+++
Прошу прощения за долгое ожидание. У меня не сработала система оповещения на мейл. Я только увидела ответ
Как хорошо, когда можно раскинуть руки и пробежаться босиком по зеленой траве, подставляя лицо солнечным лучам, которое поцелуями оставляет на коже смешные и трогательные канопушки и веснушки.
У Астрид при её рыжине должна обязательна была быть россыпь веснушек по носу и по щеками. Трогательные банты, вплетенные в косы и задорный звонкий голос, смеющийся по малейшему поводу. А еще юбка - пышная юбка, красная как весенний мак, что пробивается из-под слоя снега, наперекор холодам, невзгодам и толстенному слою снега, уже покрывшемуся на самом верху от теплого дыхания весны жесткой хрусткой корочкой, которую так приятно крошить зимними сапожками.
Жаль только Астрид никогда в жизни такой не была. Зеленая трава, красные маки? Может быть, вы еще васильков захотите или подснежников. да хотя бы подсолнухов, так похожих на большие солнца с мясистыми желтыми лепестками и черной сердцевиной, полной жирных семечек, собирающих целые стайки гомонящих воробьев, а порой и птиц поважнее и покрупнее.
Желтый, зеленый, лиловый, небесно-голубой - какой хотите цвет на выбор, но не для восьмых и не для восьмого. Все для Капитолия! Ткани и полотна любой расцветки, любого рисунка, с совершенно любыми эффектом. Они проходили через руки восьмых, но не задерживались в них дольше, чем того требовало производство и отправка рулонов до столицы.
Но особо, конечно, ценили ткани ручной работы, вышитые по специальным заказам бисером, лентами шелка, жемчугом, плетенным кружевом. Мастерицы зарабатывали себе слепоту, вышивая дни и ночи напролет в несколько смен без отдыха и сна, если того требовал заказ, ходили согнутыми, зарабатывая горбы от долгой неподвижной сидячей работы, зарабатывались до того, что их пальцы скрючивало от судорог, а руки начинали дрожать. Какой там вышивать?! Чашку взять в руки и то сложно.
И никогда в жизни жители Дистрикта не носили этих тканей - все для модных дам и господ, красующихся на широком экране, который включают на главной площади только для того, чтобы передать экстра-важные новости или очередную трансляцию с проклятых Голодных Игр.
Цвета для Капитолия, а для восьмых - унылая серость - остатки из остатков брака самого низкого пошиба. Так собакам бросают вываренные кости, лишь бы они не сдохли от голода.
Хотите узнать, какой цвет в моде в этом сезоне? Взгляните на русло реки. Сегодня оно огненно-красное, как ткань, из которой вымывали краску. Завтра будет бирюзовый, а, может быть, густо-фиолетовый. Этот цвет впитается в почву, в руки рабочих, будет течь разбавленным из всех кранов Дистрикта.
Серые люди в серых одеждах с цветными руками...
Здесь не растет трава и не поют птицы, потому что жить в вечном смраде от химикатов способны лишь люди. Химией пахнет все вокруг. Кажется, что когда Восьмые рождаются, они уже пахнут краской или дубильными растворами.
Здесь выделывают и тонкую кожу для капитолийских нарядов.
Издавна красильщиков и кожевников селили за периметр городов, чтобы они своим зловонным ремеслом не смущали обычных граждан. Восьмой - клоака. Восьмые - низшая каста. Рабы среди рабов, низшие среди низших...
Какие уж тут бантики, косички и юбочки?! Рыжие волосы собраны в высокий упрямый хвост, чуть раскосые зеленые глаза смотрят исподлобья упрямо и с вызовом, губы сжаты, ладони в кулаках. На ногах стоптанные ботинки, на плечах мальчишичья куртка, отобранная без боя у Дарека. Он и не только куртку отдаст. Штаны сбиты в коленках, замучаешься зашивать, ноги и руки вечно подраны. От миротворцев, с которыми шутки плохи, нужно быстро убегать и еще до того, как они тебя заметили. Не пойман - не вор.
Астрид удирает быстро, еще ни разу не попадалась. За её шалости достается другим и это злит весь Дистрикт. Они бы с радостью сдали вредную занозу, но Восьмые своих не сдают. Пусть заноза, но своя.
Шутки опасны, но кто здесь не мечтал сделать тоже, что делает младшая Пейлор.
Мама... мама лишь расстроенно качает головой, перебирая в шкафчике так и ни разу не надетые юбки, платья и блузки. Переживает, когда дочь приходит с разбитым носом или ссадинами и глаза её лихорадочно блестят от выплеска адреналина. Гладит непослушные вихры - дочь не любит, "бодается", и только вздыхает украдкой. Этого не любит тоже.
Огонь-девчонка! Вихрь, искра, вспыхнет, не потушишь.
Её вина, что родила. Не хотела рожать, знала, на что обрекает, знала, что родив, может потерять в двенадцать, тринадцать, пятнадцать, восемнадцать. Сердце кровью обливается.
- Я не просила себя рожать! - кричит Астрид снова в гневе и режет по-живому сердце матери. - Зачем ты это сделала? Чтобы я с гордостью умерла на Голодных Играх? Зачем мне друзья? Чтобы они умерли на Голодных Играх? Если все все равно умрут, чего ты тогда за меня боишься?
Астрид жестока по-детски, по-подростковому, рубит правду - ни слова лжи. Но правда давит тяжёлыми булыжниками, погребая под собой, выстраивая гробницу живой матери.
Она молчит, не возражает, не спорит. Слова дочери болезненно-правдивы, после них лихорадит, как после тяжелой болезни. Нельзя удержать огонь в руках - он будет жечь тебя, и Астрид жжет, палит, горя сама, словно огонек свечи.
Ах, если бы найти твердую руку, которая могла бы направить эту страсть, эту ярость в нужное русло, но удержать младшую в узде невозможно. Да и как удержишь? Она слушает и слышит, в отличии от многих её возраста.
Слышит рассказы стариков о былых временах, о свободе, о тех днях, когда между Дистриктами не было стен и можно было беспрепятственно передвигаться, где хочешь. Вот что тревожит её ум, вот что бьется в её груди!
Свобода - в душе у каждого Восьмого. Свобода снится им ночами. Свобода - высшая цель и стремление. Те, кто за периметром, свободны, хоть и живут, как крысы, спасаясь в разрушенных давно заброшенных зданиях от постоянных облав Миротворцев. Их выжигают, их травят, их убивают, но нет им числа, пока жив хоть кто-то из Восьмых.
О свободе говорят,... тихо, шепотом, оглядываясь по сторонам, чтобы не дай бог не заподозрили заговор или бунт. Хотя что тут заподозривать? Бунты - обычно дело в "мирном" Восьмом, как ежедневный обед.
Про "свободных" молчат, даже думать боятся. Что вы! В Дистрикте нет повстанцев. В Дистрикте нет подполья, а господа Миротворцы за периметром лишь устраивают учения. Только куда-то все пропадают люди, только кому-то откладывает жирная Несс лишние бутылки самогонки и мисс Торн с Пятой улицы рвет старые простыны на длинные полосы, больше всего напоминающие бинты.
Говорят, что младшая Пейлор просто бесится с жиру. Она же из обеспеченных. Родители на работают на фабрике. Надо же - они - единственные из всех Восьмых портные, которые не работают от смены до смены. Потому что верхушке Дистрикта, какой бы скромной она не была, тоже хочется выглядеть хорошо. И невестам, и именинникам, и даже просто.. на зло всем!
Астрид ненавидит все те платья, что она шьет. Она никогда не наденет ни одно из них! Она - другая! Всегда другая!!!
- Тише, девочка, не торопись... - голос наставника тих и похож на мурлыкание. Он успокаивает. Дэвид держит в своих руках живой уголек. Наставник готов взять на себя ответственность и бросить его в костер Революции.
Чтоб взвилось пламя!
- Не торопись... - советует Астрид Нинель. - Держи мишень в прицеле.
Это хорошо, что ты хочешь быть полезной. И ты совершенно права. Сейчас такой навык будет очень кстати. Потому что до мирного времени нужно еще дожить. А с навыком стрельбы твои шансы точно повысятся.
Она полна задора, несмотря на свою весьма нерадужную жизнь. Не стоит копать глубже. Верьте этому задору, верьте искрам в глазах!
- Он на предохранителе. Смотри, вот здесь, на спусковом крючке. Чтобы выстрелить, ты должна нажать вот так... Не нажмешь, как надо не получится выстрелить. - Астрид все еще стоит за спиной Нинель, чуть сгибает её пальцы, надавливая своими, показывая куда именно нужно жать... и отступает.
- Стреляй на выдохе, в самом конце...
Давай!
Отредактировано Astrid Paylor (2015-01-20 23:34:30)