Диадема взволнована. Когда они едут в машине, она буквально подпрыгивает на сидении, едва заметно, но все же. Ее состояние очевидно по румянцу на щеках, который отнюдь не от румян, по оживленной жестикуляции. Цинна улыбается, наблюдая за ней. Ее живость и непосредственность для него - глоток воздуха. Диадема из тех людей, кто любит поболтать, но, болтая, принимает и понимает его собственную неразговорчивость, с которой он ничего не может поделать. Она не обижается, она просто знает, что он такой.
Она привозит его в собственный дом. Да, этот дом далек от того, что был в Деревне Победителей в 12-м, где он готовил платье для Китнисс. Здесь полно света, это почти что королевские залы. Множество зеркал, ламп, пространства.
- Да, это подойдет, - соглашается Цинна, жестом указывая своим помощникам, где ставить манекен и где положить сверток с платьем. Когда все готово, лишние люди удаляются.
Диадеме не терпится увидеть то, в чем она предстанет перед женихом и всем Панемом заодно, поэтому нет смысла откладывать презентацию. Признаться, Цинне и самом не терпится увидеть ее реакцию. Она так внимательно следила за работой, участвовала в выборе фасона, ткани, кроя.
Легким жестом он расчехляет обертку - множество ткани, бумаги, небрежным жестом поднимает платье, встряхивая. Такое обхождение может позволить себе только мастер, но, впрочем, на самом деле о небрежности не идет речи. Эта встряска необходима, чтобы расправился сложного кроя и состава подол. Конечно, любое платье принимает отличную форму на манекене и превосходную - на той, для которой оно предназначено.
Держа наряд на руках, Цинна улыбается Диадеме. На ее лице блестят блики камней, расшитых на корсете драгоценной россыпью. Ткань платья не чисто белоснежна, а едва уловимого глазу кремового оттенка. И весит оно достаточно за счет множества юбок и драгоценностей, но не не настолько, чтобы стать для невесты мукой.
- Ну как? Готова примерить? Или в топку? - бровь вопросительно взлетают вверх. Диадема застыла на месте, изучая заказ, и Цинна возвращает ее на землю.