Хеймитч просыпается от резкой головной боли. В горле пересохло, и мужчина несколько раз пытается сглотнуть, прежде чем облизать потрескавшиеся губы. Он неоднократно сталкивался с таким, когда Эффи безрезультатно пыталась вывести его из запоя, но здесь другой случай. Когда планолеты доставили их из Капитолия, Хеймитч первым делом отправился в поисках алкоголя, чтобы успокоить потрепанные нервы. Еще бы, ведь ему фактически пришлось похитить Эффи Тринкет, и еще пол часа выслушивать ее нотации, пока кто-то не сжалился, и не вколол ей успокоительное. Так вот, его поиски не увенчались успехом, более того, Альма Койн лично вышла к нему, чтобы сообщить, что не потерпит никакого пьянства в своем Дистрикте. Еще бы это Рубаке сказала, тогда едва не съязвил блондин, но во время прикусил язык, под угрожающим взглядом Хевенсби. Но с тех пор в его жизни наступил «сухой закон».

Эбернати совсем недолго в этом бункере, но он уже сводит его с ума. Хейм не представляет, как жители дистрикта столько времени проводят под землей, да еще это вечно расписание. Эбернати развлекается тем, что саботирует его, раздражая президента Койн еще больше. Когда Плутарх просит встретить очередные планолеты и помочь в распределении прибывших, Хеймитч чувствует, что тот хочет взять его под контроль. Или же просто обезопасть его существование в бункере. Эбернати чувствует, что нужно противостоять этому, но все его силы уходят на то, чтобы держать себя в руках, когда алкогольная ломка становится совсем невыносимой. В таком виде он не может показаться перед Эффи, и просто слоняется без дела, пока не сообщают, что прибывают планолеты из Одиннадцатого. Хеймитч рад за Рубаку, ему будет не одиноко, а от его Дистрикта не осталось камня на камне. Капитолий разбомбил Двенадцатый в качестве показательного выступления, чтобы остальные боялись. Не испугались: то в одном, то в другом Дистриктах, поднимаются восстания.

Вложив руки в карманы серых штанин комбинезона, Хеймитч стоит у стены, ссутулив плечи, и наблюдает за теми, кто выходит из планолета.

- Чтоб я сдох на этом месте, если мои глаза меня обманывают, - высказывается мужчина, отталкиваясь спиной от стены. Среди толпы беженцев из Одиннадцатого Хеймитч замечает знакомую шевелюру шикарных волос и знакомое лицо. Да, Рубаке, определенно, будет весело, как и Плутарху. И еще неизвестно, кому больше. Для посвященных в историю это леди, вопрос весьма неоднозначный. Хеймитч останавливается перед ней, преграждая дорогу. Долго смотрит в ее глаза, после чего нервно улыбается. – Добро пожаловать в бункер. Может быть, ты привезла с собой что-нибудь, кроме кефира? Лекарства на спиртовой основе?

С надеждой спрашивает ментор из Двенадцатого, хотя заранее знает ответ. Кристиана Межер не сторонница употребления алкогольных напитков. И не важно, какие доводы приводили мужчины в свое оправдание. Хеймитч рассматривает ее лицо. Он не видел ее очень давно, со счета можно сбиться.

- Старушка, сколько ж лет прошло с нашей последней встречи? – Эбернати даже раскидывает руки в разные стороны, будто смеет предположить, что женщина захочет его обнять. Глупо и наивно, они расстались не друзьями, но и не врагами. Они расстались никем. Но это не отменяет несколько лет их общения, как менторов. Мелькает мысль, что Айдан будет чертовски рад. В отличие от Хеймитча, он знает всех поименно, и буквально с каждым поддерживает теплые отношения, от чего еще сильнее хочется разбить ему его красивое личико.

Хеймитч смотрит на Кристиану и пожимает плечами. По сути дела, он ничего не может ей сказать. В его временные обязанности входит проводить прибывших в их комнаты.
- Этот бункер сущий кошмар. А медикаменты все под запретом и выдаются по талонам,  - ментор закатывает глаза, предлагая ей начать свой путь. Он помнил, как Рубака представил их в первый раз. Межер казалась гадким утенком, да еще и с омерзительным характером. В общем, сразу приглянулась Хеймитчу. Эбернати сам не отличается простотой характера и красивыми речами. Рубака буквально выл в голос от своих трибутов, и клялся, что если кто-то из них выживет, он убьет их собственноручно. Эбернати лишь молча наблюдал за тем, как готовятся трибуты, отмечая, что у Крис были все шансы. Так и получилось. Гибкая, упругая, как ивовая ветка, она справлялась с поставленными задачами, и в итоге пришла к финишу победительницей. Волевой, сильный характер. А потом она изменилась, став ментором. В ней появилась женственность, изящество. Хеймитч и Рубака гадали о причинах таких изменений, а ответ лежал на поверхности. Когда грянул этот скандал, именно Рубака отправился защищать честь своей коллеги. Вряд ли он об этом знает. – Так, значит, ты глава повстанцев из Одиннадцатого? Когда Айдан сказал мне о том, чем ты собираешься заниматься, я думал, он шутит. Серьезно. Мы никак не могли подумать, что ты и в партизаны.
Он качает головой, пропуская ее вперед в коридор, где можно идти по двое. Это отсекает от них любопытные уши. Докладывать обстановку - это не его привилегия. Найдется какой-нибудь вояка, который позовет ее на совет, и там она обо всем узнает. Наверно, Кристиана спрашивала еще и о другом, но Хеймитч пытался бороться с ломкой, которая пронзала все его тело, от чего дрожал его голос.
- Здесь все живут по расписанию. Наверно, улыбаться и шутить можно тоже только в отведенное время. Но это работает. Посмотри, сколько лет о Тринадцатом вообще никто ничего не знал, - замечает мужчина. - Скорее всего тебя вызовут на совет главных. Расскажешь, что вам удалось достичь до того, как вы были вынуждены бросить Дистрикт и оказаться здесь. И эта встреча не сулит ничего хорошего. Ну, разве, что для меня. Я всегда любил драматические моменты.
Пусть Хеймитч не называет имен, но они оба знают, что он говорит о Хевенсби. Однако существует вероятность, что они встретятся еще до собрания. В интересах Эбернати этого не допустить, но откровенно он ничего не сможет сделать. Хотя бункер, как маленький город, в котором соседи все знаю про остальных.
- Вам выделили жилые отсеки на востоке. Не знаю, когда и зачем они строили этот бункер, но здесь столько жилых помещений, будто они рассчитывали вместить сюда весь Панем, - он на шаг опережает женщину и все так же смотрит в глаза. - Там, на поверхности жарко, да?
Революция - его выбор, но он скучает по бескрайнему небу, под свежему воздуху. Даже если бы пришлось прятаться от постоянных обстрелов, ему проще было бы на поверхности, где все так знакомо, а не здесь, где Эбернати до сих пор чужой.