После того, как Кашмира согласилась встретиться с ним "послезавтра", Марк решил во что бы то ни стало не упускать ее. Успех их отношений (конечно, никакой речи не шло о том, что они встречались или представляли собой пару) уходил корнями в прогулку по цирку, когда казалось, что время вовсе замерло, так им было хорошо вместе. И хотя Кашмира не подпускала его ближе, у Марка не было и мысли о том, что это какая-то ее игра или набивание цены. Да, он с самого начала рассматривал ее как привлекательную девушку, с которой непрочь завести серьезное знакомство, но, нужно было отдать ей должное, она была честна с ним и не давала повода надеяться на что бы то ни было. Что, впрочем, не означало, что он просто так с этим смирился. А еще Метелл понимал, что, несмотря на прогресс в их знакомстве, с их расставанием все может закончиться, но думать о скором отъезде не хотелось.

Они проводили вместе почти каждый вечер, а если вечером и были какие-то независимые друг от друга планы, то они виделись утром за завтраком или вместе обедали где-нибудь в городе. Места встреч всегда были нейтральными, да и, пожалуй, это было к лучшему. Приглашение к себе - всегда намек на что-то, а если даже и нет, то другим все равно будет восприниматься именно так. Они ходили в кино на поздние сеансы, брали на прокат велосипеды, а еще посещали занятия по танцам. По-началу Кашмира восприняла идею с подозрением, зачем это вообще нужно, но сошлись на том, что один раз можно и сходить развеяться. Один раз превратился в несколько, и, к их обоюдному удивлению, вечернее время в школе танцев вошло во временное расписание обоих. Марк не спрашивал о том, когда Кашмира возвращается в Первый, боясь всякий раз, что услышит "Завтра!", и Кашмира хранила на этот счет молчание. Все шло так, будто никто из них не собирался уезжать, вот только время отъезда Марка было известно заранее. Ему нужно было улетать в 13-й, и невесть, насколько его туда забросит, и куда он отправится потом.

Однако сегодня был в запасе целый день, который они условились провести за городом на рыбалке, поэтому уже рано утром Марк подъехал к Кашмире и ждал, когда она спустится. К неожиданности, девушка была не одна, а в компании золотистого ретривера, которая прям-таки сияла от любви ко всему вокруг.

-Доброе утро. Марк-Голди, Голди-Марк. Она так ревнует, что у меня не осталось выбора... Как ты относишься к собакам?

Марк сидел на капоте, подставив лицо солнцу, и, когда Кашмира появилась, подался навстречу. Собака, словно совершенно смышленое существо, посмотрела на него и вильнула хвостом.
- Привет, девочка, - Марк присел, приглашая Голди к знакомству. Более доверчивое существо ему встречать не приходилось. - Думаю, мы найдем общий язык, - засмеялся он, подставляя подбородок горячему шершавому языку. Он подмигнул Кашмире. Она выглядела как всегда потрясающе, и на этот раз в шортах ее ноги выглядели прям-таки бесконечными. Ведь она же не может не замечать то, каким взглядом он иногда смотрит на нее? Занятия танцами были, конечно, веселыми, но помимо прочего это была игра на грани, и близость тела Кашмиры оказывала на него пьянящее воздействие. Вот и теперь то же самое ощущение, когда сердце перехватывает дыхание. Марк, ты пропадаешь.

- Ты прекрасно выглядишь, - улыбается он, - солнце тебе к лицу.
Погода сегодня действительно солнечная, и к полудню наверняка будет просто кайф находиться у воды.

Все для рыбалки готово, и, усадив Голди на заднее сидение вместе с провиантом, удочками и снастями, Кашмира усаживается рядом с Марком на переднее сидение, по привычке готовая ловить встречный ветер и подставлять ему лицо. Марку нравится наблюдать за нею в этот момент. Ее лицо становится таким спокойным, будто она действительно летит, разве что крылья невидимы.

Дорога за город пуста. Кому вздумается воскресным утром тащиться за город раньше обеда, особенно после жаркой субботы? Они без труда покидают бетонные и застекленные кварталы Капитолия и выруливают на шоссе. Насчет места они определились еще накануне, так что оставалось только довериться навигатору, и он не подвел. Местечко было отличное, безлюдное и совершенно уютное для пикника.

- Погода определенно на нашей стороне! - жмурится Марк, передвигая солнечные очки с носа на лоб. Вчера утром в это время шел ливень, хотя потом погода все же прояснилась, и ливень вышел настоящим летним. Голди с радости выскакивает из машины. Ну конечно, ведь ей не нужно разбирать вещи!

Отредактировано Mark Metell (2014-12-31 17:36:18)

Кашмира в прекрасном расположении духа. Нжно сказать, она стала куда раскованней, и если прежде любое случайное прикосновение на долю секунды заставляло ее замирать и неловко одергивать руку, то теперь она могла по-дружески цепляться за руку Марка, рассказывая что-то с увлечением или чтобы привлечь его внимание к чему-то очень занятному. Вот и по пути они продолжали смеяться, обсуждая... да, черт возьми, у них появились общие темы для разговора. И никаких личных вопросов. Впрочем, последний факт их ничуть не тяготил, даже наоборот.

Голди определено пришлась по душе эта поездка, хотя Кашмира держит ее за поводок на всякий случай. Собака подставила морду ветру, так что уши развевались, и довольно разинула пасть, ловя прохладный воздух, щекочущий довольную морду. Изредка она заходилась лаем, всячески выражая свое хорошее настроение.

Кашмира помогает доставать вещи, и, черт возьми, то ли специально, то ли между делом, всякий раз поворачивается так, что Марку открываются самые приятные ее виды. Ему почти до зуда хочется коснуться ее кожи, которая, должно быть, гладкая, словно самый дорогой атлас.

- Я имею представление о рыбалке, - смеется Метелл, доставая удочки. Он так близко от Кашмиры, что чувствует аромат ее лосьона для тела. - В 13-м изредка нам разрешали выбираться до озера.

Здесь у берега даже есть лодка, но доверия она не вызывает, да и Марк предпочитал рыбачить с берега, тем более, что тут был отличный берег, чтобы закидывать удочку. К воде вел дощатый помост, который он тут же проверил на прочность. Очень неплохо. Можно сидеть, свесив ноги в воду. Насчет купания они как-то не задумывались, да и пловец из него был неважный. Негде было особенно научиться.

Марк помогает Кашмире разостлать плед. Их завтра-обед-ужин в большом плетеном коробе, но на горячее можно побаловаться рыбой на костре, если, конечно, повезет. Голди носится по берегу, совершенно сойдя с ума от свободы после пребывания в четырех стенах, а затем на улицах города. Здесь тишина, только звенят в лесу птицы. Для ретвира это все - просто-таки сказочный неизведанный мир, но далеко от хозяйки трусишка не уходит. Для нее и тут на поляне немало интересностей.

Конечно, никто не голоден, да и Кашмире не терпится попробовать себя в рыбалке. Где-то в Дистриктах копали червей и ловили на них, так слышал Марк, но у них самой доступной прикормкой и приманкой был хлеб. Он вручает Кашмире сетку под рыбу, кладет себе на плечо две удочки и сачок, а в руку берет краюшку хлеба.
- Будем надеяться, что здешняя рыба не избалована деликатесами, - смеется он, скидывая обувь и босиком направляясь по мосткам. - Хлеб немного не пропеченный внутри, так что должен держаться. В 13-м мы скатывали его в шарики с маслом, чтобы не размокал так быстро, но...

Он показывает Кашмире, какого размера должна быть наживка из мыкиша, а корку щиплет на мелкие кусочки и бросает в воду, всматриваясь. Вскоре он разливает серебристые хребты, заходившее прямо под ними. Вряд ил здешняя рыба напугана рыболовами. Такого развлечения Капитолий, наверное, не знает, судя по ому, сколько времени он искал удочки.

Между тем Кашмира сделала себе приманку и уже приплясывала от нетерпения, примеряясь к удочке.
- Иди сюда, - он встает за ее спиной вплотную и, управляя ее руками, показывает, как именно нужно управляться с этим сложнейшим приспособлением. - Вот так. Осторожно, не посади себя на крючок, - Марк смеется, перехватывая ее пальцы. 
Голди топчется тут же, но хлебом ее, видимо, не сманишь, так что ничего она не трогает.
- Вот так... - наконец крючок на длинной леске улетает далеко и поплавок садится на сверкающую гладь воды. - Присаживайся и жди. Если будешь засыпать, я тебя разбужу!

Кашмира способная ученица. Она с удовольствием слушает его и в ее движениях нет ни малейшего напряжения. Она совершенно спокойно чувствует себя в его объятиях. Прогресс.

Они усаживаются, свесив ноги в прохладную воду, наблюдая за поплавками и наслаждаясь прекрасной погодой.

...Кашмира совершенно не способна сидеть тихо, и Марк смеется тому, как быстро ее терпение рыбака иссякает, так что она и вовсе укладывается на мостки и смотрит в воду. Он видит, что через отражение ее взгляд скользит по нему и подмигивает в ответ. Между тем столь занятное времяпрепровождение не мешает Кашмире следить за своей удочкой. Красный поплавок дергается, то и дело исчезая под водой и взмывая снова на поверхность. Значит, рыба зацепилась.

Марк бросает свою удочку и забирает у Кашмиры ее, потому что она решает всецело передать бразды правления в его руки.
- Бери сачок и лови ее, когда я подведу, - Марк выуживает улов все ближе и рывком тянет удило. На крючке вертится рыбешка размером с ладонь, и если бы Кашмира в последний момент не подала сачок и не подставила его, то их первая на сегодня рыба так и ушла бы обратно в озеро.

- Ну что, вот мы и размочили счет, - Марк отправляет скользкую рыбину в сетку. Чешуя блестит на солнце, переливаясь серебром.

Дальше улов продолжается худо-бедно, и самый первый опят Кашмиры вывести рыбу самостоятельно не увенчивается успехом, потому что та виляет хвостом прямо перед ее носом и ухает в воду, мгновенно исчезая из виду, так что даже сачок не выручает. Тем не менее на обед они поймали достаточно, а впрок они и не хотели ловить. Солнце поднимается высоко, и Марк отдает Кашмире свою рубашку.
- Обгоришь, и я себе этого не прощу.
Действительно, не хочется чтобы восхитительно белоснежные плечи Кашмиры покраснели, создав совсем не подходящий ей рисунок. Она будто была высечена из слоновой кости, и ничто не должно было нарушать ее красоту.

Они разжигают костер, и Голди тут как тут. Она садится неподалеку, принюхиваясь к незнакомому запаху, пока Кашмира потрошит рыбу, а затем решает составить компанию новому знакомому своей хозяйки в том, чтобы прогуляться до леса и принести веток, на которых можно было бы пожарить рыбу.

Совсем не хочется думать о том, как быстро летит время, и что завтра ему нужно уезжать.
- В 13-м никогда не хватало таких посиделок, - Марк задумчив смотрит на огонь. Пусть и светло, в пламени все равно есть своя магия, которая не подвластна даже солнцу. - Ты никогда не думала, какой бы хотела свою жизнь, если бы не родилась в Первом? Я бы хотел родиться в Четвертом. Так такой простор, и я влюбился в море. Наверное, я бы стал капитаном какого-нибудь рыболовного судна... Или... где у нас живут лесорубы? Стал бы лесником. Серьезно. Где угодно, только бы не под землей.
Он поднимает лицо вверх и закрывает глаза. Здесь так легко и хорошо дышится, и то, что рядом Кашмира, делает это место особенно счастливым. Только бы не спугнуть это ощущение неловким жестом или словом.

- Ты преувеличиваешь моею значимость и мои таланты, - отвечает Марк, смеясь. Идею с тем, что он мог стать бы лесорубом, Кашмира наотрез отвергает, но соглашается на капитана.
- Всегда подозревал, что девчонкам нравятся капитаны! - восклицает он, насаживая на ветку очередную рыбу для жарки. На его вопрос о собственной жизни Кашмира отвечает так же серьезно, каким был он сам. Действительно, они ничуть не шутил. Даже понимая, что, родись он где-то помимо Капитолия или 13-го, то непременно оказался бы среди тех, кто ждет своего имени на Жатве, Марк тем не менее готов был бы заплатить такую цену. По крайней мере так чувствуешь себя живым. Забавно, что, наверняка, вместо него родиться в 13-м хотели бы многие из Первого по Двенадцатый.

- Что тебя заставило? С виду ты вполне благоразумна, - замечает Марк с полуулыбкой на губах. Быть названным - это одно, вызываться - другое. - Ты так была уверена в своей победе? Или... почему? Не хочешь - не отвечай, - он поднимает руки.

Кашмира наливает вино и ложится рядом с ним, так что Марк смотрит на нее сверху вниз, закрывая от солнца. На ней его рубашка, и он видит свое отражение в ее глазах. Желание поцеловать ее почти непреодолимо. Казалось бы всего и дел, что наклониться к ней, и ее губы так соблазнительны.

В ее волосах заблудилось какое-то насекомое, и Марк ловко вылавливает его из белокурых прядей и отпускает. Голди, бессовестная подлиза, подползает к ним, укладывая мордочку на край покрывала, и наблюдает за людьми, лениво моргая. После беготни и веселья, а затем обеда, ее знатно разморило на солнышке.
Марк ложится рядом с Кашмирой, закладывая руки под голову и глядя в небо.
- Что будешь делать, когда вернешься домой? - спрашивает он, и вопрос его звучит так, что пояснять не надо - расставаться совсем не в его планах, но ничего не поделать. - Я буду скучать по нашим вечерам.

Он старше, и это инициатор всех их встреч, и, наверное, от него сейчас требуется какое-то действие. Но с Кашмирой все так неопределенно, что он опасается спугнуть ее, так что пусть все идет своим чередом...

Объяснение Кашмиры простое, но такое непонятное. Марк словно жил на другой планете, Игры для него были чем-то далеким, а сейчас неожиданно оказались прямо здесь, на этом берегу озера. Кашмира укладывает голову ему на колени, продолжая говорить, а он слушает ее, не перебивая и понимая, насколько ей сейчас непросто. Наверное, Игры никогда не отпускают никого. Даже тех, кто выжил. Вернее, особенно тех, кто выжил, потому что другим до них уже нет никакого дела.

Жизнь после Арены... О да. Финник Одэйр не поскупился на описания в своем ролике, и Марку было известно, что представляла собой жизнь победителей по возвращении с бойни. Противно даже допускать мысль о том, что Кашмире, такой красавице, приходилось терпеть в обмен на угрозу расправы с близкими.

Марк запускает руку в ее волосы и начинает медленно перебирать шелковые пряди.
- Все прошло, - произносит он. К сожалению, Метелл не видит лица Кашмиры, но почти наверняка знает, что между бровями пролегла складка, как всегда бывает, когда ее касается тень неприятных раздумий. Марк никогда не вмешивался.

- В Капитолий - совершенно точно, - отзывается Марк, разве что не стиснув зубы. - Черт, мы потеряем столько уроков, я совершенно потеряю танцевальную форму, - пытается шутить он. Между тем костер потрескивает, и пора переворачивать рыбу. Марку приходится потревожить Кашмиру, и она садится, не выпуская из рук бокала.

- Станет совсем скучно - меня можно найти в 13м, - улыбается Метелл, снова возвращаясь на место и садясь перед девушкой. - И даже не придется спускаться под землю... - последние слова он почти выдыхает, даже не ручаясь, что их можно расслышать, так тихо они произнесены. Сопротивляться желанию попробовать губы Кашмиры на вкус оказывается наконец сильнее всяких опасений. Он так долго удерживался, что ей достаточно просто облизнуть их после глотка вина, чтобы у него снесло крышу.
Марк целует Кашмиру не осторожничая, но и не поддаваясь напору. Он даже не держит ее, не пытается привлечь к себе, и она вольна выбирать.
И нужно остановиться, но вот только, зачем? Неловкости уже не избежать, и, скорее всего, и этот день сейчас завершится, и домой они вернутся в полном молчании, потому что Марк запросил то, на что Кашмира никогда не давала надежды.

Едва Марк хватается за хрупкую надежду, когда Кашмира внезапно откликается на его поцелуй, как вдруг ее словно обдает кипятком. Она резко отстраняется, и ее буквально сдувает на противоположный край покрывала. Был бы здесь где-нибудь угол, она бы непременно забилась в него и ни за что бы не вылезла.

Он слушает ее, считая, что во всем виноват, но ее "Я не могу" и "Я в отношениях" говорит одновременно и о том, что с ее стороны действительно есть симпатия, которой она поддается против воли, и то, что надеяться ему не на что. Кашмира сжамает в ладони медальон, с которым никогда не расстается, и сейчас это будто ее якорь, который не дает ей оторваться от земли вместе со смерчем или якорь, не дающий унести ее далеко в штормовое море.

Как он не подумал? Действтительно, Марк считал, что, раз Кашмира может так спокойно проводить с ним вечера, то наверняка она свободна, потому что бы позволил ей быть одной так долго? Да и никогда она не говорила о том, что у нее кто-то есть. Но отчего ему не пришло в голову, что, возможно, у нее небольшой тайм-аут, и на какое-то время ее отношения с молодым человеком просто переживают стадию "отдохнуть немного друг от друга"? Хотя могло ли прийти?
Вот кто ждет ее дома, куда она так собирается.

- Прости меня, пожалуйста, - Метелл ерошит волосы. - Я не знаю, что на меня нашло, - дежурные фразы, которые обычно говорят, и они вырываются автоматически, потому что Марк не знает, как загладить вину за свою оплошность. Наверное все же стоило задать ей вопрос о личной жизни давно, и не было бы этого неловкого момента. Вообще бы ничего не было.

- Я не подумал, что ты не свободна, - наконец улыбается он, и улыбка действительно выходит искренней. - Хотя, следовало бы, потому что не может же не найтись человека, который поймет, какое ты счастье. Я рад за... вас. И я не хочу, чтобы случившееся... чтобы этот поцелуй встал между нами.

"Давай останемся друзьями" - не для него. Остаться друзьями с девушкой, которую решился поцеловать, но получил отказ, нельзя, и Марк это понимает. Ну конечно она не может быть одна, а ему даже не хочется спрашивать, кто это и каков он. Да, Марк в этом отношении ревнив, а еще... Зачем?

Кашмира напускает столько тумана, что Марк перестает что-либо понимать. Таинственный "он", который существует в ее жизни, будто подобен какому-то мифическому существу, чьего имени нельзя называть, чтобы не призвать в суе. Что происходит? Почему нельзя просто сказать: "Он мой земляк, мы вместе прошли революцию. Да, у нас не все непросто, но я люблю его". Однако Марк даже крупицы о нем не знает, и тем более ни разу не звучит слово "любовь". Что-то не выглядит Кашмира безмятежно счастливой, когда говорит о нем. Итак, пока все, что ясно, это то, что ее молодой человек, о котором она никогда даже словом не упоминала, по крайней мере жив, и ее не терзает проблема неверности памяти.

Метелл собирается было ответить насчет того, что Кашмира говорит о своей неподходящей для него кандидатуре. Девочка, ты в своем уме? Из нас двоих неподходящий именно я. Старше, проще и легче на подъем, не ценит комфорт и будто бы еще не нагулялся. И совсем иного круга.

Кашмира снимает с шеи свой медальон и, передавая его Марку, держит так, будто опасается, что золото обернется в прах от одного прикосновения его пальцев. Метелл взглядом спрашивает ее: "Уверена?", и она так же глазами отвечает, что да, и лучше не тянуть, чтобы не передумала.

Он открывает створки, и глазам предстает небольшая миниатюра в рамке сердечка по форме медальона. Кашмиру целует светловолосый мужчина, которого Марк узнает. Блеск Лейн мелькал в агитационных роликах не реже остальных. Блеск? Брови Марка взлетают вверх, как бы ни хотелось ему скрыть свое удивление. Хотя, удивление это мягко сказано. Ту гамму чувств, которую он испытывает сейчас, невозможно описать словами. Что же, теперь, по крайней мере, ясно, почему Кашмира так упорно обходила тему личной жизни, будто таковой у нее вовсе не было. Ну, о том, что брат и сестра слишком привязаны друг другу, было известно всем, и кто-то даже пускал злые шуточки насчет истинной близости братско-сестринских отношений. Последние слухи приходят на память Марку. Как говорят? Дыма без огня?

Метелл возвращает медальон Кашмире, которая замерла в ожидании, наблюдая за каждым его жестом, за выражением лица, и ощущение такое, будто она защищается, так неловко сжавшись под его взглядом. Ждет осуждения? Да, отношения между кровными родственниками осуждались и в 13м, хотя уж там-то, при ограниченности человеческих ресурсов, могло случаться всякое, однако Марк никогда не сталкивался ни с чем подобным, поэтому и выразить своего осуждения он не может. Нет, не потому, что у него какие-то там либеральные взгляды на этот счет, и он даже поддерживает такую смелость и любовь. Ничего подобного. Просто Кашмира и Блеск уже взрослые люди, и это их жизнь.

Марк ерошит волосы. Нужно что-то сказать, потому что она ждет.
- Кашмира, - он улыбается, но как-то грустно. - Все в порядке, я никому не расскажу о вашем секрете. Честное офицерское, - он добавляет последнее, чтобы хоть немного разрядить обстановку.
Господи, собственный брат? Серьезно? Неужели во всем Первом не нашлось никого другого? С "другим" было бы справиться легче и можно было бы без зазрения совести попытаться увести Кашмиру, тем более, что все складывалось так хорошо, что в какой-то момент она стала уступать... Но брат... Она так цеплялась за него. Это было видно по тому, как часто Кашмира брала в ладонь этот чертов медальон. По-началу Марк думал, что это привычка или просто вещь ей памятна, но все это время она носила у сердца фото, где она вместе со своим братом.

- А я был готов предложить тебе полететь завтра со мной, - усмехается он, разводя руками, и все-таки с языка срывается вопрос, который может испортить все окончательно, разметать все, что сложилось между ними к этому дню, до основания: - Кашмира, я не скрываю, что ты мне нравишься, и отношения дружбы меня бы все равно не устроили, так скажи мне, ваша передышка дает мне хоть какие-то шансы?

Ну что же, бывает, что попадаешь в ситуацию, когда выбирают не тебя. Но особенно больно это сейчас, когда он действительно хотел предложить улететь с ним. Да, спустя недолгое знакомство, но... Было внутри него что-то, что говорило - оставлять ее даже на короткий срок он не может, и, кажется, он в шаге от момента, когда готов наконец остепениться. Хватит уже бочек и иммельманов, вхождений в штопор. Осознание приходит к Марку ровно в этот момент, когда их размеренное общение, вроде бы ни на что не претендующее, неожиданно втыкается в тупик. До этого момента казалось, что, даже если он и улетит, то сила притяжения все равно вернет его обратно, а теперь...

Почему Кашмира так рвется рассказать, какая она плохая? Однако, к слову, это первый раз, когда она действительно говорит о своем прошлом. Игры, продажи, отношения, морфлинг... Видимо, внутри нее сломался какой-то барьер, если вдруг Кашмира забывает об осторожности.

- Нет, - Марк качает головой, - меня это не отталкивает. А почему должно? Нет, я не одобряю инцест, но это ваш выбор, и вы никому своим решением не причинили боль. Это только ваше дело.

Действительно, если не идет речи о страданиях других, а только о том, что происходило у Кашмиры с братом в их спальне, то какое право он имеет вообще на то, чтобы высказывать свое мнение, уж тем более осуждение, которого так жаждет Кашмира? Вообще кажется, что она расценила бы его осуждение как освобождение, правда, не ясно, от чего, но она так удивлена его спокойной реакции, что Марку думается именно так. И свой ужасный портрет она рисует тоже с каким-то непонятным упоением. Не иначе, она хочет, чтобы он ушел и освободил ее от выбора. Выбора? Значит, для него не все потеряно?

И он не верит ни малейшему ее слову насчет игры и притворства. Это ложь. Когда люди хотят действительно отвлечься от проблем, они чаще всего именно снимают маски, а не надевают их, и все, что случилось с ними за это время... нигде Марк ни на долю секунды не мог отыскать ни тени лжи или актерства. Конечно, неприятно думать о том, что она выставляет его сейчас средством отвлечения от брата, забавой, но настоящей обиды нет, потому что уверенность в том, что Кашмира лжет именно сейчас, а не все эти дни, сильнее.

- Настоящая ты? - он поднимается и садится у костра, проверяя рыбу. На самом деле, ему плевать, пусть даже весь улов сгорит до углей, просто нужно чем-то занять руки. - А в чем ты, такая, как ты сейчас, противоречишь своему прошлому? По-моему, ты преувеличиваешь свои таланты в актерском мастерстве, - он улыбается, глядя на нее. Не верит. Он не верит, что ничего для нее не значит, что она, получив свой глоток свободы, забудет о нем, выбросит из головы, и вернется к брату. И то, что она говорит о "времени" и "завтра" дает ему дыхание.

Марк смотрит на нее внимательно, размышляя. Ему хочется, чтобы ответ был не завтра, а сейчас, но он понимает, что это невозможно, и тогда единственное и окончательно ее решение будет в пользу того, чтобы немедленно уехать домой. Однако... разве завела бы она этот разговор, реши она все раз и навсегда?

- Ты знаешь, где меня найти, - наконец отвечает он. Он уже говорил о 13м. Где бы его ни мотало, туда он возвращается всегда.

- Я не вижу тебя лучше, чем ты есть, - поправляет ее Марк, - я вижу хорошее в тебе. И это хорошее мне нравится.

Рыба перемещается на тарелки. От нее пахнет костром, и взять ее в руки пока невозможно, такая она горячая, с пылу и с жару. Марк облизывает обожженный палец.
- Мм, неплохо, - улыбается он. Каким бы сложным ни был этот разговор, он решил во что бы то ни стало не убивать оставшееся им на двоих время. И, кажется, Кашмира тоже, потому что следующее ее действие совершенно выбивает почву у него из-под ног, но и ставит все на свои места.

Кашмира подвигается к нему и садится рядом, утыкаясь носом в его шею, и впервые она позволяет себе подобное. Марк чувствует ее дыхание, когда она шепчет:
- В любом случае - я с тобой свяжусь.
и ее мягкие волосы щекочут его кожу. Марк обнимает ее, сцепляя вокруг нее руки, целует в светлую макушку.
- Хорошо, - отвечает он, понимая, что Кашира не будет тянуть с решением, и он благодарен ей за ее честность и открытость. Впрочем, он тоже не скрывает от нее своих намерений. Она нужна ему не как друг, боевой товарищ или что-то в этом роде, а как женщина, которую он жаждет, которая вызывает его интерес и желание.

Они сидят так некоторое время, абсолютно молча, пока наконец Голди не решает нарушить их идиллию и заполучить свою долю внимания. Она наступает на хозяйку, тычась мордой в ее ладони и требуя, чтобы ее почесали за ухом, а еще лучше - мягкое золотое брюхо. Марк смеется, наблюдая за этими поползновениями.

- Что за прелестное создание, - он треплет собаку за холку, и та мгновенно брякается перед ним, ожидая, что ласки продолжатся. Между тем Кашмира быстро накрывает их стол. И будто ничего, нарушившего их равновесие, они не сделали или не сказали. Им даже не нужно делать вид, будто ничего не произошло. Произошло. Просто они взрослые люди и, кажется, нашли, как с этим разобраться. Да, Кашмира носит на шее медальон с Блеском, и от Марка не укрылось, как она взглянула на фото, закрывая его, но на ней его рубашка, и это ему она отвечала на поцелуй, пока не опомнилась.

Рыба поджарилась отменно, и все бы ничего, если бы не мелкие косточки, которые приходится выбирать. Даже Голди досталось отведать прежде незнакомого яства и, кажется, она осталась вполне довольна. Тем более, что хозяйка заботливо вычистила ей самые сытные хребтики. И если прежде Марк думал об отъезде как о чем-то, что нарушит их отношения, то теперь даже будто ждал завтрашнего дня. Теперь отъезд сулил определенность. У Кашмиры будет время решить для себя, какой она видит свою жизнь и с кем, и пусть Марку не предстояло таких серьезных раздумий, тем не менее для него это время будет тянуться бесконечно долго.

- Давай выпьем за то, чтобы наши решения были правильными, - Марк подает Кашмире бокал вина и касается его своим. Тихий звон словно скрепляет разговор.