Восемь с половиной шагов. От одной стенки до противоположной. Восемь с половиной шагов. Даже девяти нет. Вот почему мне здесь так тесно.Иногда мне кажется, что стены обрушиваются на меня. Что потолок валится. Что стены придвигаются друг к другу, и помещение сжимается, становится еще меньше. Не камера, а каменный склеп.
Тогда я вскакиваю на ноги и мерю шагами помещение, чтобы убедиться, что оно не сузилось. Восемь с половиной. Не больше и не меньше. Не восемь и не девять, а ровно восемь с половиной. Каждый раз.
Потом я вновь ложусь на спину и смотрю в потолок. Он на месте. Пока еще.
Потом открываю глаза. Я в своей спальне. Потолок на месте, стены находятся друг от друга на расстоянии больше восьми с половиной шагов. На всякий случай, я вскакиваю и мерю шагами. Свободно выдыхаю. Я привык к роскошь за всю свою жизнь. Нет ничего удивительного, что время проведенное в тюрьме так на мне отразилось. До сих мне страшно засыпать, я боюсь проснуться снова в камере, или не проснуться во все.
Набрасываю халат и подпоясываю его кушаком. С месяц назад был вынесен вердикт - невиновен, поддерживал новое правительство, полностью реабилитирован. Да еще и с новыми полномочиями в должности. Новое правительство лояльно относится к тем, кто поддержал свержение Сноу. Мне жаль, что я так поздно понял, что именно происходило в голове бывшего правителя.
Выхожу из комнаты. Слышу музыку. На часах едва стукнуло семь. Но в бальной зале уже кто-то есть. После смерти родителей мне достался этот дом, бальную залу я обходил стороной, еще помнил свои мучения в попытке научиться новым па. Но у Кассандры все иначе. Она становится единой с музыкой, которая льется из динамиков. Она божественно танцует. Пользуясь случаем, я наблюдаю за ее движениями, изящная, гибкая, хлесткая.
Джулай замечает мое отражение в зеркале и останавливается. Подаю ей полотенце.
- Ты всегда так рано встаешь? - я еще не вошел в привычный рабочий ритм, и позволяю себе проваляться в постели несколько лишних часов. Когда Плутарх обратился ко мне с просьбой, я с готовностью дал положительный ответ. В общем-то, для меня это была благодарность за то, что он вытащил меня, да еще и способствовал моей реабилитации. Я был не против общества в своем доме, ведь от слуг пришлось отказаться. Новое правительство - новые правила. Но это не слишком сильно ударило по моему самолюбию. Мне никогда не было сложно приготовить себе завтрак, в отличие от остальных членов моей семьи.
Хотя сейчас о них говорить не приходится. Я не имел ни малейшего представления, где двое из трех моих братьев. И лишь об одном я знал правду. Присаживаюсь на высокий стул, упирая ноги в пол, продолжаю смотреть на нее. - Мы будем завтракать или опять обойдемся твоими койтелями?
В моем доме не было алкоголя, точнее он, конечно, был, но Хевенсби настрого запретил мне об этом распростроняться, и в первый же день я устроил демонстративное прощание со всем, чей градус превышает пять процентов. Догадываюсь, с чем или кем может быть связана ее пристрастие, но мы начинаем новую жизнь в новом Капитолии, в новом Панеме.

Я достаточно долго был один. Не в счет все покупки и другое время препровождение. Они для меня ничего не значили. Когда-то в семье говорили, что я единственный способен создать семью и сохранить ее. Вот мне уже пятьдесят лет, а семьи у меня нет, и не предвидится. Жаловаться на судьбу было не в моей привычки, я жил сегодняшним днем, хотя очень хотелось увидеть радужную перспективу будущего. Голодных Игр больше нет. Не будет продаж Победителей, границы между Дистриктами и Капитолием открыты, и это означает, что можно попытать счастье в другом направлении.
Порой говорят, что люди слепы и не замечают того, что находится рядом с ними. Я отношу себя к числу слепцов, особенно после того, как сплоховал во время революции. Я мог бы помочь, я мог бы быть чертовски полезен, но вместо этого сиделв тюрьме, каждый день с содроганием ожидая своей участи. Мне было не страшно умереть, я хотел обрести искупление. Но судьба не дала мне шанса почувствовать себя прощенным. Наверно, это еще одна причина, по которой я согласился приютить у себя Джулай.
Я знал ее еще ребенком. Ахим и ее отец имели общие дела. Он был частым гостем в нашем доме, и, разумеется, как любой капитолийский хвастун, мой старший брат любил похвастаться успехами семьи. Правда, обычно говорили обо мне. Ахим - трудяга, который добивался всего своим трудом, но был довольно глуп. Младший брат, как позор семьи, оказался среди миротворцев, а про еще одного не говорили, ибо это было слишком секретно, и слишком важно. Так что я был в центре внимания, как успешный, умны, талантливый, и безумно скромный, потому как подобное внимание меня порядком раздражало.
не знаю, помнит ли она меня, точнее воспринимает ли, как молодого человека, который играл с ней в куклы, потому что лучше это, чем вести разговоры о политике с людьми, которые видят только одну крайность. Помнит ли, как я играл ей на рояле, чтобы она могла танцевать. Среди гостей тех вечером, мне много комфортнее было с ребенком, чей взор еще не был затуманен сотнями предрассудков.
Прошло время и много изменилось. Изменилась и сама Кассандра, испытавшая настоящую, но безответную любовь. Признаться, я слегка завидовал Смаргдусу, его любили. И я сейчас говорю не только от Джулай, и внезапно вскрывшейся Злате Джаспер, но и об остальных. Я помню его в Капитолии, всегда улыбчивый, всегда приятный в общении. Он располагал к себе с первой минуты. В такого человека сложно не влюбиться, и я сам был близок к тому, чего уж греха таить. И не смог не использовать свою власть над ним, когда он обратился ко с весьма щекотливой просьбой.
Сбросив полотенце, иду следом за Кейси на кухню. Я стараюсь поддерживать в доме порядок, чтоудается мне с перменным успехом. Она усаживается за высокий стол, а я, открыв холодильник, думаю, чем удивить ее сегодня.
- Так, что тут у нас? Яичницу с беконом ты есть не будешь, помню нотацию в первые дни. Тогда приготовлю тебе овощи, - заключаю я, показавшись из-за дверцы холодильника. Последние пару дней мы почти не разговаривали. Я осваивался после заключения, снова привыкал к этой жизни, и двух месяцев оказалось мало для этого. Кассандра тоже привыкала к новой жизни, в которой ее возлюбленный уже не скрывает ни от кого, что женат. - Чем планируешь заняться?
Я веду себя как отец, или как старший брат. Но мне дорого то внимание, которое эта женщина тратит на меня, и мне важно сохранить ту хрупкую симпатию, что есть между нами. Пустота в моем сердце меня пугает, а когда она рядом, я чувствую тепло, которого не испытывал до этого.

Когда-нибудь в твоей жизни случится нечто такое, что заставит тебя задумать о том, что будет дальше. Готов ли ты на грядущие перемены. Вдыхая воздух, ты говоришь, что готов. Но так ли это? Сможет ли он впустить в свою жизнь другую женщину, но ответ оказывается так просто – она уже была в его жизни. Он впустил ее уже давно, возможно, когда впервые увидел, а может, пару минут назад, когда пригласил ее на свою кухню, но она теперь была часть него.
- Мне льстят, - замечаю я, выпрямляясь. Чуть хмуруюсь, а потом смеюсь. Мясо! Только подумать. Женщина, которая следит за своей фигурой, просыпается в шесть утра, чтобы позаниматься у станка, хочет кусок жирного мяса. Но не спорю. Выискиваю в холодильнике необходимые ингрдиенты. И все же, мне кажется, язнаю ее, и потому решаю запечь мясо в духовке, для чего использую пищевую фольгу. Когда мясо убрано в духовку, я завариваю крепкий чай с малиной и ставлю две чашки на стол. Сажус напротив молодой девушки и какое-то время просто смотрю на нее.
Я думаю о том, какие чувства она вызывает во мне. Удивительно, но к своим годам я точно знал, какой типаж женщин я предпочитаю, и они приходя в мою жизнь отсавляли в ней след. Была Кашмира, были другие победители, была маленькая Кейси, на которую он никогда не смотрел, как на женщину, однако время идет, и все вокруг меняется. Она больше не маленькая девочка, которую приводит в их дом друг старшего брата и отца. Она стала прекрасной леди, на которую хочется смотреть.
- Я люблю прогулки, - ни капли преувеличения. Я люблю пешие прогулки. Когда мне нездоровится, или в голове много дурных мыслей, я выбираю долгий пеший маршрут. Это помогает освободить голову, отдохнуть. - Конечно, я составлю тебе кампанию.
Меня не обижали так, как досталось Кейси, потому что я никому не открывал своего сердца. Можно долго говорить и выяснять почему, но факт остается фактом. Я был один, но не жил монахом, хотя уже пора бы остепениться, поран начать новую, более лучшую жизнь. Срабатывает таймер на моей плите. Я уже допил свой чай, люблю малиновый чай. После него остается приятное послевкусия, и ощущение малиновых косточек на зубах. Достаю мясо из духовки, вскрываю фольгированный конверт, и сам чуть не схожу с ума от запаха.
- Хотя нет, не льстят, я, действительно, готовлю, как Бог, - смеюсь, разрезая мясо и выкладывая его на тарелку. На самом деле я не очень-то голоден, но не хочу чтобы мои труды пропали даром, да и просто составляю ейкампанию. Я за многое благодарен ей. Кассандра не спрашивает меня о прошлом, почти не заикается о будущем. Она не задает неудобных вопросов. Мы оба просто зализываем свои раны, она душевные и сердечные, я физические и моральные. Тарелки мы оставляем на столе. Когда вернемся, я займусь этим. Мне требуется совсем немного времени, чтобы переодеться и привести себя в порядок. Жду ее у дверей. -Готова?
Открываю перед ней дверь и пропускаю вперед.
- Как твоя школа? Когда планируешь начать новый набор? - мы сворачиваем с оживленной улицы и идем по парковой аллее возле моего дома.

- Теперь ты сможешь принять не только капитолийских детей, но и желающих из Дистриктов, - проговариваю слова медленно, скрываясь за ними. Использую этот момент, чтобы рассмотреть ее. Это не голодный взгляд, которым зачастую мужчины смотрят на женщин. В нем полно тепла и нежности. Сам не знаю почему. Она нравится мне, нравилась всегда. В дни наших коротких встреч мне всегда хотелось показаться ей, чтобы запомнился этот вечер. Но я даже не думал о том, что мы могли быть рядом. А может стоило еще раньше рассказать ей, поговорить и помочь. Не было бы тогда в ее жизни Айдана, не было бы никого, кто бы смог ее обидеть.
Она заново собирает свою душу по кускам, склеивает сердце, и дарит мне улыбки. Она впускает меня туда, куда был запрещен вход всем, кроме Изумруда. Кейси делает это неосознанно, просто подчиняясь желанию быть кому-то нужной.
Мы гуляем неспешно, и я не успеваю насладиться пешей прогулкой, но успеваю насладиться ее видом. Она танцует. И этот танец говорит намного больше, чем слова. Вложив руки в карманы брюк, наблюдаю за ней и улыбаюсь. Я привык быть счастливым моментами, недолгими, краткими, как вдох и выдох. И ловил эти моменты, бережно складывая их в своей памяти. Кассандра даже не предполагала, что делает меня счастливым одной своей улыбкой, своим танцем, своим желанием отогреться об мое тепло, которое мне тоже некому подарить.
Внезапно начинает греметь. Не успеваю произнести и слова, как с небес на нас льется вода. Весенний дождь вымачивает нас до нитки, хотя до беседки рукой подать. Ее одежда выгодно подчеркивает формы молодой женщины, и я поспешно отвожу взгляд, боясь показаться слишком навязчивым и невоспитанным. Моя рубашка так же намокла и прилипла к телу. Волосы непослушными завитками падают на лоб, а капельки стекают по лицу к подбородку. Но мы улыбаемся. Я лишь ребенком радовался дождю, а теперь мне полвека, и я снова вспоминаю в себе того мальчугана.
- Интересный вопрос, - задумчиво говорю я, но улыбка не сходит с моих губ. - Не знаю, что тебе сказать. Наверно, просто не встретил свою вторую половинку. А может встретил, но прошел мимо. Человек бывает очень близорук. Я отдавал себя своей карьере, проводил время с победителями. Не думаю, что такой образ жизни кому-нибудь понравился.
Я не хочу задавать ей встречный вопрос, ведь уже знаком с ее историей любви. Зеленоглазый победитель поработил ее сердце, а потом разбил, открывшись, что всегда любил другую. У меня было мало интимных связей именно с победителями, скорее все мои отношения были платонические. Бывали исключения, разумеется, ведь я тоже живой человек.
За беседкой продолжается дождь, но я его не слышу и не замечаю. Не могу отвести взгляда от ее лица. Не могу отвести взгляда от того, как небрежно она смахивает прилипшие ко лбу волосы. Не слишком ли поздно для влюбленности? Не слишком ли я стар, чтобы влюбиться? Да и кто сказал, что эта женщина что-то испытывает ко мне? Мы всего лишь друзья, и я очень дорожу этим ценным чувством, чтобы разрушить его враз одним неверным решением.

Качаю головой в ответ на ее слова. Любовь - это награда. Любовь - это дар. Я не такой жу счастливый, раз никогда не испытывал ничего подобного. Напротив, я неудачник. В моей жизни не было человека, которому я бы мог сказать, что люблю, при этом я никогда не считал себя плохим человеком. Просто не повезло. Так я думал. А может, просто не видел, что моя любовь ходит где-то рядом.
- Тут ты не права. То, что ты любила - это чудесно. То, что тебе разбили сердце - это больно. Но без боли, нет любви. Нет встреч без расставаний, - проговорил я, и она взяла меня за руку. Мы снова вышли из-под беседки в парк. С веток деревьев падали капли дождя. На, внезапно ставшим чистом, небе появилась радуга. Я бежал следом за ней, не зная почему, не вдаваясь в подробности того, о чем я думаю. Я просто хотел делать это. Хотел быть с ней.
Кассандра что-то ищет в этой парковой части. Я знаю, что дом ее отца не так далеко отсюда. И они часто гуляли по этому парку, так же как и я со своими братьями. Мы играли в войнушку, я чаще всего отсиживался в штабе и допрашивал братьев. Нам это нравилось, но потом мы повзрослели. Я все думаю о них, когда Джулай внезапно останавливается, так и не найдя того, чего искала. Смотрит на меня, в нерешительности мнет бахрому своего свитера, а потом произносит то, чего я не ожидал услышать.
Я сделал один шаг. Если задуматься, во мне и Айдане нет ничего общего, кроме того, что мы оба шатены, но цвет его волос темнее, он почти брюнет. Цвет глаза Айдана изумрудно-зеленый, мои глаза - карего цвета. В его глазах насмешка и доброжелательность, постоянный смех над жизнью, в моих - тепло и участие, я всегда сомневаюсь. Айдан выше меня на целую голову и сложен атлетично. Я же не только не столько высок, но и тело мое далеко от идеального состояния. Но не это ли говорит о том, что она во мне видит не своего бывшего возлюбленного, а именно меня.
Еще один шаг. Еще один. Я оказываюсь с ней так близко, что ей приходится положить руку мне на грудь и замереть в нерешительности: либо отступить на шаг назад, либо оттолкнуть меня. Но это только при условии, что она не захочет остаться со мной в непосредственной близости. Но она не отходит, смотрит мне в глаза.
- Нравишься. Может быть, нравилась всегда. Может быть, сейчас, когда закончилась война в Панеме, я увидел в тебе что-то, что заставляет меня улыбаться, когда я вижу тебя. Заставляет мое сердце биться сильнее, когда слышу твой голос. Когда ты улыбаешься, мне кажется, что я становлюсь чуточку счастливее. Вопрос в другом, готова ли ты, -мы стоим так близко, и окружающий мир словно исчез. Исчезли все звуки, и больше не имело значения, что было и что будет. Только мы вдвоем, стоящие в парке под ветвями раскатистых деревьев. Осмеливаюсь положить обе ладони на ее талию. Не знаю, что будет дальше, но я сказал ей чистую правду. Я не знаю, любовь ли это, лишь потому, что никогда не любил, не испытывал ничего подобного. Но мы уже три месяца живем вместе, и я точно знаю, что когда она надумает съехать, в моем сердце появится пустота.

«Берндхардт Вайдунг! Где твои манеры?! Ты никогда не женишься, и за что мне только это наказание?» - визгливый тон матушки навсегда засел в моей голове. Гораздо интереснее мне было с братьями и отцом. Он учил их тем вещам, которые были необходимы мужчине. В общем-то, и мать учила меня тому же, но тогда мне было это не интересно. И раз за разом я, кажется, оправдывал ее разочарование мной. Вечерами мы собирались с братьями на чердаке и, пока нас не гнали по комнатам спать, делились тем, что делали днем. И Ахим говорил мне, что я должен потерпеть. Мол, если я буду делать то, что она говорит мне, то, возможно, будет отпускать к ним. И я согласился.
Не то, чтобы мне сразу понравились занятия с ней, но появился мотив. В прочем, во всем остальном отношение к моей персоне не изменилось. На меня все так же вешали обязанности, которые бы доставались девочке в нашей семье. И, в конце концов, это заставило меня научиться абстрагироваться.  На всех вечерах, устраиваемых в нашем доме, я искал для себя подходящую кампанию и уделял ей больше внимания, забывая о том, что происходит вокруг. Это было моим спасением. Кассандра Джулай была моим спасением.
Умная не по годам девочка с детской и наивной улыбкой на губах, большими глазами, ухоженными волосами и грацией домашней кошки. Я играл на рояле, а она танцевала для гостей. Я не думал о том, что будет с нами дальше, просто делал то, что считал нужным в тот момент. Не думал, что когда-нибудь судьба сведет нас совсем по другому поводу. По воле судьбы я видел, как она растет, как из ребенка превращается в настоящую женщину. И, видит Бог, ненавидел Айдана Смарагдуса, который отнял у меня мечту и возможность. Он отнял у меня любовь.
Обнимаю ее, и мысленно клянусь себе, что не позволю никому ее обидеть. Эпоха Голодных Игр закончилась. Теперь Капитолий похоронил своих детей. И кровожадные узурпаторы отступают. Не знаю, чья правда верна. Я понимал, что надо остановить Сноу, но новая власть оказалась не лучше, хотя бы сейчас не кажется.  Но Панем будет жить дальше, и остается только надеяться, что пришли те перемены, о которых так красиво говорил Хевенсби. Понимаю, что не могу говорить и думать грубо о человеке, который является ее покровителем, и ведь благодаря ему я сейчас на свободе.
Подняв ее лицо за подбородок, смотрю в глаза, и вижу свое отражение. Во мне еще есть сомнения, но я не хочу верить в них. Мы оба хотим жить настоящим и сами решать свою судьбу. Отпустить прошлое, забыть о том, кем мы были, чтобы сделать шаг в будущее.
- Не плачь, прошу тебя, иначе я тоже расплачусь, - я улыбаюсь, и вокруг моих глаз появляется паутинка морщинок. Меня терзают сомнения – я старше нее, но все равно мы оба нуждаемся в тепле. И быть может, именно мы те половинки единого целого, которые жизнь разбросала по миру. Мне не нужно наклоняться, чтобы коснуться ее губ своими в нашем первом взрослом поцелуе. Были другие, детские, невинные, ничего незначащие поцелуи прошлого, от которых так не кружилась голова. А сейчас в тени парковых деревьев целуются двое настрадавшихся людей, которые ищут защиты друг у друга. – Я не хочу, чтобы ты уходила. Никогда.
Снова обнимаю ее. Точно знаю, она мое спасение, она мое лекарство от всех недугов. И в отличие от того другого из ее прошлого, я все не испорчу.

Переплетая пальцы, как переплетаем жизни, шагаем из тенистой аллеи к моему дому.  Одежда не высохла и доставляет дискомфорт. Хочется содрать ее вместе с кожей. Кроме того, переживаю за ее состояние,  не только за физическое, но и за душевное. Все-таки, Кассандра идет к своему исцелению семимильными шагами. Не могу сказать, что не рад. Напротив, мое сердце горячо и нее, и я хочу быть с ней. В дверях галантно пропускаю ее вперед, задерживаясь на улице лишь на мгновение. Может быть, однажды этот дом перестанет быть только моим, и станет нашим. Но я забегаю слишком далеко вперед.
Не хотя отпускаю ее руку, когда Кейси спешит наверх, чтобы переодеться. Разрываюсь между двумя желаниями: снять с себя мокрую одежду и заварить малиновый чай. Решаю, что повод сегодня совершенно особенный и достоин того, чтобы я отказал собственным привычкам. В своей комнате выбираю одежду в шкафу: классические брюки и белую рубашку, рукава которой закатываю по локоть. Спускаюсь вниз первым. Оборачиваюсь на ступени, раздумывая пройти в ее спальню, но отгоняю от себя эти мысли. Девушке просто нужно побыть одной, чтобы переварить то, что произошло между ними. Я всегда отличался терпением.
В холодильнике на кухне ищу бутылку шампанского и клубнику, а после занимаюсь разведением огня в камине. За этим действием меня и застает спустившаяся Кассандра Джулай. Смотрю на нее с теплой улыбкой, этого достаточно. Садимся на шкуру белого медведя перед камином. Молча открываю шампанское и наполняю два бокала. Мы празднуем рождение новой любви. Да, с уверенность могу сказать – это любовь.
Молчание затягивается и становится уже неловким. Несколько раз пытаюсь начать разговор, но слова будто застревают в горле. И говорить начинает Кассандра. Ее просьба ненавязчива, почти невесома, но будто ее я ждал все это время.
Подаюсь навстречу ей и безропотно выполняю ее просьбу. После шампанского я чувствую два вкуса, перемешанных в один, и не знаю, какой пьянит меня больше. Но мне тяжело терять самоконтроль, я живу в этой реальности и чувствую ее боль и ее любовь. Я готов разделить с ней свою жизнь. Пальцами касаюсь ее щеки в едва ощутимом прикосновении, пока не решаюсь притянуть ее ближе. И вот Кейси снова в моих руках, желанная, любимая. Я готов защитить ее от всех ветров этого мира.
Мои руки исследуют ее тело, но я не собираюсь торопиться. Ощущение того, что время остановилось для нас. Не важно, что происходит за стенами моего дома, пока она рядом со мной. Ладонь скользи от колена вверх по ноге, касаюсь ее бедра, снова опускаю руку вниз. Не дразню, располагаю к себе, прошу довериться, поверить, что я ее не обижу. Отстраняюсь от нее, и чувствую ее прикосновение к своему лицу. Она словно запоминает мои черты лица прикосновениями подушечками пальцев: скулы, губы, волевой подбородок. И я не в силах отвести взгляда, тону в омуте ее глаз.
- Я до сих пор не женат, - возвращаюсь к начатому разговору. Это не значит, что завтра мы обязательно должны оформить наши отношения. Но почему-то мне хочется знать, что она была бы не против.