшись, Бари растрепала той волосы, перекладывая ладонь на плечо, едва ощутимо его стискивая.
- Не пугайся, - но руку она не убирает.
Тянет за собой, вглубь крыши туда, где с недавних пор раскинулась прекрасная оранжерея – дань Капитолийскому новшеству садов на крышах. Пожалуй, единственная чудесная идея местных дизайнеров. Энобария усаживает Энни на скамейку, всем видом показывая, что у нее нет выбора, нужно сидеть здесь и сейчас. Она встает на скамейку коленями, перекидываясь за спинку, шаря в кустах роз руками, не обращая внимания на царапины от шипов.
- Нашла –
С полным удовлетворением на лице, Мертей резко дислоцируется восседать на спинке той самой скамейки, на которой только что ерзала в поисках сокровища. Она победно поднимает руки, держа бутылку вина.
- Все, отмечаем, неважно что, -
Кивнув утвердительно в ответ самой себе за место Энни, Бари легко откупоривает ром с помощью зубов. Все же полезно было в свое время их заточить, во многом пригождалось. Мертей сделала глоток из горла, небольшой, для начала давая себе привыкнуть.
- Теперь ты, не стесняйся, - она протянула бутылку девушке.
- Давай так, - Бари задумчиво почесала кончик носа указательным пальцем, - точно, а давай сыграем? Каждый по очереди задает вопрос, не можешь дать ответа – пьешь, уличу во вранье – пьешь дважды за раз! –
Втягиваясь в восторг от собственной идеи, женщина даже захлопала в ладоши. Но тут же напустила на себя грозный вид, чуть приподнимая губы, чтобы обнажить заостренные кончики.
- Ты же не откажешь одинокой, грустной Бари? –
Она резко меняет выражение лица на невинное, склоняя голову в сторону, заставляя часть волос упасть на лицо, после чего с шумом попыталась их сдуть, пока не убедилась, что рука намного действеннее.

Как понять говорила ли Энни правду? Как поверить в то, что эти светлые огромные глаза, загнанного в угол олененка способны отразить в себе горечь лжи? Бари тщательно медленно изучало девичье лицо, не замечая, как становися более серьезной, погружаясь в собственные мысли. Мягкие очертания скул, здоровый румянец на щеках, нет, это лицо служит детской невинности и и не более. Женищна не заметила,как покачала отрицательно головою вслед своим словам.
- У тебя бегущая строка на лице, - быстро возвращаясь к реальности, с чувством задорна и удивления, – мол какой странный вопрос, имеющий самое простое объяснение, - произнесла Бари.
Ей было приятно услышать подобные слова в свой адрес. Как часто люди  говорили ей, что им приятно? Достаточно было пальцев одной руки, чтобы всех упомнить. Но нет, она не винила их в неприязни к себе, ведь сама ее создала, сама добровольно выступила в качество той, кто отталкивает лишь одним своим видом.
- Спасибо, Энни, - ее лицо озарила теплая добродушная улыбка, окутывающая все вокруг светом, прячущая на время клыки, уготовленные для ее жизни, - я могу повторить те же слова по отношению к тебе. Но что-то мы растрогались, конечно играем, - Мертей не могла позволить себе слабости больше, чем могла, эта девушка, еще в недавнем прошлом трибут, пробуждала в ней желание снять с себя маску безразличия еще подольше.
Энобария слушала девушку внимательно, пытаясь сравнить с собственным мироощущением в ее года. До того, как попасть на Игры, она мечтала о схожем, ей хотелось, чтоб вокруг все перестали суетиться, перестали выживать, а просто начали жить, чтобы все были счастливы, чтобы могли заниматься тем трудом, каких хотели, и чтобы печаль навсегда покинула их глаза, уступая место искре веры в будущее. Сама же она мечтала путешествовать, рассматривать то, что видела на картинках книг. Как давно это было? Маленькая незаметная Бари, внутри нее поселилась тоска, будто шагнула в другой мир, посмотреть на параллельные возможности, и вернувшись, осознать насколько это далеко, насколько все просто и легко было.
- Это хорошая мечта, - взор устремлен в ночное небо, губы едва заметно дрожат, - хотя и обесцененная, ведь как часто теперь звучит этот лозунг «мир во всем мире», до абсурда смешно, - и она рассмеялась, беззвучно, глухо, будто своим смехом резала всю эту праздничную мишуру, навешанную на человечество.
- Знаешь, возможно, сейчас я впервые произнесу собственные не озвученные никогда мысли вслух, - она действительно старалась не думать, лишь говорить, впервые звуком очертить неприкасаемую границу внутреннего маленького мира, спрятанного очень глубоко.
- Я не была добровольцем, не была и расстроена, когда выбрали; если откровенно, возможно, я даже хотела бы попасть на Игры, чтобы перестать каждый год проходить через все эти Жатвы. Знала ли о том, что будет дальше с победителями, об этом догадывались жители Второго Дистрикта, ходили слухи, и я внутренне всегда была готова это принять, как я думала, - Бари запнулась, задевая старые раны, которые по прошествии стольких лет все еще не собирались затягиваться. – Я не предполагала, что будет что-то, что сможет меня задеть или кто-то. Я была тихой, неприметной, лучшей в Академии, но всегда оставалась в тени по собственному желанию. Если бы меня так и не коснулась Жатва, я была бы рада, думаю, я бы сбежала из Дистрикта на свой страх и риск, - да, это действительно было ее планом, особенно, когда оставалось лишь три года потерпеть.
- Я бы отправилась в самые дремучие непроходимые места, за пределы Панема, и знаешь, я была бы свободной, могла бы дышать, так я думала, так чувствовала, - на белоснежное лицо легла тень грусти и печали. – Правда, не очень верится? – Она снова была прежней Бари с задором, которая все также предпочитала размахивать бутылкой, отчаянно жестикулируя.
- Ты любишь его? – Мертей знала, что Энни поймет о ком идет речь, она не хотела спрашивать, знает ли девушка, на что пошел Финник, но хотела видеть, что кто-то в этом мире все еще благодарен не от того, что ему спасли жизнь, а за то, что другой просто есть в этом мире рядом.