Это было слишком даже для него. Хеймитч Абернати был из тех, кто считал себя сильным. Способным справиться с любыми проблемами. но на на деле, Хейм оказывался в стороне от всего, наблюдая со стороны за тем, что происходит в жихни дальше. Когда тебе пятнадцать лет, и ты возвращаешься домой победителем, ты думаешь, что все должно измениться. Все в твоей жизни. Но этого не происходит. А если и происходит, то совсем не так, как ты это себе представлял.
Очередные Голодные Игры. Очередная блажь Капитолия, когда дети Дистриктов должны убивать друг друга, Хеймиттч всегда думал, что почему именно дети? Потому что они невинны, потому что они не могу постоять за себя? Ответ не мог прийти в голову сразу. Разве, что Капитолий просто наслаждается этим зрелищем, в прочем, это недалеко от правды.
Абернати ненавидел Голодный Игры. Ненавидел их всеми фибрами души. С самого их появления, точнее с самого своего появления. Он обещал быть оплотом надежности для матери, надежным другом для возлюбленной, а в итоге его имя вытянули на Жатве и он отправился на Квартальные Голодные Игры. И победил. Думаете, Хеймитч получил удовлетворение? Нет. Он стал опасен для людей. Для тех, кт jecnhfbdfk Голодные Игры.Он разгадал их загадку. А через две недели весь Двенадцатый Дистрикт хоронил его мать и ту девушку, которой он клялся в любви. Пятнадцатилетний Хеймитч не плакал. Он выплакал все в тайне от других, закрывшись от любопытных глаз. Абернати не нуждался в жалости, не хотел сочувствия, и он не справился.
Не справлялся он каждый год. Он отдавал себя этим детям, но ни в силу обстоятельств ничего не могли предоставить тем, кто был с ними на арене. Это печально. Это грустно. Это невозможно. Абернати ненавидел весь мир.
- Ты должен перестать пить, - Эффи пыталась отнят me него бутылку, но Хеймитч, отнимал ее из женских рук и снова припадал к горлышку. Это слишком тяжело. Тридцать три года видеть, как дети умирают. Они всего лишь дети. Они не должны, не обязаны. Но они умирают, один за другим, потому что Капитолию так нужно. Абернати не мог перестать заливать себя, потому что это притупляло боль. Это притупляло отчаяние. Никто, никогда, ни за что. Он один в этом мире. Никто другой не сменит его, не займет его место. Да, никому другому он бы не пожелал этой участи.
Снова время Жатвы. Снова этот балаган наряженных людей. Слишком тепло, слишком жарко. Абернати тошнит. В прочим, его тошнит так часто, что никто не обращает на это внимания Он снова перебрал. И на свою очередную Жатву он пришел в том состоянии, когда лучше оставаться дома. Он снова пришел проводить взглядом м тех, кто обречен на гибель.
Эффи Бряк обреченным, отработанным жестом, тянется к именам, записанным на листочках бумаги. Я ее не виню, но когда-нибудь Хеймитч выбьет дурь из этой капитолийской девицы, и раскроет ей глаза на то, что происходит на самом деле. А пока он миловидно улыбается ей, пытаясь сохранить лицо, пока она читает имена.
- Авена Бейкер - и сердце Хеймитча пропускает удар. Как же хочется, чтобы однажды это закончилось. чтобы однажды все бумажки в этом шаре оказались пустыми. Абернати следит за девушкой, поднимающейся на сцену. Да уж, можно ли загадывать на будущее, или ему действительно, повезло? Хеймитч задерживается ровно на столько, чтобы узнать имя трибуа-юноши, а потом удаляется, чтобы прийти к Авене.
- Не знаю что, но что-т ов тебе есть, и это что-то, может помочь тебе выиграть, - никакого приветствия Победитель Квартальной бойни произносит слова слишком быстро, а потом уходит, оставляя ей возможность попрощаться с близкими. Впервые в нем есть что-то, что заставляет его шевелиться. Но это еще ничего не значит. Огонь в глазах  трибутов Двенадцатого быстро гаснет. Хеймитчу остается надеяться, что Авена не из тех, кто сдается так быстро.

Хеймитч находится в своей комнате до предела, пока появившийся миротворец не заставляет его выйти. Больше нельзя тянуть. Хотелось бы остаться [ltcm навсегда, врости в землю, не иметь возможности пошевелиться. Похоронить еще парочку трибутов, это слишком даже для Хеймитча. Он ставит рекорд среди Дистриктов, которые не побеждают.
Он следует за миротворцем, хотя не горит желанием .в руке безвольно болтается бутылка недопитого ликера. Никто не отнимает, все привыкли видеть Хеймитча в таком состоянии, никого это не удивляет. И он спокойно садится на поезд, запирается в своем купе, чтобы разобраться с мыслями. Двое трибутов. Двое детей, но спасти он может только одного. Ранее Хеймитч не пытался делать различия, пытался спасти обоих, что приводило к краху. Такого не может быть. Только один может выйти победителем, и дать надежду второму с его сторону. Это слишком подло. Его уже дано не встречают с улыбками, никто его не жалеет, Хеймитч сам себя не жалеет. Умывая свое лицо, он думает о том, как сказать этим детям, что их дни сочтены. Нужно быть смелым, чтобы выйти к ним и сказать это в лицо. И почему-то именно сейчас он решает, что подходящий случай настал. утром Хеймитч выползает из своего купе, держа бутылку в руках. И тут же встречает отпор орт гордой девчонки.
- А я и делаю, - замечает блондин, - пью за упокой вашей души.
Он слишком жесток, слишком груб, но в других случаях, дети рыдали на столе, и Эффи металась между ними, желая успокоить их, метала в Хеймитча громы и молнии, а сейчас все пошло иначе. Мальчик блондин смотрел на него внимательным спокойным взором, а девчонка словно желала прожечь в нем две дырки, испепеляла его взглядом. В ничто-то было, но вместе. И в голове Хеймитча рождался безумны план. Он разворачивается к девушке, понимая, что говорить нужно только с ней. Пит полностью подчиняется ситуации. - А что ты хочешь, солнышко? Чтобы я метался от тебя к этому мальчишке и говорил, что вы оба выживете? Нет! Уясни, принцесса, что такого не будет.
Хеймитч хочет знать что стоит ожидать от девушки. В ее глазах горит опасный огонь, но может ли он заставить гореть все вокруг себя. Думаете, так легко выжить на Арене? Нет. Хеймиттч боролся за свою жизнь, когда трибутов было в два раза больше. И Эбернати выжил. Он пытался год за годом передать своим трибутам желание разгадать арену. Именно в этой загадке кроется спасение, но его никто не слушал, и все его слова отправлялись в пустоту. Хеймитч не злился, но ему хотелось видеть в своих трибутах, хоть каплю желания. Умение убивать - это еще не все. Нужно решиться нанести первый удар. А потом считай себя потерянным.
- Я похоронил столько детей, не думаю, что что-то может измениться, - Хеймитч игнорирует предупреждающий взгляд Эффи. Он наливает себе бокал вина, и пытливо всматривается в лицо своего трибута. Ну же, девочка, покажи, что ты из себя представляешь? Хеймитчу это важно. Важно понять, имеет ли смысл работа с ними дальше, или можно уже сейчас похоронить их прямо за этим столом.

Хеймитч откровенно забавляется, продолжая трепать нервы трибутам. Пит был более сдержан, по большей степени молчал, а вот Авена. Из нее может получится толк, но Хеймитч не спешит говорить об этом вслух, даже думать об этом. Привязываться к ним опасно, потому что больно потом терять тех, к кому испытываешь симпатию. Двадцать четыре года он провожал детей на бойню и молился, что они вернутся. Но никто не возвращался. Все было слишком сложно.
Двенадцатый самый бедный из Дистриктов. Самый болезненный. Хеймитч чуть склоняет голову, наблюдая за ней. Бутылка разбивается вдребезги, а он лишь картинно распахивает рот.
- Послушай, детка, там будет двадцать два человека, которые захотят насадить ваши головы на палки, и у первых четырех Дистриктов это может вполне получится. Солнышко, пора проснуться. Ваши шансы невелики, - его глаза темнеют, когда она с плохо скрываемой ненавистью смотрит на него. Еще мгновение, и она вцепится в его лицо. Эбернати лишь ухмыляется. - Но в тебе есть потенциал. Еще бы немного воспитания.
Он безмятежно растягивается в кресле. Это сложно, но они должны показывать эмоции. Если это страх, они должны бояться. Ментор должен видеть этот страх в их глазах. Если это ненависть, они должны ненавидеть так, чтобы все горело от их взгляда. Она смотрит на него, испепеляя взглядом, и Эбернати думает о том, что у нее, действительно, есть шанс. - Кроме того, я даже  не знаю, что вы из себя представляете. Я не смогу за этот месяц обучить вас навыкам выживания. Или управляться с одним из видов оружия. Вот ты, сын пекаря, что ты умеешь? Или ты, грозная Авена Бейкер?
Хеймитч все еще пьян, но он уже заинтересован в этом разговоре. Нутром чует, что из них выйдет толк. Эффи встревает где-то посредине разговора, предлагая посмотреть Жатву. Хеймитч безразлично кивает. Как и предполагал блондин, Первый, Второй и Четвертый предоставили классические пары профи.
- Они объединятся в первые моменты на арене, если уже не сделали это, - от первых Дистриктов до Капитолия рукой подать. Это им придется тащиться в этом поезде два дня. - Я бы посоветовал и вам найти союзников, - Хеймитч не мигая смотрит на экран, где меняются лица. Это будет сложно. Физически все трибуты развиты намного сильнее, чем его пара. Разве что девочка одиннадцати лет из Одиннадцатого уступает им. Бедный Рубака. Бедная Сидер. У мальчишки хотя бы будет шанс, он физически силен, а эта девочка...Ему очень жаль.
- Хеймитч, но даже от союзников потом прижется избавиться, - Эффи вся трепещит от этой мысли. В ее глазах настоящий ужас.
- Да, солнышко, но так у них будет хотя бы возможность продержаться дольше, чем десять минут. Арена - это не увеселительная прогулка под выстрелы пушки.  - Эффи прижимает руки ко рту, а Хеймитч быстро теряет интерес к капитолийке. Он полностью сосредоточен на Бейкер, чей взор все еще устремлен на экран, где в кратком повторе мелькают лица. -Выбираешь подружку на будущие танцы?

Хеймитч качает головой, прикусив нижнюю губу. С этой девочкой будет трудно. Ему всегда было жаль, что такие сильные личности остаются там, на арене. Победитель может быть только один. У остальных нет шансов. Ему жаль каждого трибута, чье имя вытаскивают в Двенадцатом Дистрикте на протяжении двадцати с лишним лет, когда это стало лично его делом. И ее упреки не обоснованы. Но Эбернати не злится, его сложившийся образ далек от идеального представления о мире и хороших людях.
- Не говори о том, чего не знаешь, - все-таки последняя фраза вывела Хеймитча из себя. Если бы не Пит, возникший прямо перед ним. Его ладони уткнулись в грудь ментора. Блондин смотрел как будто сквозь него, испепеляя Авену взглядом зеленых глаз. О чем она думала, когда говорила? О том, что он внезапно найдет способ всех спасти? Эбернати не всесильный Бог. - Пойми, девочка, не от меня зависит, чье имя вытянут на жатве. И я не виноват, что чаще всего дети из шлака берут тессеры, увеличивая свои шансы оказаться на рубище. К сожалению, большинство детей шлака не могу ничего противопоставить Профи. И они гибнут. А еще быстрее они гибнут, если не слушают меня.
Пит не собирался отступать, и Хеймитчу пришлось занять свое место. Несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Перематывает в голове все, что сказали дети. Он сильный, должно быть, выносливый. Она разбирается в ягодах. Вот только не известно, будут ли там ягоды и растения.
- Сядьте, - Хеймитч тряхнул головой. Снова потянулся к бутылке, наполнил свой стакан и залпом его осушил. Блондин морщится от резкого вкуса, ставшего вдруг противным. - Со времен моей победу, Двенадцатый ни разу не выигрывал. И дело даже не во мне, хотя и в этом тоже. Все подарки на арене стоят безумно дорого, а спонсоры предпочитают ставить лишь на первые Дистрикты. Если вы так уверены в том, что кто-то из вас сможет вернуться, то что ж...Не буду вас разубеждать, напротив, постараюсь поддержать.
Эбернати сам не может понять, почему переменил пластинку и вдруг стал покладистым. Наверно, думал, что раздором ничему не поможешь. Блондин не верит в том, что Двенадцатого есть шансы, но никто не давал ему право убеждать в этом трибутов. Эффи смотрит на него с укором, и Эбернати опускает взор.
- Так, давайте сейчас спать. Завтра поговорим на трезвую голову, - и не дожидаясь их возражений, уходит к себе. Первым его желанием было снова напиться. Но внезапный порыв был жестко подавлен. Хеймитч ложится на кровать в одежде. Завтра они прибудут в Капитолий, и он должен будет научить этих детей выживать. Но как это сделать? Блондин не смог уснуть даже под утро, и в общем зале на завтраке появился с кругами под глазами. Тринкетт, как всегда, в безумном одеянии. А за окнами уже виднеются здания Капитолия. Хеймитч ненавидит этот город всеми фибрами души, но снова будет улыбаться, как будто ничего не случилось.
- Сегодня нас представят новой команде стилистов, - блондин обращается к трибутам, уже стоявшим у дверей. - Будьте лапочками не спугните их. Встретимся в апартаментах.

Хеймитч первым оказывается в апартаментах Двенадцатых. Идет в свою комнату, он точно знает, чт ос прошлого года все осталось на своих местах. Смотрит по сторонам, отмечая, что в номере никого нет, даже безгласых. В своей комнате Хеймитч подходит к шкафу, в нем пылятся костюмы, которые Эффи подбирала ему каждый год, но блондин упорно не желал их надевать. Сегодня все должно измениться. Испытывая жуткую неприязнь к себе за то, что он делает это в таком виде и вот так по необходимости, Эбернати облачается в темно-синий костюм, повязывает на шею галстук-платок, и набирает телефонные номера. Трое спонсоров не захотел его даже слышать, но для Эбернати это не впервой.
Патрик, Британник, Ганс, все они отвернулись от него. Двенадцатый никогда со дней его победы не предоставлял трибутов, способных победить. Хеймитч слонялся от одного спонсора к другому, умоляя их помочь, хоть чем-то. Для своих ребят Эбернати придумывал тактику, придумывал истории, и пытался рассказать их спонсорам, но те предпочитали слушать сказки о Первых, Вторых и Четвертых.
- Расс, мне не к кому больше обратиться, - Хеймитч буквально вцепляется в руку старого знакомого из Капитолия. Как и все он одет весьма странно: его кожа окрашена в лазурный цвет, глаза ярко подведены, а на веках тени-радуга. Ему немного за шестьдесят, но медицина Капитолия творит чудеса, и он выглядит моим ровесником.
- Ну, не знаю, Хеймитч, твои ребята, как пушечное мясо, я могу потерять все свои средства, - уклончиво говорит Расс, и Эбернати хочется ударить его.
- Я верну тебе все, если снова окажется, что я не прав, - Хейм хватается за любую возможность заинтересовать спонсора. Расс смотрит на него неестественными глаза неопределенного цвета.
- Тебе придется очень постараться, Хеймитч, - он улыбается своей странной улыбкой, обнажая зубы, которые будто сделаны из золотой фольги. Эбернати улыбается в ответ. У него есть один спонсор. Всего один, но если все пойдет, как надо, то Расс сможет порекомендовать еще парочку.

По дороге обратно Хеймитч развязывает галстук, приобретает где-то бутылку отменного скотча и выпивает ее наполовину. С завтрашнего дня он будет чист, как младенец. Ни разу в своей менторской жизни блондин не вел своих трибутов пьяными. Он напивался каждый раз, когда била вторая пушка, оповещавшая о том, что погиб последний из Двенадцатого. В здании, где останавливаются "счастливчики", чьи имена были названы на жатве, уже шумно. Вокруг полно народа, встречающих своих героев. Хеймитч презрительно сплюнул на землю, пробился мимо них, впихнув одному из зевак полупустую бутылку. В номер он вернулся первым. Блондин сверху смотрел на беснующуюся толпу, когда первые трибуты стали пребывать.
- С каждым годом все только хуже, - говорит в пустоту ментор из Двенадцатого. Он терпеливо ждет, когда вернется его команда. Первая входит Эффи, за ней Авена и Пит, последними идут стилисты. Последних он не особо рад видеть в этих апартаментах, но не осмеливается выгнать их. Тринкетт опять недовольна, что он пил. Хеймитч диву дается, как эта женщина узнает, что с ним происходило, когда ее нет рядом. Бойкая девчонка говорит первой, и вместо ответа, блондин берет ее под локоть и подводит к окну. Нажимает на него, увеличивая часть местности - дорогу перед площадью.
- Завтра, вас выставят на продажу. Чем красивее будет товар, тем больше шансов заполучить спонсоров, которые смогу прислать что-то необходимое на арену. Настоятельно рекомендую делать все то, что говорят вам стилисты.
- А так же все то, что просит вас ментор, - вставляет свои пять копеек Октавия. Хеймитч даже не обернулся.
- Потом вас ждут тренировки. Придется повалять дурака или научиться чему-нибудь полезному. Тренировка закончится показательными выступлениями, за которые вам выставят баллы. После апогей всего подготовительного цикла - шоу Фликкермана. Последняя возможность показать себя спонсорам, и получить болельщиков среди капитолийцев, - блондин возвращает экран на место. - А теперь марш ужинать!.