После рыбалки доставив Кашмиру домой и расставшись, хотя и не без горечи, тлевшей где-то глубоко внутри, но весьма неплохо и даже со взаимными вполне искренними улыбками, Метелл отправился на служебную квартиру, чтобы собрать вещи перед отлетом в 13-й. Следующие три недели прошли в перелетах по Панему, и в 13-м он пробыл в лучшем случае только половину всего времени, потому что все остальное было в воздухе.

Пару недель он даже не бывал близко к Капитолию или Первому дистрикту, но совсем недавно, уладив и выполнив те дела, что были поручены ему в его командировке, ознаменовавшейся помимо прочего знакомством с Кашмирой, нашел для себя куда менее обременительное, а в чем-то даже вполне приятное занятие. ВВС это, конечно, здорово, но у Марка была небольшая слабость к гражданской авиации, и офицер, который помимо прочего был экспертом и консультантом по реорганизации военно-воздушных сил страны, порой садился на штурвал самолетов рядовых пассажирских авиалиний. Правда, пока таковых самолетов было немного, и Панему еще предстояло наладить соответствующую инфраструктуру, между столицами большинства дистриктов и Капитолием было налажено воздушное сообщение. Рейсы были по разу в несколько дней, и железная дорога пока была лидером по перевозкам, но все же такой способ передвижения постепенно становился привычным. Без рейсов же между 13-м и Капитолием вообще было не обойтись, потому что железнодорожная ветка сюда еще только подводилась.

За последнюю неделю Марк успел слетать от 13-го до столицы и обратно четырежды. Что он ждал, заходя на посадку в аэропорту Капитолия? Чью фигуру надеялся встретить на мостике встречающих или входя в зал прилета? Или же в 13-м? Или же подходя к своему дому? Глупо не признать, что мысли о Кашмире уступали работе, когда он был увлечен своими делами, но едва он отвлекался, как ожидание звенело в нем натянутой струной. Она обещала выйти на связь "в любом случае" и еще - просила дать ей время. Три недели это много или мало? Черт его знает, просто Марку казалось, что они тянутся бесконечно долго, будто прошло уже минимум три зимы и три лета с того момента, как они расстались.

Вот и сегодня, заняв место главного пилота, Метелл снова не увидел даже тени знакомой фигуры. Для Кашмиры домом был Первый дистрикт, но для Метелла она была связана только с Капитолием.

- Посадка на рейс окончена, пассажиры заняли свои места, - стюардесса заглядывает в кабину. - Мы готовы ко взлету, капитан.
- Офицер, - поправляет ее второй пилот, смеясь. Действительно, единственное обращение, которое должно употребляться к Марку, это офицер.

- Отлично, - салютует Марк. - Земля, борт К-13 готов.
- Даю разрешение. Удачи, - отзывается Диспетчер, и взлетная полоса меняет цвет с красного на зеленый. На электронном табло без трех минут два пополудни.

Едва стюардесса завершает инструктаж, Метелл включает громкую связь. Ни одно его приветсвенное слово не соответствует той кальке, что существует для всех экипажей.
- Уважаемые пассажиры, вас приветствует экипаж борта Капитолий - Тринадцатый дистрикт. Мы желаем вам легкого взлета и мягкой посадки. Достоверно известно, что среди вас есть новоиспеченные молодожены. Мы поздавляем вас и надеемся, что возвращение из столицы домой не покажется вам долгим. Помните, что уборная комната предназначена для индивидуального посещения, так что потерпите до мягкой домашней постели. Ожидаемое время прибытия в Тринадцатый - шесть часов вечера.

Второй пилот смеется, как, впрочем, и салон. Здесь нет первого класса, и все посадочные места находятся вместе, так что ожидаемо, что взлет произойдет под поздравления.

Самолет трогается и, разгоняясь, начинает отрываться от земли. Метелл скользит взглядом по зданию аэропорта, но отсюда, конечно, ничего не разглядеть. Вернее, никого.

Какой кайф находят Марк в пассажирских перевозках, когда на деле он - боевой офицер? Наверное тот, что ты подбрасываешь людей по их личным делам, а не перебрасываешь десант из одной точки в другую, когда порой приходится сообщать на землю: "Земля, мы возвращаемся на базу. У нас потери" или "Задание выполнено, возвращаюсь налегке", что значит: "Заданию ничто не помешало, бомбы сброшены". Это действительно удовольствие. Есть ли тоска по вытянутому до предела штурвалу, когда заходишь на умопомрачительный вираж? Пожалуй, да. Но и от этих полетов он не отстал. Продолжаются испытания машин, и кому, как не ему этим заниматься?

Внизу стелются облака. Они взяли высоту и вышли на свой маршрут. Диспетчер Капитолия перешел в ждущий режим, и, по суеверию, оставалось скрестить пальцы, чтобы не было необходимости выходить на связь, ведь это возможно только в том случае, если случится форс-мажор. В следующий раз их будет встречать уже 13й.

Они переговариваются со вторым пилотом. Настроение прекрасное, несмотря ни на что. Да, если Кашмира и забыла о своем обещании, то пусть, если она уже приняла решение, у нее все будет хорошо. Вряд ли они когда-нибудь пересекутся. Даже в том же Капитолии. По сути, самым верным местом может быть спортивный зал, где они и встретились, но вряд ли Марк туда вернется. С глаз долой из сердца вон.

- Что-то не так? - оборачивается Марк, когда входит стюардесса. И хотя девушка часть экипажа, перечень причин, по которым она может находиться в кабине пилотов, весьма ограничен.
- Офицер, одна из пассажирок просила вам передать, - она протягивает записку. Метелл вопросительно смотрит на нее, но в глазах девушки точно такое же любопытство.

- Что она сказала? - он забирает послание, быстро разворачивая и пробегая глазами.

- Сказала, вы можете быть знакомы...
Марк бросает на нее рассеянный взгляд, хлопает себя по карманам в поисках ручки и быстро набрасывает на колене: 

Что еще он может написать? Завести переписку? А в голове тьма мыслей. Она летит в 13-й, потому что он сказал ей, где его искать? Искать, когда она примет решение в его пользу. Или же это и есть ее способ "выйти на связь", как она и обещала, чтобы сказать, каким замечательным было их знакомство и как она надеется остаться друзьями?

- Передай ей, будь добра... - Марк буквально вкладывает записку в руки стюардессы, будто вручает нечто очень важное. Напарник смотрит на него с немым вопросом, все ли в порядке, но Метелл возвращается к штурвалу. Ненадолго. Совсем. Потому что кажется, что  его послание доставляется слишком медленно.
- Подстрахуешь?
Второй пилот кивает.
- Все в порядке?
- Как знать.

Метелл ставит свой штурвал в режим автопилота и покидает место.
Появление в салоне самолета мужчины в форме означает только одно: что-то заставило главного пилота оставить свое место, а возможно это только в ряде экстренных случаев.
- Все в порядке, уважаемые пассажиры! - спешит успокоить их Метелл своей как всегда очаровательной улыбкой. По пути он успевает пожать руку новоиспеченному супругу и поцеловать руку новоиспеченной жене, хотя от волнения едва не перепутал, что - кому. Он скользит взглядом по маркировке мест, хотя ведь знает их положение на память. Просто скользить по лицам почему-то невыносимо, хотя, конечно, страха, что он обознается, нет.

Кашмира сидит у окна, и Марк останавливается в проходе. Между ними два пассажира. Ей уже передали его ответ, и она успела его увидеть.
- Кашмира...
По ее лицу не угадать, зачем она здесь, с каким решением. Ее волнение не скрываемо, но разве не может оно сопровождать любой из вариантов ее ответа ему?

Одним словом Кашмира развеивает его сомнения, а когда, нарушив все правила поведения на борту самолета, оказывается рядом с ним и целует, то от всех размышлений последних недель и прокручивания в голове всех возможных вариантов их возможного разговора, не остается и следа. Будто это вчера они сидели у озера, а сегодня сразу оказались здесь. Метелл обнимает ее, тут же наплевав на то, что он при исполнении. Ее поцелуй обжигает губы, и он уже не думает о том, что при первом взгляде она показалась ему какой-то уставшей и необыкновенно вымотанной.

Свидетели их пылкой встречи вертятся в креслах, чтобы лучше видеть происходящее. Ну еще бы! Это круче, чем кино или колонка светских новостей в журнале. Капитан самолета посреди салона целуется с одной из пассажирок! Кто-то делает фото, и уж наверняка в каком-нибудь издании эта фотография уж точно появится. Что-то, а Панем любит мелодрамы. Раздаются аплодисменты и одобриетльный свист и улюлюканье. Среди этого гвалта чей-то голос спрашивает:
- Капитан, а мы не упадем?

Марк смеется, не выпуская из рук Кашмиру:
- Не беспокойтесь, второй пилот на месте и не сдвинется с него. Его супруга ждет его дома, так что ему нет смысла вставать! - он не сводит с нее глаз, снова целуя и не веря своему счастью и удаче, которые еще совсем недавно казались невероятными, а все случившееся в Капитолии и вовсе сном. - Только не говори, что ты сдала Голди в багаж! - быстро шепчет он и снова переключается на пассажиров: - Прошу прощения, господа. Наш полет продолжается в штатном режиме.

А затем разворачивает Кашмиру и легонько подталкивает дальше по проходу. Они скрываются за шторами, за которыми уборная, затем дальше, где отсек для персонала, и еще дальше - в багажное отделение. Когда они наконец оказываются одни, Метелл может наконец выдохнуть.
- Скажи мне, что я не сплю, - улыбается он, беря в ладони ее лицо и глядя в яркие синие глаза. Кашмире здесь, с ним. Она летела к нему. Вернее, летит. Не важно. А что, если бы они разминулись? Как она планировала его искать? Хотя, конечно, большого труда это бы не составило... Но все же.

- О боги, у президента? - удивляется Марк, но скорее шутливо, потому что первое лицо государства не имеет для него сейчас ровно никакого значения, потому что то самое лицо, которое является для него главным во всем Панеме, на земле ли или в небе, в его ладонях. - Что мне еще следует знать о тебе, чтобы быть осторожным?

Впрочем, впереди у них масса времени, чтобы рассказать друг другу все, что каждый хочет знать о другом или поведать о себе. И, конечно, больше всего ему хочется узнать, как прошел разговор с Блеском. И дело даже не в том, что это - ее брат. Расставание с кем бы то ни было ради него не может не беспокоить Метелла. Чувство превосходства и задор победителя тут не при чем. Он всего лишь хочет знать, что Кашмира в порядке. Увы, чувства соперника его мало интересуют, и это понятно.

Передумал ли он? Она серьезно это спрашивает? Метелл на мгновение задумывается.
- Придется отменить свадьбу... Но ты не беспокойся, это не трудно, - он снова целует ее, передавая улыбку, и совершенно не может оторваться от ее губ. Теперь Кашмира не бежит, больше ее не мучают никакие обязательство, и она вся принадлежит ему. Его руки ложатся ей на плечи, пальцы касаются шеи... Цепочки и медальона нет.

Марк не питает надежды, что Кашмира быстро забудет о том, что было между ней и братом, и он это вполне переживет. Чувствует ли он ревность? Сейчас - нет. Сейчас выбор в его пользу, и все остальное значения не имеет. Не сейчас.
И все же он не может не спросить:
- Как все прошло? - у них немного времени, и, конечно, расспросы могут подождать, но... Пусть Кашмира и выглядит счастливой,тем не менее, когда она говорит о решении и риске, в ее глазах мелькает что-то едва уловимое. Боль? Наверное. Ее связывали долгие отношения, и не нужно было описывать, насколько. Марк видел это в мелочах, слышал в ее голосе, когда она рассказывала ему тогда у озера. Краткие сведения, только сами факты, но за несколькими словами была история, которую оказалось нетрудно прочесть.

Как же она красива... Просто захватывает дух. И эти немыслимо синие глаза даже в полумраке кажутся яркими. Ради такой красоты можно и получить нагоняй за долгое отсутствие у штурвала. Метелл улыбается, снова невесомо касаясь ее губ поцелуем.
- Тебе очень идет коса. Очень...

Слова про тетю смешат. Впрочем, до знакомства с родственниками еще нужно дожить, и, конечно, они доживут, просто сейчас не до них мысли, а до самих себя. Да, эгоистично, но разве не в этом прелесть влюбленности? Метелл совершенно точно влюблен, это чувство ни с чем не спутаешь, никогда, ни за что. Смех Кашмиры звенит, когда она называет его дуралеем, и потому так разителен контраст, едва разговор заходит о Блеске и о том, как она рассталась с ним.

Вполне понятно, что Кашмира не хочет омрачать момент воспоминанием, но все же кратко рассказывает, что произошло, и этого вполне достаточно. Все хуже, чем можно было ожидать, "выкинул" весьма красочно рисует всю картину. Вряд ли Кашмира преувеличивает ситуацию, используя такое сильное слово. Больше у нее нет брата? А он был? Не то чтобы Метелл был специалистом в столь деликатных вопросах, но разве "брат" это не совокупность духовной близости и кровного родства? Когда брат становится любовником, то кем-кем, а братом он остается только по факту крови, все остальное исчезает. Это как не бывает любовников по совместительству лучших друзей. Не бывает и все. Что ж, видимо, для Блеска такого разделения не существовало. У Кашмиры не осталось брата, потому что он перестал быть любовником. Боги, как все сложно! Но не ему их судить.

- Хорошо, забудем, - отзывается Марк. Насчет того, что за разрывом последовали жилищные проблемы, он, конечно, был не в курсе и, хотя бы потому, что в памяти был адрес, по которому он ее отвозил, никаких мыслей на этот счет и не возникло. Он и сам рад забыть. Все разрешилось. По крайней мере, на этот момент, когда губы Кашмиры касаются его подбородка и шеи, оставляя едва заметный след от светлой помады на белом воротничке. Это такие приятные, но столь опасные в своей невинности и легкости поцелуи, что Метелл вынужден отстраниться.

- Не дразните меня, мисс Лейн. Я на работе, - его голубые глаза светятся задорными искрами. - И у меня сотня пассажиров, которые крайне обеспокоены, что главный пилот скрылся в хвосте самолета с восхитительной блондинкой. Держу пари, некоторые из них горят желанием быть сейчас на моем месте, а остальные - чтобы я оказался на своем и доставил их в ценности и сохранности.

И тем не менее еще один поцелуй ведь не сделает их ожидание куда более томительным и нетерпеливым? Всего один. В конце концов, небо чистое, и ни ни единой воздушной ямы им не встретилось... грозы на пути тоже не обещали...
- Мисс Лейн, вам запретят летать моими рейсами. И я сам подам об этом прошение.

- Я тиран и деспот, - отзывается Марк невозмутимо. - Ты не знала? У нас в Тринадцатом это передается воздушно-капельным от президента всем гражданам, - о да, кто еще может шутить насчет Койн? Хотя, конечно, вопрос щекотливый. Метелл служил ее режиму и не ставил под сомнение правильность ее действий, однако... Однако много всего произошло, и не время сейчас ворошить прогнивший осиный улей.

- А кто говорит, что речь пойдет о тебе? - Марк складывает на груди руки. - Мало ли пойдут слухи, что капитан выбирает себе самую красивую пассажирку и уединяется с нею!

Опасно, Кашмира, очень опасно. Хотя он и при исполнении, есть у Марка резервы, когда он может несколько... несколько скостить себе некоторые обязанности. В конце концов, видимых рисков нет, кроме того, что быть застуканными кем-нибудь из экипажа. Перспектива сомнительная, но, черт побери, от нее кровь бежит по венам куда быстрее, чем планолет выходит на сверхзвуковую.

- Тогда тебе лучше вернуться на свое место считать овечек, пока я не лишился работы, - смеется Марк. К черту деликатность, они прекрасно понимают, чего хотят, и цветочно-конфетный период стремительно выходит на новый уровень. Кашмира ничуть не смущается, и ее намеки прозрачнее ее блузки. Это заводит. Неописуемо. - Тебе нравится моя форма? Что ты делаешь по нечетным дням недели? Из тебя бы вышла неплохая бортпроводница, мисс Лейн, - Марк привлекает ее к себе и целует в кончик носа. - Прихватить тебе комплект примерить?

Напрасно Кашмира опасается, что по прилету будет обратный рейс. Как минимум, его следующий вылет через три дня. Рейсы из 13-го с столицу и обратно совершаются в один день. Прилет в столицу рано утром, вылет - как сегодня, после полудня. График - нечетные дни недели, но его персональный - через раз. Так что этот вечер и ночь и несколько последующих они проведут вместе. Правда, дом Марка совсем не обжит. Мебели всего ничего, вещей - тем более. Однако все, что требуется, есть, так что хотя Кашмире после всех благ цивилизации придется хотя и непросто, но терпимо. Что там говорят про шалаш? Так вот жилищные условия Марка куда лучше.

И как не хочется возвращаться, но это необходимо. Метелл и Кашмира возвращаются в салон, и мисс Лейн занимает свое место под внимательные взгляды пассажиров и радостное: "Наконец-то!".
- Уважаемые пассажиры, - Метелл останавливается, прежде, чем скрыться в кабине пилота, - прошу не писать на меня жалоб, а порадоваться. Я сейчас самый счастливый мужчина на свете, потому что со мной самая прекрасная девушка девушка на свете. За исключением вас, конечно, - подмигивает он молодоженам. - Наш полет продолжается!

Марк улыбается Кашмире. До встречи на трапе. Сегодня в порядке исключения капитан встретит пассажиров лично. За компанию с той, кого он ждал, казалось, целую вечность.

Несмотря на то, что Тринадцатый дистрикт вошел в состав воссозданного Панема, за ним был закреплен статус закрытого района. Здесь полностью сохранилась вся военная инфраструктура, и въезд сюда был ограниченным. Поэтому и здание аэропорта не шло ни в какое сравнение с тем, что было в столице, и больше походило на КПП. Въезд был открыт только гражданам Тринадцатого, кто проживал здесь постоянно, а также тем, кто некогда, во время Революции, нашел здесь убежище, так что данные Кашмиры Лейн имелись в базе, и единственное, что от нее потребовалось помимо предъявления паспорта, это сообщение цели визита.

Узнать нынешний Тринадцатый было невозможно. От аэропорта к собственно городу вела автострада, по обе стороны ограниченная колючей проволокой с режимом пропусков через каждый километр из десяти для тех, кто, как Марк, передвигался на собственном авто. Буферной зоной между приграничной полосой и жилыми кварталами служили склады, которым не было видно ни конца ни края. Собственно, они служили нуждам строительства, потому что весь Тринадцатый являлся одной большой стройкой. То место, где находились бункеры, в которых Дистрикт существовал под землей в течение семидесяти пяти лет, лежало куда дальше. Было решено не отстраиваться на той земле, а оставить район под создание всей необходимой наземной инфраструктуры для военно-промышленного комплекса. Так что прежних мест Кашмира при всем желании уже не смогла бы увидеть – доступ туда был только для специалистов и сотрудников. Зато она могла в полной мере оценить гражданскую часть возродившегося Тринадцатого.

Местное немногочисленное население состояло из собственно уроженцев Тринадцатого и тех, кто, однажды прибежав сюда в поисках укрытия, решил остаться. Это были большей частью военные и те, чья сфера деятельности относилась элементарно к сфере услуг, без которых не возможна жизнедеятельность. В конце концов, снова возрождалась торговля, требовались медицинские, образовательные и правоохранительные службы. И все-таки упорядоченный и казарменный характер бросался в глаза. Линейная планировка улиц, однообразие построек, педантичность в расположении указателей и сигнальных знаков. Улица, на которой находился дом Марка, была идеально прямой с идеально одинаковыми домами. Однако не все было так уж тоталитарно, как могло показаться. Да, дома строились под одну кальку, потому что стройка шла быстро, и было не до разработок дизайнерских проектов, да и полтора года назад всюду, где сейчас лежали дороги и были разбиты парки, стоял один только лес. Зато в украшении и обустройстве своих личных участков люди не скупились на удовольствие и самовыражение. Всюду было много цветов и палисадников, кое-где – детские площадки.

По пути Марк и Кашмира заглянули на рынок. Своих продуктов Тринадцатый не производил, даже овощи доставлялись сюда из Одиннадцатого. Безусловно, долго так продолжаться не могло, но всему свое время. Зато поставки были регулярными и самыми свежими. Вот и сейчас они выбрали для себя фрукты, овощи, яйца, зелень, мясо, сыр, специи, вино. То, что Марка здесь все знают, стало ясно, едва он появился. Его прекрасная спутница тем более произвела фурор, потому что Кашмиру Лейн не могли не знать хотя бы по агитационным роликам и репортажам времен Революции.
- Какие люди!
- Неужели!
Здесь добродушны и радостны, и выбор покупок сопровождается смехом и весьма провокационными вопросами, на которые Марк отвечает легко и с улыбкой.
- Вместо того, чтобы выведывать подробности моей жизни, займитесь тем, что выберите мне лучшие яблоки! – он сам бесцеремонно выбирает одно из, трет о рукав и кусает. – М, то, что нужно! Попробуешь? – предлагает он Кашмире. Вот оно, снова это ощущение, как и тогда, у будки Золтара. Будто они знакомы целую вечность, просто забыли об этом.

Дом Метелла одноэтажный, с пристройкой под гараж и небольшой открытой верандой. И это исключительно мужская берлога в том смысле, что уюта не чувствовалось никакого. Как ни крути, но чтобы очаг поддерживать, нужно, чтобы как минимум он был зажжен кем-то, а для этого нужна женщина.
В доме светло и просторно. И исключительно чисто. Не то чтобы Метелл страдал от педантизма, просто армейский быт откладывает свой отпечаток. Гостиная с камином, дальше кухня, две комнаты. Одна – спальня, другая что-то вроде рабочего места – чертежи, книги, макеты.
- Добро пожаловать! Не морщить нос! Все лучше, чем боксы, в которых двое – уже толпа,  и балки, о которых бьешься головой, - смеется Марк. Собственно, чувствовать себя неловко за скудную обстановку ему не приходится. Когда он вошел сюда, здесь не было даже чайной ложки. Должно быть, сложно представить себе такое? Все с нуля. Буквально.

Ловким движением Марк отправляет фуражку на вешалку. Какой-никакой, а это дом.
Едва пакеты с покупками перемещаются на стол в кухне, он снова заключает Кашмиру в объятия, целуя.
- Ну как тебе Тринадцатый?

Марк с удовольствием наблюдает за тем, как его кухня вдруг становится кухней Кашмиры. Может быть, конечно, они спешат, но, с другой стороны, а почему нет? Да, всего неделя встреч и три недели расставания, но кого-то это волнует, если взаимная гравитация свела их здесь?
На улице лето, но Кашмира просит развести камин. Впрочем, пожалуй, и не лишне. Несколько дней в Тринадцатом шел дождь, и в доме действительно было хотя и благодатно прохладно для августа, но все же немного сыро. Возможно, будь дом обставлен с надлежащим толком, это бы не так чувствовалось, но в пустых комнатах не спрячешься.

- С удовольствием, - Марк оставляет на спинке стула китель, привычным жестом перебрасывает галстук на плечо и засучивает рукава. Какое мясо он любит?

- Пожалуй, свинину. Любой прожарки. Я всеяден. И умоляю, не нужно кормить меня на убой. Иначе я буду единственным баластом, который нужно будет сбрасывать, чтобы взлететь!

В камине уже лежат готовые поленья. Кажется, он собирался топить его, но передумал. Языки пламени мгновенно охватывают дерево, и Марк еще некоторое время сидит, дожидаясь, пока огонь разгорится как следует. Непривычно ощущать в доме еще чье-то присутствие, что кто-то включает и выключает воду, набирая ее в кастрюльки-чайник и прочее, хлопает дверцами шкафов в поисках ножей, разделочных досок и так далее. Нет, конечно, Метелл не жил монахом, и этот дом и прежде встречал его подруг. Однако кто-то из них, уходя утром, никогда больше не возвращался, кто-то бывал чаще, но ни одна из этих женщин не заполняла собою все пространство вот так сразу, приводя все вокруг в движение.

Когда Метелл возвращается в кухню, Кашмира вовсю орудует у плиты, решив превратить его дом в филиал ресторана домашней кухни.
- Боги, я сейчас сойду с ума от аромата, - Марк хватает с разделочной доски морковку и отправляет за щеку. - Сладкая, - одобрительно хмыкает он. - Подвиньтесь, мисс Лейн, - он легонько оттесняет Кашмиру от сковороды, где трещит мясо, и запах  просто умопомрачительный. - Я не абсолютно бесполезен, - быстрый поцелуй в щеку в знак компенсации за вмешательство в колдовство. Попутно он умудряется весьма аппетитно хрустеть морковью.

Ну, во всяком случае, для Кашмиры же есть дело - нарезать салат, пока все приготовленное не утащено вездесущим Марком, который успевает попробовать совершенно все, хотя не сказать, что он голоден настолько, что не может дождаться ужина. А еще он ничего не умеет делать наполовину, и камин им разведен на славу. Тепло постепенно распространяется в доме, где между комнатами даже нет дверей. Так задумано или просто он их не установил? Не ясно. Однако дерево мгновенно отзывается на тепло, и запах становится наконец уютным. В этом прелесть деревянных домов - в отличие от квартир, они всегда оживают, едва в них появляются люди, а не остаются бесстрастно-безликими, вернулся ли ты после работы или спустя месяц отсутствия.

У Кашмиры все горит в руках, но, наверное, ничего удивительного, если в течение многих лет она была в отношениях. Однако Метеллу совсем не хочется думать, что когда-то она точно так же кружила для Блеска. У каждого свое прошлое, и если бы Марк пожелал, то мог бы найти себе девушку, для которой стал бы первым и единственным, и не нужно было ловить себя на мысли, что до него был кто-то другой, для кого она точно так же готовила ужин или улыбалась.

- Расскажи мне о семье. У вас у всех такие странные имена, вроде тети Жемчужины? - спрашивает он, переворачивая мясо, а затем откупоривая бутылку, чтобы плеснуть вина в сковороду и по двум чашкам для себя и Кашмиры. Ну да, хрусталя тут отродясь не водилось. Нет, его вопрос ни коим образом не направлен на то, чтобы перевести разговор на Блеска. Даже наоборот. Это же не вся семья Кашмиры. Он улыбается. Ему действительно просто интересно знать о ней больше, и почему бы не приступить к узнаванию прямо сейчас?

Отредактировано Mark Metell (2015-01-03 15:28:06)

Ну, не сказать, что Метелл мастер в приготовлении пищи, но совершенно точно умеет больше, чем поутру разбить яйца на горячую сковороду и открыть пакет молока.
- Скажем так, я учусь, - отзывается он, шинкуя ровно так, как говорит Кашмира. – За всю свою сознательную жизнь вплоть до окончания революции я вообще не думал о том, как готовится еда. А зачем, если завтрак, обед и ужин по расписанию в столовой? Удивительно, что я вообще имел представление, что все это готовится, а не производится в уже готовом виде и сразу на тарелках, - конечно, он шутит, но правда вот она – на ладони. В 13-м никто никогда не готовил для себя. Ты ел ровно то, что в меню и ровно столько, сколько тебе положено. Разница между всеми могла быть только в величине порции в зависимости от здоровья, комплектации, рода деятельности. То есть, в четверг ты, как все, ешь нечто, похожее на капусту, но, если ты мужчина, то твоя порция будет больше, чем, скажет, у медсестры. Кашмира прожила так всего лишь год, Марк – тридцать пять лет.

Между тем Кашмира рассказывает немного об именах и о семье, и в какой-то момент осекается. Марк делает вид, что он не обратил внимание на то, что именно она умолчала, хотя все ясно, и с удовольствием переключается на предложенную ею тему. Пока мясо дожаривается, Кашмира уютно устраивается в его объятиях.

- До революции здесь был лес, так что да. До революции я мог разве что получить деревья на будущие бревна для этого дома, - смеется Марк. Ну конечно никаких наземных построек здесь три четверти века вовсе не было и в помине. – У нас просто бум на строительство частных домов. Видимо, дух коллективизма сидел в нас не так уж прочно, раз прямо из-под земли мы не переселились в казармы. Открою страшную тайну, в первую очередь жилье дают семьям с детьми, а во вторую… перспективным молодым людям на заведение этой самой семьи.

И снова он говорит шуткой об очень серьезных вещах, что, впрочем, ничуть не умаляет или принижает значимость его слов. Дело в том, что воспроизводство населения до сих является проблемой для 13-го, и молодые семьи всячески поощряются. Хорошо еще, что не выстраивают девушек и парней в ряд и не формируют пары произвольно.

Между тем ужин готов, и вместе со всеми тарелками они перебираются в гостиную и устраиваются прямо на диване. Никакого журнального столика у Марка не предусмотрено.
- Очень вкусно, - Марк по-прежнему в форме, и, надо сказать, с тарелкой в руках смотрится весьма странно в этом спартанском интерьере. Его синие глаза блестят, когда он смотрит на Кашмиру. – Ты так красива, что захватывает дух, - улыбается он, - не удивительно, что и твое имя в честь красоты. У нас на имена отнюдь не так изобретательны. Мое, например, означает, «молот», хотя сомневаюсь, что родители руководствовались какими-то соображениями, - Марк совершенно искренне смеется. –  У меня нет родных братьев и сестер, других родственников тоже. Так уж вышло. Хотя, если покопаться, то наверняка кто-нибудь да окажется таковым. Просто главная ячейка общества Тринадцатого всегда была семья, не больше одного ребенка… А дальше только большая семья, где все друг другу братья и сестры.

Марк снова наливает в чашки вино.
- Давай выпьем за Золтара. Старина оказался прав. 

На губах Кашмиры вино конечно же становится куда вкуснее. Марк мгновенно отзывается на ее поцелуй, и не глядя избавляется от своей тарелки, которая со звяканьем ставится на пол, рядом с чашками, бутылкой, прочей снедью, к которой они едва притронулись. Ему по душе прыть Кашмиры, потому что оба они взрослые люди, и еще тогда у озера было ясно, что влечение их друг другу взаимно и отнюдь не ограничивается платонической симпатией.

- Какой ужас, я должен быть безукоризнен, - цокает языком Марк, на мгновение отрываясь от ее губ. В четыре руки они растегивают пуговицы на его рубашке, и взамен Кашмира лишается своей прозрачной блузки, которая только и делала, что распаляла его воображение, а ничуть не выглядела такой очаровательно-невинной. - Тебе, наверное, жарко? - Метелл скользит губами по ее плечам, сдвигая вниз бретельки топа и бюстгалтера. Ему не нужно переспрашивать, уверена ли она, не хочет ли повременить. Уверена. Не хочет. Иначе бы не стала играть так с мужчиной, который никогда не скрывал к ней своей интереса и того, какое воздействие она на него оказывает. По крайней мере, это было бы жестоко.

Ее кожа словно атлас, такая нежная, гладкая, без единого изъяна, и столь знакомый запах лосьона для тела.

Он легко поднимается вместе с Кашмирой с на руках, будто в ней совсем нет никакого веса.
- Сменим взлетную полосу, мисс?
Диван, конечно, тоже подойдет, но маневры на нем крайне ограничены, а Марк желает насладиться этой женщиной сполна и немедля.

Кровать заправлена идеально, без единой морщинки или складки, по-армейски, и какой смак нарушить это однообразие, падая вместе с Кашмирой. Ожидала ли она, что под нею окажутся, например, доски или тот тонкий матрас, что отбил бока в 13-м? Тогда она должна быть приятно удивлена неожиданному комфорту.
И тем не менее им обоим будто по пятнадцать лет. Треклятая пуговица на ее джинсах так и норовит выскользнуть из пальцев, а его ремень словно как на зло заело. Туфли Кашмиры со стуком падают на пол, следом наконец отправляются джинсы, и уже ничто не скрывает от взгляда Марка ее восхитительные ноги. В какой момент ее коса приказала долго жить, не ясно, но только волосы совершенно растрепались, и теперь разметались по темному покрывалу белоснежным блестящим каскадом.

- Красавица.

Кажется, что одежда на них никогда не закончится. Какие-то совершенно бесконечные молнии, застежки, штанины, белье... Марк покрывает поцелуями грудь Кашмиры и живот, чувствуя, как ее пальцы зарываются в его волосы, перебирают их. Он будто поставил целью ощутить на губах каждый дюйм ее восхитительной кожи. И в то же время прикосновения Кашмиры распаляют его еще больше. Он снова возвращается к ее губам, целуя долгим поцелуем, сплетаясь языками, ощущая скольжение ее тела, касание ее груди.

- Моя сладкая... - пальцы пробегают по ее животу вниз и медленно, чертовски медленно оказываются в ней. Марк не сводит с лица Кашмиры взгляд, заставляя ее хватать ртом воздух, но только не его губы.

Она отзывается ему, и это потрясающе опьяняет. Его пальцы то замирают, то снова ускоряются, дразня Кашмиру то своей неторопливостью, то напором, но он не позволяет ей кончить. Ему нравится наблюдать за нею, за тем, как румянец разливается по ее лицу, и как выгибается ее тело, захлебываясь от ощущений, которые он доставляет ей. Но в конце концов все оборачивается против Марка, и собственное возбуждение лишает его самого всякого терпения. Он входит в нее одним движением, чувствуя, как ее сводящие его с ума ноги обвиваются вокруг его талии.

Их ритм резкий, порывистый, лишенный тягучего наслаждения друг другом, но оттого и ощущения куда более яркие и острые. Совершенный беспорядок в постели, и полная гармония между ними двоими. Марку сложно сдерживать стон, и в объятиях Кашмиры так горячо, так жарко, что тело покрывается испариной, и легкие гоняют раскаленный воздух. Еще сильнее, еще глубже... Ощущать ее поцелуй, сбивчивое дыхание...

Черт подери, у него нет резинки, и финал так близок, что думать о том, чтобы оставить ее, нет сил.
- Ты принимаешь? - шепчет Марк, ускоряясь, упираясь руками в изголовье... Она его слышит?
Кашмира творит с ним что-то немыслимое. Ни с кем и уже очень давно ему не было настолько хорошо. Он понял, что хочет ее, в ту самую минуту, когда увидел тогда в Капитолии,но последующие отношения дали понять, что это не та девушка, которую можно однажды взять. Кашмирой Лейн можно только владеть. Не единожды, а всегда.

Это восхитительно. Стоны Кашмиры наполняют комнату, теряясь в его собственных, и Марк опускается на нее, целуя, ловя ее дыхание, всем телом ощущая ее дрожь. Его имя, сорвавшееся с губ Кашмиры, уже оргазм. Долго ли на тему ее и брата будет табу, и будут оставаться такие вот проглоченные слова, как сегодня, когда она рассказывала о семье, не важно. Она произносит имя Марка, и это самое главное. У них получится. Все получится. И он ее не отпустит.

Марк обнимает ее, и они долго лежат просто так, не укрываясь, пока испарина исчезает, оставляя легкий холодок. Но внутри еще полыхает пожар, и это абсолютно неописуемо.
- Отличный матрас, не находишь? - улыбается Марк, зарываясь лицом в ее волосы, и то, что он улыбается, слышно в его голосе. Ему совершенно хорошо и уютно рядом с ней, и он совершенно уверен, что эта женщина, ради которой он готов расстаться со своей свободой. Да и, пожалуй, пора. Неужели на четвертом десятке еще существует любовь с первого взгляда и ей можно вот так поддаться? Впрочем, какой же это первый взгляд? Марк видел эту красотку и прежде, но, видимо, всему свое время.

Он приподнимается на локте, глядя на Кашмиру, убирает с ее влажного лба пряди волос, чтобы лучше видеть ее лицо.
- Мисс Лейн, ты восхитительна. Я понял это, едва увидел твою растяжку четыре недели тому назад, - в его глазах - бесы, и он ничуть не скрывает своего настроения. А еще в его глазах - восторг и желание. И восхищение. Ее красотой и тем жаром, с которым она отдавалась ему, лишившись, кажется, всяких сомнений насчет своего решения лететь к нему. Он целует ее руку, и это самый невинный поцелуй из тех, что видела эта постель, в которой не разберешь, где изголовье, потому что все вверх дном.

Его ладонь ласкает ее грудь и живот, потому что невозможно бороться с желанием касаться Кашмиры, когда она рядом, в его объятиях, теперь такая расслабленная и уставшая, хотя еще несколько минут назад - бесстыдная и стремительная.
- Надеюсь, мы не привлекли внимание соседей, и они не подавились ужином, - тихо смеется он. Действительно, время самое что ни наесть подходящее для семейных вечерних посиделок, которые его соседи, например, имели свойство устраивать на веранде, а окно в спальне открыто.
Впрочем... Кого это сейчас действительно беспокоит?

Марк перекатывается на спину и довольно потягивается, разве что не мурлыча, словно кот.
- Настолько ли решителен? О да. Думать, - он несколько секунд размышляет над чем-то и предлагает: - Как насчет того, чтобы полетать завтра? Стать пилотом не получится, но побывать на месте второго пилота… почему нет? Не считаю, что достать тебе пропуск на полигон составит большой труд, но ведь, если что, у тебя подруга Президент?

Между тем Кашмира дразнит его? Иначе как расценивать ее невинное признание в отсутствии у нее одежды и это скольжение по его ногам? Марк прищуривается:
- Тогда у нас станет очень много соседей, особенно мужского пола, которого, кстати, у нас большинство.
О да, мужчин в 13-м значительно больше. Так уж сложилось.

Им здорово вместе, и совсем не хочется думать, что впереди неминуемый разговор о том ,как быть дальше. Как встречаться? Когда? Где? Вопрос места, пожалуй, Марка не удивит. Он не питает надежд на то, что кашмира внезапно решит обосноваться здесь. После великолепия и суеты Капитолия и дома в Первом, а также воспоминаний о времени, проведенном когда-то в здешних местах, вряд ли ее решение будет в пользу его малой родины. Впрочем, хочется верить, что сегодняшний день сделал Тринадцатый дистрикт в личной карте Кашмиры чуть менее серым, чем прежде.

Не поймать тот момент, когда они снова начинают целоваться, и когда поцелуи перерастают в гораздо более серьезное удовольствие. Их секс снова восхитительный, пусть и медленный и даже чуть ленивый, однако ощущения наслаждения друг другом это ничуть не притупляет. Их тела сплетаются, скользят, дрожат, и Марк тонет в сапфировых глазах Кашмиры.  Когда-то он попал в этот омут, едва успев опомниться, а теперь пропал в нем окончательно.

Через некоторое время они сидят в кухне и лакомятся остывшим мясом. Впрочем, под вино и так сойдет. На Кашмире его рубашка, и, кажется, выбор ей по душе.
- Как насчет того, чтобы прогуляться?
Пока они были заняты друг другом, на улице прошел дождь, но вечер остался несказанно теплым, и сквозь открытое окно кухни всюду чувствуется умопомрачительный запах каких-то цветов из садов. Марк перехватывает руку Кашмиры и целует. Просто так. Потому что хочется. Потому что когда ты наконец ощущаешь себя целым, хочется говорить об этом. Поцелуями. Улыбкой. Смехом.

На улице свежо и тепло. Свет фонарей отражается на влажном асфальте, и небо над голой совсем темное. Звезд, правда, не видно, все затянуто дымкой. Автомобильного движения здесь нет, так что можно идти прямо по проезжей полосе. Кто-то делает пробежку по тротуару, где-то слышны голоса детей, заливистый лай собак, которых вывели на прогулку. В Тринадцатом наконец-то мирно. Но вот удивительно, Марк так хотел этой свободы, но иногда чувствует себя здесь посторонним. Все хорошо. Есть дом, есть крыша над головой, но возвращаться сюда не хочется. Любое возвращение просто потому, что тут он может наконец перевести дух и протянуть ноги на несколько часов.

Разговор, который заводит Кашмира, не удивителен. Они идут обнявшись, медленно и абсолютно без цели. Просто прогулка, когда некуда спешить и не за чем бежать. Может, и торопиться некуда?

Итак, Кашмира осталась без дома, решив уйти ни с чем. Ну, то, что у нее ничего нет, его мало интересовало. Он сам не был ах каким богатым и состоятельным женихом, не преуспел ни на каком прибыльном поприще, чтобы искать себе кого-то с богатым приданым, ровню. Вести про подарок - вот это правда удивительно, но... Почему нет? Президент молоденькая девочка, почему она не может сделать подарок своей подруге, когда та осталась на улице? В общем, это тоже не та тема, в которой Метелл стал бы искать подводные камни.
Он видит, что Кашмира нервничает, и не тянет с ответом.
- Да, хорошо, - улыбается он. - Я не против кинуть у тебя свои вещи, если у тебя найдется свободная полка. Только надеюсь твоя подруга-президент не подумает, что я корыстный жених? - Марк смеется, целуя Кашмиру в макушку.

Если для Кашмиры Тринадцатый не вариант, и он сам это понимает, а для него Тринадцатый не то место, за которое он действительно держится, то почему бы ему не пойти ей навстречу? В Капитолии ли, в то ли же самом Первом... Да, водится, что женщина следует за мужчиной, но если мужчина - перекати-поле, то почему ему не прикатываться всякий раз туда, где его ждет его женщина?
- Обещай мне, что не будешь считать, что я сбегаю, когда меня может не быть неделями? Вряд ли я буду исчезать так надолго, но мало ли. Я как на ладони - разъезды, вернее, полеты, это мое ремесло. И да. Мне нельзя отлучаться из Тринадцатого беспрерывно дольше, чем на месяц, затем нужно непременно пребывать. Что-то вроде отметки, - ну да, как никак он боевой офицер, родом и по месту прописки из закрытого Тринадцатого. Неудобство, но не фатальное. - Согласна, что в минуты скуки тебе волей неволей придется собираться ко мне сюда?.. Если, конечно, ты соскучишься... - Метелл подхватывет ее, кружа.