Этот день начинается, как и все предыдущие. Как самый обычный солнечный день, который радует теплом и хорошей погодой, тем более что накануне были сплошные дожди. И мне кажется это кощунством, что день похорон Рема обозначен ярким солнцем, хотя внутри себя понимаю, у Рема всегда так было. Ярко, светло и тепло. Он был солнцем для нас с Нероном, мрачных, существующих, поломанных.
Движения и действия механические, на автомате. Я заталкиваю в себя сутра крепкий чай и тост с джемом. Это мой максимум. Нерон тоже не голоден и мне кажется, что он тощает на глазах, а ведь только начал приходить в норму после клиники. Эта потеря скажется на нем. Гораздо сильнее, чем на мне, хотя я и никогда не смогу забыть Рема. Но Нерон потерял брата, который был с ним всю жизнь, вытаскивал его из передряг, шутил с ним, куражился, делил девчонок, что впрочем никогда не доходило до серьезных перепалок. Рем говорил, что Нерон всегда был таким, колючим, оторвой, но добрым, просто смерть Сабины сделала его пустым. Всего лишь подружка, всего лишь передох, а Нерон чуть не угробил себя, пребывая в этом пьяном угаре после ее смерти. И мой бывший жених до последнего верил, что когда-нибудь Нерон оправится, найдет нужную, свою женщину, которая покажет ему, что любовь – тот же наркотик, но куда приятнее. Он говорил, что у него так же случилось со мной. Что едва увидел и понял, что зависимость – это у них семейное. Шутил, но за каждой его шуткой скрывалась правда. Просто если Нерону было легче нагрубить, то Рем – отшучивался. Наверно, поэтому его так любили. Он из любой ситуации умудрялся сделать цирк, не оставляющий неравнодушным никого вокруг.
Мы с Нероном все эти дни проводили вместе, цепляясь друг за друга, словно за последнее, что осталось в этом мире. А по сути, оно так и было. И каждый раз, когда я понимала, что у Нерона больше никого нет, я обнимала его и не желала отпускать, чем бы он не занимался, разговаривал ли по телефону, сидел молча, глядя в стену. И я была рядом не столько потому что это нужно было мне, не только потому что и он был рядом, когда мне было плохо, а потому что создавалась иллюзия, что если вот сейчас почувствуем тепло друг друга, то оно хоть немного будет похоже на то, которое дарил нам Рем.
Перед кремацией я долго сижу у гроба несостоявшегося мужа. Он все так же спокоен, будто спит. Мои руки опираются на край гроба и пальцами я едва касаюсь его костюма, от которого через некоторое время не останется ничего, кроме горстки пыли. Как и от человека, который так долго меня добивался, который считал меня лучшей женщиной на свете и который так и не узнал, какое предательство я совершила за его спиной.
- Ты мне очень дорог. – шепчу, наклоняясь и кладя голову на свои руки, чувствуя запах средств, которыми обрабатывают покойника. И тут же отдаляясь. Нет, нет, я не хочу запоминать этот запах, но мне уже кажется, что я вся им пропиталась, в точности, как и Рем. – Я буду любить твоего ребенка. Я все для него сделаю.
Легкий запах гари в воздухе, столб дыма, поднимающийся в небо, обозначающий о том, что нет больше тела, к которому можно прикоснуться, которое будет обнимать, укачивать, успокаивать. Нет больше лучистых голубых глаз, которые будут смотреть с озорством и легкой, доброй и вечной насмешкой, словно вся жизнь – сплошные счастье и шутка, то и дело меняющиеся местами на браздах правления. Нет больше Рема Сцеволы.
И я сплетаю свои пальцы с пальцами Нерона, не способная сдержать слезы, но проглатывая истерику.
А потом долгие часы соболезнований от друзей, знакомых и многих чужих, которых я не знаю, но которые знали Рема.
- Крепитесь, душечка. Вам нужно держаться ради ребеночка. Это все, что осталось от милого Рема. Вы уже знаете пол?
Я поднимаю затуманенный от слез взгляд на женщину в летах, которая смотрит на меня с таким участием, и в тоне ее столько сожаления, но я не чувствую к ней никакой симпатии. Все, что я чувствую это Нерона рядом, который так же как и я выслушивает эти речи.
- Это мальчик. – шепчу я, отклоняя голову в сторону, словно умалишенная.
- Рем, должно быть, был очень рад, что его род продолжится.
Какой род? О чем ты говоришь, старая дрянь? Рем просто хотел ребенка! В отличие от меня.
- Нет. – качаю головой отрицательно и весьма прохладно, как будто не бушует во мне злость к этой женщине. Но впрочем и на злость не хватает сил. – Он не знал.
И даже я не знала. Рем хотел девочку, а после его смерти в те редкие минуты, когда я вспоминала о своем положении, я надеялась, что это будет мальчик, потому что тогда он будет похож на Рема. Пусть он будет похож на отца.
Когда мы остаемся одни, Нерон поддерживает меня за локоть, но мы молчим некоторое время, глядя на свежую могилу. Внезапно на меня наваливается дикая усталость, словно на плечи положили несколько тонн груза. Жар от солнца распаляет кожу и мозг закипает. Я смотрю на Нерона и впервые ловлю себя на мысли, что он и правда чертовски похож на Рема. Так похож, что на секунду мне кажется, что это сам Рем. Но вот Нерон поворачивается и иллюзия рассеивается. Почему-то вдруг стало страшно и в мозг лезет мысль, а вдруг на самом деле погиб не Рем, а Нерон, а вдруг я потеряла его и осталась одна? Усталость и голодание дают свое и я начинаю с трудом различать реальность и страхи.
Нерон задает вопрос о том, куда мы поедем. Почему-то несмотря на то что он спрашивает куда отвезти именно меня, я словно слышу невысказанное «мы». Я могу его понять. Самое страшное сейчас – оставаться один на один с этим горем. Но как бы мне не хотелось поехать с Нероном домой, я отчего-то произношу совсем другие слова.
- Я поеду к маме. А потом… к себе. – я глотаю очередной приступ истерики, но голос остается таким же бесцветным и тихим. – Я пока не могу. Прости.
Я не поворачиваю головы и не ловлю взгляд единственного оставшегося Сцеволы, даже если он и смотрел на меня. Я просто ухожу, таща за телом слабые ноги, которые не поднимаются настолько, что шаркаю по зеленой траве кладбища. Рем здесь снова в большой компании, его окружают сотни людей, хранящие свой прах в урнах, свои костюмы и платья, свои воспоминания. И только мы с Нероном – одинокие среди живых и то, расходимся в разные стороны.
Я приезжаю в клинику с трудом добираюсь до палаты мамы, чтобы сесть рядом с ней и уставиться на ее спокойное лицо. Совсем как у Рема и только ресницы слегка подрагивают. Я долго молчу, прежде чем начать говорить. Я и правда долго молчала, с той самой ночи, когда сил на крики уже не осталось, когда все что говорилось было глупым и несущественным. А сейчас говорю то, что вертится уже давно в голове.
- Тебе было так же больно, когда отец тебе изменял? Мама? Я же знаю, как ты его любила. – я приближаюсь к ее койке, ставя локти на твердый матрас. – А знаешь, мам, впервые за все время мне кажется, что быть с ним сейчас – это неправильно. Но и так хочется, потому что никого не осталось рядом, мам. – я замолкаю на некоторое время, но снова заговариваю. - Я осуждала тебя за то, что ты хотела покончить с собой, знаешь? Но, мама, как же хочется теперь и самой в петлю. Так хочется, мама, что даже страшно ехать домой. – я беру ее за руку и опускаю голову на кровать, касаясь лбом ее руки. – Мама, как жить с этой болью, мам?
И меня сотрясают рыдания. Громки и долгие, которыми захлебываюсь, старательно хватая воздух, только мы не умереть вот так. И останавливаюсь только тогда, когда чувствую касание чье-то руки к своей голове. И редко поднимая голову, я вижу, как на меня смотрит мама, своими сияющими голубыми глазами, на губах слабая, но нежная улыбка. Ее взгляд не рассеян, она смотрит именно на меня и гладит меня по волосам.
- Мамочка…
- Помнишь, когда ты сломала ногу на балете, ты плакала и говорила, что больше никогда не сможешь стать балериной? – спрашивает она тем голосом, который я всегда помнила, всегда знала, который возвращает меня в детство и который совсем не похож на тот голос той Оливии, которая пряталась от солнечного света и жаловалась на ночных монстров. – И помнишь, как я однажды принесла тебе, пока ты лежала в постели котенка со сломанной лапой? И как вы полюбились друг другу, что даже хромали одинаково.
- Мама, он умер спустя 3 года, когда я о ноге и забыла уже.
- Все умирают, моя девочка. Но вы были не разлей вода, у вас была общая боль. Общие раны сближают. – она улыбается, вытирая мои слезы с щек. – К тому же у тебя его ребенок. Он не потерян для тебя, он просто стал другим человеком. Ты будешь счастлива, моя девочка. С ребенком от хорошего человека, с тем мужчиной, которого любишь. Все наладиться. Просто нужно немного потерпеть.
Я просыпаюсь от резкого толчка в живот и не понимаю, где я нахожусь. Только спустя пару минут белые стены и капельница наводят меня на понимание, что я в больнице. Так это все был сон? Разговор с мамой, толчок в живот. А может и смерть Рема, а вдруг мне все это приснилось и я и правда шизофреничка? Телефон лежит на тумбочке рядом и я открываю новости. И первое же что мне попадается на глаза, это фотография нас с Нероном у могилы его брата. И надежда безвозвратно тухнет в моих глазах. Ничего из этого не было сном, кроме матери. Ничего не изменилось
Спустя время ко мне заходит врач и отчитывает меня в мягкой форме, что я довела себя до истощения и они поставили мне восстанавливающую капельницу. Но я очень рисковала ребенком.
- Вы сообщили мистеру Сцеволе?
Врач уже открывает рот, чтобы уточнить какому именно мистеру Сцеволе, но вовремя осекается, выдыхая:
- Нет, мы не успели. Мы не рисковали без вашего согласия.
- И не стоит. – говорю я и на этом наш разговор заканчивается.
Просматривая новости я с облегчением в сердце не нахожу статей про новый запой Нерона. И это меня отчасти успокаивает, а с другой стороны, не знаешь когда рванет, учитывая, что я уехала, так эгоистично оставив его одного. Но я и правда не могу. Переезжать к Нерону, едва закопав прах Рема в землю – это неправильно, жестоко. Я не могу так.
И время идет. День за днем. Я живу у себя, старательно заталкивая пищу, но ни с кем не контактируя. Иногда я пишу Нерону смски, как в старые времена, когда была его врачом. Ничего не значащие, глупые, но со своим особым смыслом. Благодарю его за цветы маме, неожиданно, но пускаюсь в прогулку по той старой карте фонтанов, которую он мне когда-то прислал и присылаю ему некоторые из фотографий этих самых фонтанов. Иногда Нерон отвечает, а иногда сразу звонит. Но я не беру трубку. Почему-то кажется, что если возьму, то все очень резко изменится. А я опять выстраиваю какую-то стену, опять прошу каких-то сроков, сама не понимая, зачем и на что.
18 августа.
Я решаю поехать к Рему. Там много моих вещей, которые остались нетронуты с моего последнего визита туда, когда я забирала его костюм. Прислуга там уже давно не живет с самой смерти Сцеволы, с которой прошло всего 2 недели, а кажется, будто два года. В лофте пусто и тихо. Я захожу в спальню и понимаю, что служанка перед уходом все же прибралась немного. Убрала еду с ковра, осколки. Но вещи погибшего хозяина не тронула.
Я долго разгребаю свои вещи, постепенно почему-то переключаясь на его. Достаю альбом и начинаю листать фотографии. Их так много и на всех изображен Рем. Тех, на которых он один – единицы, на которых с Нероном – десятки. Первые трехколесные велики, первые машины, фотки со школьного выпускного Рема, Нерона. Между ними значительная разница в возрасте, но ей-богу, глядя на фотографии, мне кажется что они ровесники. Некоторые заставляют меня плакать, но в основном я только смеюсь. Измазанные краской, грязью и не скажешь, что выросли в приличной капитолийской семье. Нерон пытающийся отгрызть автобусу колеса и Рем, старательно пыхтящий в попытке этот автобус из рук Нерона забрать. Я смеюсь в голос, не слыша, как щелкает замок входной двери, не слыша тихих шагов, идущих на мой смех. Но когда я поднимаю глаза и ловлю взгляд Нерона, взирающего на меня как на сумасшедшую, потому что на моем лице улыбка пополам со слезами, я совершенно не удивляюсь и только:
- А ты и в детстве был недалекого ума? Мозги в вашей семье что, передаются только старшим?

Вообще просматривать фотографии совсем не моя фишка. Я любила фотографироваться, но никак не рассматривать чужие фото и умиляться прошлому человека, каждый раз как он показывает себя на горшке. А если еще попадалась какая-нибудь мамочка, которая таскает за собой десять штук альбомов со своим карапузом, то тут я сразу просила меня застрелить, вместо этой медленной пытки. Мамочки фыркали и расходились, оставляя меня в покое и такое блаженство видеть их оскорбленные мордашки.
Надеюсь я не буду такой же чокнутой, как они? Да, я не против пары фотографий малыша, но не перегибать же палку. Он всего лишь ребенок! И он сел на горшок потому что ему захотелось о нужде, а не для того, чтобы его караулила с фотиком умалишенная мать.
А еще надеюсь, что когда обещала Рему любить его ребенка, то это совсем не подразумевало, что буду носиться с ним как с писанной торбой, как это делал бы Рем. Потому что отчего-то кажется, что он бы не выпускал ребенка из рук, как бы не рассказывал, что с детьми у него не ладится. Отец он и есть отец. Каким бы ни был, но ребенок будет его любить неосознанно, просто так.
- Ты успокоил меня. Теперь я могу быть уверенна, что сын не будет менять баб каждую неделю. – камень в огород все того же Нерона, когда мы разошлись на совсем, после новости о том, что я беременна.
Вот уж были времена, когда все было довольно определенно и понятно. Когда можно было четко расставить границы, почему вот так, а не иначе. Почему я с Ремом, почему хочу Нерона, почему злюсь на его девок и шпыняю их каждый раз, стоит этой красотке открыть рот, а порой и просто взглянуть на меня. Ну и что, что я была беременна? Это не меняло того факта, что до судороги в пальцах хочу Нерона. И сидя сейчас рядом с ним и рассматривая его детские фотографии с братом, я понимаю, что ничего не изменилось. А так страшно было понять, что все внезапно затухнет, остынет. Но нет, я по-прежнему хочу прижаться к нему, когда он рядом, хочу поцеловать его в шею, поднимаясь к губам и сорвать тот поцелуй, которого уже давно не было.
Но я лишь слегка толкаю его в плечо, когда он шутит про то, что его роняли и сыну это не передастся. Мой дорогой, наш с тобой сын был бы прекрасным человеком, очаровательным, обаятельным хамом и занозой в заду всего Капитолия, еще хуже, чем мы, но все же намного лучше нас.
Я смеюсь от этой мысли, глядя на случайно затесавшееся фото нас троих. Мы с Нероном собачимся, кажется он пытается изобразить как тянется к моей заднице, чтобы полапать, а между нами Рем, словно барьер, отделяет нас друг от друга и ржет. И только если очень внимательно присмотреться, то можно понять, что в наших с Нероном глазах горит желание, азарт, шутка. Мы выделывали эти фортили для Рема, устраивая ему концерты своих скандалов, которые всегда заводили его.
- Знаешь, до меня только сейчас доходит, что наши отношения всегда были на троих. – вдруг произношу я с улыбкой. – Он так искренне старался нас помирить. Узнай он, что на самом деле мы так прекрасно друг с другом ладим, - эти слова пришлось поставить в импровизированные кавычки, - он бы убил нас обоих, что так долго ломали эту комедию и не сказали ему сразу. – пожалуй, он и правда бы злился не только потому что встречались за его спиной, но и потому что ничего не сказали. Нет, не из чувства предательства, а потому что он действительно хотел, чтобы мы с Нероном начали нормально общаться. Бедный, бедный Рем, он не понимал, что наши с Нероном перепалки – это и есть самое нормальное наше общение.  – Он бы простил тебя. Однажды он сказал, что дороже человека у него нет, и между мной и тобой, всегда будет выбирать тебя. – усмешка появляется на моих губах. Вот в чем Рем никогда не скрывал своего отношения, так это касательно брата. Нерон и правда всегда был на первом месте. – Боги, я не разговаривала с ним после этого несколько дней. А ты же знаешь, я не умею долго молчать.
Момент хрупкий, очень хрупкий, поэтому я быстро хватаю первую попавшуюся фотографию, где Нерон и Рем сидят в детском бассейне, в основном из-за Нерона, потому что ему от силы года 2. Малыш Нерон пухленький и голожопый. И я снова смеюсь, приглядываясь к фото.
- А тогда он был у тебя поменьше. Признайся, что ты заходил на эти рекламные сайты по увеличению.– недвусмысленно облизываю губы и тут же отворачиваюсь. Ну смешно же. – Я и подумать не могла, что у меня в доме такой компромат на тебя валяется. Во время терапии это очень бы помогло. Но больше всего мне нравится эта…
Я тянусь через Нерона, чтобы найти ту, которая зацепила больше всего. На ней Рем и Нерон, до безобразия мокрые, Нерону лет 20, он зол и недоволен, его костюм промок до нитки, зубы сцеплены, а Рем опирается на плечо брата и ухахатывается так, что за живот схватился. Такие мальчишки.
- По-моему это фото отлично описывает вас обоих. – говорю я, протягивая ему эту фотку и подставляя ладонь под щеку, опираясь локтем на колено и наблюдая за реакцией Нерона. Я так давно не видела его улыбку и кажется некоторым кощунством, что я здесь заливаюсь смехом от всех этих не моих воспоминаний рано ушедшего из жизни несостоявшегося мужа, по которому должна бы горевать и проливать слезы.
Но вся вещь в том, что я устала. Устала просыпаться по утрам и еще пару часов лежать без движения, глядя в потолок и вспоминая тот, зеркальный, который у Нерона в лофте, вспоминая нас в нем, обнаженных, не способных восстановить дыхание, вспоминая меня, обещающую отменить свадьбу и Нерона, говорящего, что любит меня. И каждое утро я отгоняла от себя эти мысли, потому что только что умер дорогой нам человек и какое это предательство думать о его брате и своем желании быть с ним, вместо того, чтобы горевать по ушедшему. Но я просто устала искать причины не быть с Нероном, устала искать возможности успокоить свою совесть, устала горевать. Я просто хочу жить дальше.
- Я решила отключить маму от аппарата жизнеобеспечения. – говорю я глухим голосом, не отрывая взгляда от общей семейной фотографии четырех счастливых людей. Плечи слегка дергаются, но всего лишь на секунду позволяю себе эту слабость, чтобы в итоге выдохнуть и улыбнуться, понимая как радостно сияют глаза обоих братьев на этом фото. – Иначе ты разоришься на цветах.
А на самом деле просто боюсь уже этого ожидания, этой надежды, что она проснется. Потому что каждый раз как вижу ее спящее лицо, я понимаю, что нет никаких гарантий, что она сможет открыть глаза. А с другой стороны, мне так же до безумия страшно, что если отключу, то кто сказал, что она бы не открыла глаза на следующий день? Надежда и страх. Страх и надежда.

Отредактировано Regina Lucia-Scaevola (2015-04-05 13:06:06)

Мне удается рассмешить Нерона и он рассказывает историю каждой фотографии. Впервые в жизни мне интересна чья-то история кроме своей. Тем более что это история двух самых дорогих мне мужчин. И то как Нерон говорит о брате… боги, даже сердце немного щемит, сколько любви в этих словах, искреннего возмущения, детских обид на приколы, но все это делает Рема именно таким, каким он был. И пусть физически его нет рядом, но на этих фотографиях он жив и счастлив.
Как и счастлив Нерон, пусть на его физиономии вечно кислое лицо. Если хорошенько задуматься, то сколько раз я вообще видела Нерона абсолютно довольным с намеком на счастье? Ну, так чтобы это еще и на лице выражалось, потому что этот извращенец получал кайф всякий раз, когда заводил меня на очередную перепалку и я уверенна, по ночам даже не спал, строя коварные планы, чтобы на утро, в клинике, на сеансе поздороваться со мной так, чтобы меня всю перекосило с ходу.
И сейчас мы тоже обласкиваем друг друга, хотя и не так как прежде и нет сейчас в этом разговоре прежнего азарта, но мне кажется это естественным. Как всегда мы цеплялись друг за друга в горе, так и сейчас постепенно восстанавливаемся только находясь рядом, благодаря теплу, которое даже за эти 2 недели разлуки между нами не угасло, благодаря притяжению, такому родному и правильному. Вновь правильному.
- Это объясняет, почему у тебя такой способный и длинный язык. И вновь ты обязан этим Рему. Да и что греха таить, я тоже эти ему обязана, что у тебя такой язык. – выхватываю фотографию из его рук и откладываю ее в сторону. Вполне вероятно, что некоторые я заберу, потому что слишком много в них жизни и счастья.
Сколько, Нерон, сколько прошло времени с того самого дня, как мы поцеловались в последний раз? Интересно, знал ли этот мужчина, что я до сих пор вытравливаю из головы тот ночной поцелуй, когда сказала, что не оставлю его после смерти Рема? Потому что горечи в нем было немерено. Потому что боюсь, что и дальше будет все именно так, с горечью от потери, от понимания, что совершаем что-то очень ужасное.
Рема нет уже так давно или недавно? Время играет злую шутку с моим восприятием реальности. И кажется, что и наши прикосновения с Нероном были вечность назад и только легкий привкус радости остался на языке. А вдруг теперь все будет напоминать о Реме и эти прикосновения тоже? Потому что в последний раз было именно так.
Но вот Нерон касается моего плеча в попытке образумить, убедить не спешить. А я и не спешу. Я мирюсь с такой матерью уже долгие-долгие годы. Пытаюсь выискать в ней хотя бы отголосок той женщины, которая помогала мне встать всякий раз как я падала. И я возвращала ей долг столько, сколько могла. Ее кома подтолкнула меня к Нерону. И я каждый раз думала, что бы она мне сказала, если бы узнала, что будучи помолвленной и беременной от другого мужчины, я переспала с его братом. Наверно, она бы сильно огорчилась.
- Даже если она проснется, она все равно не станет моей матерью. Цепляться за иллюзию… я устала. Мне надоело.  – я качаю головой, поднимая голову и устремляя взгляд на одну из фотографий. – Вот черт голубоглазый. – вырывается у меня, когда я чуть ли не валюсь на пол, пытаясь достать фотку, на которой изображена я в весьма откровенном наряде. – Он-таки ее сохранил, засранец.
Но я не успеваю спрятать фото, как Нерон вырывает у меня его из рук, тут же комментируя. А я только недовольно кривлюсь.
И черт возьми, почему так происходит, что наши с Нероном отношения расстраивают всех, кроме нас? И почему мы должны думать о чувствах других людей, даже после того, как их не стало? Я хочу его! Так сильно, что каждый раз приходилось бить себя по рукам, когда хотелось вместо того, чтобы ответить на его звонок, собрать монатки и поехать к нему. И с ним остаться. Да, Рем погиб, да, я ношу его ребенка и да, это предательство его памяти, но черт возьми, почему я должна страдать в одиночестве, почему Нерон должен страдать, только потому что мы обманываем призрак ушедшего жениха и брата?
Эта мысль приходит внезапно, импульсивно, с касанием Нерона моего плеча с моими руками, которые в ответ тянутся к его лицу. И я наваливаюсь на Нерона своим теперь весом за двоих, укладывая Нерона на спину и глядя в его лицо.
- Мне надоело чувствовать себя виноватой ни за что, Сцевола. Мы ничего такого не сделали, а до сих виним себя, хотя Рема уже нет и он ни о чем не узнает. И что плохого, что любим друг друга и почему осуждаем себя за это? – почему я осуждаю себя за это? Ведь прекраснее и одновременно болезненнее чувства я еще никогда не испытывала. И все из-за него, этого мужчины, который ворвался в мою жизнь, словно ураган, раскидал мои проблемы по стенкам и оставил только одну глобальную. Самого себя. Он – моя проблема, вечная, от которой не хочу больше отказываться. – Чем ты можешь помочь? – я внимательно смотрю на него и улыбка появляется на моих губах, словно не предвещая ничего хорошего. – Ты станешь моим мужем, Нерон Сцевола? Потому что видят боги, еще ни с одним мужчиной порно не казалось мне такой скучной ерундой.
Шучу ли я или серьезно? Наверно, я абсолютно серьезна, потому что кажется, если вот сейчас мы не выберемся из этого замкнутого круга вины и предательства, то уже никогда не будем вместе. И если для того, чтобы удержать его возле себя, мне нужно выйти за него замуж прямо сейчас, вызывая шок всей капитолийской публики, то я это сделаю. И нет, не потому что моему ребенку нужен отец, не потому что хочу увидеть как Нерон нянчится с ребенком, катая его на собственной шее, а потому что хочу его к себе в постель, в жизнь, в сердце. Прямо сейчас и прямо здесь.
- Станешь отцом ребенку твоего брата? Будешь делить со мной постель, держать мои волосы, во время токсикоза, терпеть мои истерики и гормоны, держать меня за руку во время родов, воздерживаться от секса около полугода, просыпаться ночами от плача ребенка, менять ему подгузники и стать для него самым лучшим папой, а для меня – самым любимым мужем? – мои глаза горят пока все это произношу, потому что, боги, я вижу эту картину так ярко, каждую, которую описываю ему и надеюсь, что он тоже увидит. Я не хочу больше ждать, ведь насладиться друг другом у нас осталось на так много времени. – И если ты не готов, убери свои руки с моей задницы. А если хочешь этого, тогда поцелуй меня.

Предполагала ли я когда-нибудь, что сделаю предложение сама, какому-то затыканному наркоману, который порушил всю мою веру в мораль и честные консервативные отношения? Да ни в жизнь. Это какой-то абсурд и мне кажется, что эта реальность словно злая шутка судьбы, других высших сил, которые управляют нами с бросают то в одну, то в другую сторону, издеваясь и наблюдая, как мы корчимся то от боли, то от счастья. Именно корчимся, потому что по-другому мои ощущения не назвать. Счастье такое, как будто воздуха не хватает и боль душит точно так же.
Нерон с самым несносным и возбуждающим видом соглашается на мое предложение стать моим мужем. Ну ладно, гаденыш я тебе еще припомню этот день. Но это будет потом, далеко потом, когда мы уже не сможем ласкать друг друга бесстыдно и отчаянно, когда мое положение положит временный конец нашему сексу и из всех твоих половых органов, которыми я смогу наслаждаться останется твой мозг. И поверь, такого не было даже на наших сеансах.
Боги, как же я скучала по его поцелуям и нет ничего общего с тем, который был две недели назад в день смерти Рема. И его руки будоражат, заставляют тело нежно спазмировать где-то внизу живота и напоминают только о той ночи, единственной ночи, когда были вместе, когда принимались такие важные решения на горячую голову. А только так и принимаются решения в нашей… паре? семье? Кто мы теперь друг другу? Потому что даже не любовники, но еще не муж и жена. А парой нас вообще не назовешь, на счету Сцеволы ни одного свидания. Как-то это странно, но так здорово.
Сквозь откровенность пробивается и пошлость. Он всегда был таким, перемешивал грязное с чистым, в результате получалась такая странная смесь носящая имя Нерона Сцеволы. И что, другим его девкам то тоже нравилось? И они хотели продолжения во таких вот отношений? Надо быть абсолютно умалишенной, чтобы хотеть с Нероном отношений. Курочки даже не понимали на что подписывались. А понимаю ли я? Впрочем, понимает ли Нерон, тоже хороший вопрос.
- Извращенец, Нерон. Тебя в детстве девочки не любили? – шутливо щелкаю его по носу и тут же целую, параллельно проводя психологический анализ. Черт, как же круто валяться на полу и вот так быть в его руках. А когда его руки скользят под майку и касаются живота, чувствую как растет внутри тепло. Именно в животе, словно ребенок отзывается на эти прикосновения, понимая, что его любят, его ждут, несмотря ни на что. А я вот уже не могу дождаться и даже издаю едва слышимый стон. – Можешь попробовать отвоевать у него недель 6-7. Тебе этого хватит? Или ты выдохнешься уже на второй?
Его вопрос не застает меня врасплох, потому что помню, как быстро начала распоряжаться в доме Нерона по своему усмотрению, наводить порядок на его кухне. Помню как быстро привыкла, словно всегда там жила. Дом был везде, где был Нерон, в его палате к клинике, в моем кабинете все той же клиники. И если дом везде, где Сцевола, тогда это многое объясняет, почему мы едва не трахнулись в обоих помещениях. Едва. Но теперь я не собираюсь упускать эту возможность. Тело слишком соскучилось по этим горячим прикосновениям, по его губам и дыханию. И я целую его, одобряя это предложение.
- Да, едем домой. – шепчу я.
Мы собираем фотографии и какие-то я забираю с собой. Хотя мне еще предстоит сюда вернуться. Но все же перед уходим я бросаю взгляд на ту спальню, в которой должна была жить совсем с другим мужчиной, который озарял нашу жизнь и которого больше нет. Теперь я буду жить с его братом, потому что люблю его.
- Прости меня, Рем. Я очень сильно его люблю и не могу без него. Я просто не справлюсь. Прощай.
И мы едем к Нерону, домой. И в машине мы не разрываем поцелуя, едва сидение оказывается в нашем распоряжении. И теснота салона идет на пользу, потому что разъединять объятия совсем не хочется. Черт возьми, как же я скучала по нему, по всему этому. По заполняющему все нутро жару, по разлетевшимся в голове мыслям. Нет сомнений что едва мы переступим порог дома, как начнем старательно стирать долгие месяцы воздержания друг от друга. Так стирать, что ни одна порнушка не сравнится.
Салон машины, кабина лифта, коридор – ничего из этого не было замечено, пока мы не желали отрываться друг от друга. И следующим пунктом назначения была спальня, если бы мне так сильно не захотелось в туалет. Ну да, беременная я, приходится привыкать в частым побегам. Ничего не пожелаешь.
- Иди в спальню и без меня не начинай. – смеюсь я, а сама бегу в ванную.
Справившись со своими делами, я умываюсь и смотрю на себя в зеркало. Только гляньте, щеки раскраснелись, глаза сияют, дыхание такое частое, что немного увеличившаяся грудь, кажется еще больше. Да, это оно, то ощущение абсолютного хаоса в голове и бесконечного желания.
Осматриваю ванну на предмет чего-нибудь переодеться. Хотя зачем мне переодеваться, если меня сейчас разденут? Но взгляд падает на черный материал, по строению смутно напоминающий лифчик. Открываю шкафчик и обнаруживаю свою правоту.
- Мой что ли? – смеюсь я, думая что Нерон абсолютный дурак, раз хранит его, но как же хорошо, что не решился вернуть. А потом до меня доходит что белье ну совсем не мое. Размерчик-то побольше.
Вот же гавнюк! Мало того что ебется в мое отсутствие с кем-то, так еще и белье этих прошмандовок коллекционирует. Какая мерзость! Я с отвращением отбрасываю лиф в сторону, но взгляд пошел дальше по ящичку и гнева во мне так много, что целого океана не хватило бы, чтобы потушить мой запал. Как это говорится? Вспыхнула словно спичка? Хер там, я сейчас нахрен спалю весь Капитолий к чертям так, что и уголька не останется.
Я вытаскиваю этот ящик из шкафа, благо небольшой, но вещей там немеренно. И заваливаясь в спальню с таким грузом, я тут же вываливаю все содержимое на Нерона.
- Это, блядь, что? Собираешь для мемориальной доски? Или создаешь иллюзию компании во время просмотра порнушки? И упаси тебя боги, Сцевола, если я не услышу в ответ, что ты тайный транссексуал.
Возбуждение? О да, я возбуждена не на шутку, но теперь уже Нерону придется утолять это совсем другими методами. И лучше потушить огонь, прежде чем я начну палить тут все к херам собачьим.
- Тоска по мне так сильно тебя мучила?

Отредактировано Regina Lucia-Scaevola (2015-04-07 09:15:51)

Ох, Сцевола, лучше бы ты молчал, потому что ты так отчаянно пытаешься оправдаться, и что не слово, так у меня на него найдется тридцать таких. Глупый дурак! Я же знаю, что тебе верить нельзя и ты это знаешь. Не в таком вопросе во всяком случае. И с какого хера я должна терпеть что в твоих шкафах валяются вещи твой мимолетных бывших?
- А моего белья тут случайно не завалялось, нет? Что ж ты не попросил тогда в залог оставить?
Меня просто уже абсолютно ничего не волнует, кроме этих бесконечных неполных комплектов белья, которые Нерон с себя стряхивает и ей-богу, это бесит еще больше, то, как он пытается от этого отмахнуться, откреститься. А к чему, блядь? Или забыл, как в порыве страсти срывал эти тряпки со своих сук? Как с меня срывал, на этой самой постели.
Нет, я помню, Нерон – большой ребенок, он не умеет справляться с горем, все дела. Я прекрасно понимала, чем он там занимался, пока я жила с Ремом и ждала ребенка, но хранить это все в качестве коллекции! И эта сволота еще и умудряется еще и хамить!
- Ты еще и шутки шутишь! – бросаю в него одно из украшений, оставленных после интимных игр. Пирсинг? Фу, какая гадость! И мозг живо подкидывает картинки, как язык Нерона скользит по чужому животу. Не моему.
Хлама столько, что хватит на добрую половину прошмандовок Капитолия.
- Это еще не все, я же правильно догадываюсь? Где остальное? В гостиной, а может быть в твоем ящике прямо рядом с кроватью? Ты эти шкафчики собирался мне отдать после моего переезда?
Нерон подрывается с постели и шагает прямо по модным аксессуарам прошлой осени. Дешевки. Он спал с дешевыми шлюхами, которые ничерта не разбирались что носят, лишь бы трусы впивались в задницу, а грудь выпрыгивала из платья. Как легко в итоге оказывается заманить Нерона в женскую ловушку. Ну пусть еще попробует сказать, что это не он, это все они! Сами оставляли, напрашиваясь на следующий визит.
- Башку твою пусть выкинет, твоя Мелита. Или я не понимаю, блядь, что она выполняет твои указания четко и беспрекословно? Ты меня совсем за идиотку держишь, Сцевола? – он рассказывает о том, что все херня, и я об этом забыл и говорил Мелите выкинуть, иди ко мне, я хороший, бла бла бла. Блядь. – Ты определись уже, мой кролик, - шиплю я злобно, по-прежнему отходя от него на расстояние, - ты либо забыл, либо приказывал выкинуть.
Но его упоминание о том, что и до клиники все было вот так меня выводит из себя. Это совсем края, это просто наглость! Он вообще понимает что несет, потому что либо он специально старается меня выбесить, либо он тупой на всю свою ударенную с детства голову. Это же как надо испугаться, что тебя сейчас обламают в сексе, что потерять всякие остатки разума и начать нести такой бред, за который я не просто могу порвать его на флаг, но и повесить за яйца ко всем чертям прямо на его балконе, чтобы другим не повадно было.
Кажется, именно по этому я так отчаянно скучала, да? По нашим шутливым перепалкам, по том, как грызем друг друга. Ну что ж, подруга, ты получила то, что хотела. Хотела Нерона Сцеволу? Получай его со всеми потрохами и складом нижнего белья его прошмандовок в ванне и еще непонятно где, но наверняка у него таких сейфов нескрытых по всей квартире. Закрой глаза и протяни руку к любому шкафу и точно найдешь там что-нибудь забавное.
- То есть ты хранишь это еще с далеких времен? – восклицаю я, сгребая волосы и просто уже не вынося того, что происходит. – Ты охренел, Сцевола? Ты понимаешь, что ты говоришь? Я специально для тебя повторю: ты хранишь это дерьмо у себя со времен до клиники и пополняешь эту хрень еще и после клиники. Так это еще не самое старое? Я так понимаю, это свеженькое, недавнее, что быстро кинул в ванную и радуешься, да?
Со зла я пинаю какой-то нехеровый парашютный лифчик и он улетает к херам на кровать, но под ним оказывается та вещь, которая выбивает почву из-под ног. Я таких видела десятки в книгах, в реальности, в руках моих пациентов. Только вот сейчас почему-то очень больно. И страшно. Я наклоняюсь и поднимаю запыленную мутную стеклянную трубку, на мундштуке отпечаток розовой помады и слегка стертый след губ. Женских, несомненно. Розовы Нерону не пойдет. Он у нас дама роковая. Но какие бы шутки в голову не лезли, а внутри все равно до безобразия противно и тошно. И это чувство отражается на моем лице и я даже не пытаюсь его скрыть.
Что я чувствую к Сабине? А должна ли я вообще что-то к ней чувствовать? Неа. Это та часть прошлого Нерона, которое меня совершенно не волнует. Но то, что он до сих пор хранит это, очень многое сейчас говорит о том будущем, которое я хотела построить вместе с ним. Считаю ли я что он не переболел Сабину? Нет, дело не в этом. Она мертва и мне на нее плевать. А вот на Нерона мне не плевать. И на его зависимость и завязку мне не плевать. И все это только вопрос времени, когда бы он залез в гребаный шкаф и отрыл эту трубку.
Перебрасываю стекляшку Сцеволе и разворачиваюсь в сторону выхода из спальни.
- Забыл, значит? – холодно интересуюсь я. – Ну-ну. Можешь не выбрасывать ничего. Это твой дом. Пойду спать. Этот ящик был дохера тяжелым.
И я выхожу из спальни, направляясь в гостевую и громко хлопаю дверью. Это просто какой-то бред. Еще полчаса назад все было нормально. Может быть нам просто не нужно быть вместе?

Я не успеваю отдышаться как следует после перепалки и совершенно выбившей меня из сил трубки Сабины, и хочется упасть на кровать и зарыться с головой в подушки и громко кричать, пока не пройдет этот приступ гнева и страха. Но Нерон вопреки моим ожиданиям врывается в комнату вслед за мной и начинает голосить как резанный, что он не лжет и что все это больше не имеет значения. Как будто мне мало было его слов про то что он понятия не имеет сколько у него нычек по дому с такими вот безделушками и того, что он ни в чем себе не отказывал, даже уже когда любил меня.
И по большому счету, включив женщину я могу выплюнуть ему в ответ, что раз ему фиолетово без меня, то пусть и дальше пополняет свою коллекцию, а я как-нибудь справлюсь сама.
Но я конечно этого не делаю. Потому что в общем-то, чужое белье – не та тема из-за которой я могу долго злиться. И не попадись мне на глаза чертова стекляшка я бы возможно закончила этот спор, приказав вычистить комнату от этого хлама, но прежде повалила бы Нерона на постель, чтобы воспользоваться его чувством вины.
Но эта трубка выбила меня из колеи. Я никогда не забывала что Нерон наркоман. Кому же это помнить как не мне, его лечащему врачу и женщине, которая откачивала и приводила его в сознание после последнего употребления. Приводила в сознание… как вспомню так мороз по коже. Но чем дальше все шло, тем больше мне казалось, что все позади, что теперь у Нерона будет семья и мне теперь не нужно опасаться за его состояние. Во всяком случае опасаться так как раньше, что он закурит от скуки. Смерть Рема мы пережили, дальше должно быть легче, потому что я буду с ним рядом, потому что будет ребенок, которому Нерон подарит всю свою отцовскую любовь на которую способен, я уверена. Но прежде конечно, расщедриться на меня. Но суть в том, что Нерону бы всегда было чем заняться, вместо того, чтобы ловить кайф в каком-нибудь клубе с какой-нибудь блядью.
Я усаживаюсь на кровать и не произношу не слова, отворачиваясь от Нерона словно от прокаженного. Ничего не хочу слышать и видеть. Но он упорствует, доказывая, что он не настолько идиот, чтобы хранить и думать, что я не замечу. Логично, конечно. Нерон может и идиот, но не настолько. И не был он в этом плане хвастлив и тщеславен, чтобы хранить это для того, чтобы похвастать передо мной. На это у него ума тоже быв не хватило, да и слава о его похождениях шла далеко впереди.
Девственник недоделанный.
Да не в белье дело! Уже не в нем. И я не двигаясь с места слышу, как он уходит оставляя все попытки воззвать к моему благоразумию. Я выдыхаю, полагаю, что на сегодня разговор окончен, но очень сильно ошибаюсь. Через 5 минут слышу оглушительный грохот и крик Нерона о том, чтобы Мелита вычистила дом от этого хлама. Девчонке влетело неплохо, по существу, ее косяк, что сама не додумалась своими куриными мозгами, что такое лучше выбрасывать. А с другой стороны, Нерон тоже хорош. Так что я не удивляюсь, что живя со своим хозяином многие годы, девчонка решила, что хозяину эти вещи может и не пригодятся, но точно не помешают.
И Нерон возвращается, снова садясь передо мной, снова говоря о том, что все позади. А все ли? Интересно, он выбросил трубку или оставить как память? Знаю, что он не из тех, кто будет хранить такое, стараясь удержаться в трезвом состоянии как можно дольше, ради того будущего, которое может быть у нас. Но все же… Он любил Сабину и ему было тяжело после ее смерти, она умерла практически у него на руках. Такое бесследно не проходит.
- Не ори, Сцевола, я не глухая. – шиплю я поворачивая голову к нему и глядя в его растерянные, отчаянные глаза. Я закусываю губу от размышлений, что сказать. Просто выбивает из колеи.
Кто бы знал, как мне задолбалось с ним ругаться. Мы даже домой приехать нормально не можем, а о том, чтобы потрахаться я и молчу, потому что такое казалось бы простое и нехитрое дело у нас всегда вызывало трудности. В основном, как я эту инициативу проявляла, так и закручивала гайки. Бедный, бедный Нерон. Вот я и говорю, он вообще понимает во что ввязался? Потому что оказывается бельишко его бывших заботит меня больше чем то, что утекают драгоценные минуты, которые можем провести вместе. А впереди длительный перерыв. И это при том, что мы перескочили все стадии отношений, сразу обзаведясь ребенком. Повезло еще что я не на каком-нибудь седьмом, иначе точно бы загнулись оба и порнушка бы не помогла.
- Я прекрасно понимала, что ты не будешь вести образ жизни ученика храма отшельников. К херам твое белье, Нерон! Или не твое, да мне плевать. Ты хранил ее трубку. Уж не знаю из каких соображений, я понимаю, ты любил ее, но, боги, Сцевола, сколько бы прошло времени прежде чем ты бы ее обнаружил? – я беру его за лицо и тяну к себе на постель, ложась и оказываясь под ним. – И чем бы могло это обернуться? Ты не выдержишь еще одну такую дозу. – шепчу я, сжимая его плечи так крепко, словно удерживая и удерживаясь сама от падения. А я не могу остаться одна снова, я не могу остаться наедине с ребенком, потому что мне очень нужна поддержка. И не чья-то, а именно Нерона. Потому что только он способен заставить меня забыть обо всем на свете ради чего-то очень важного, ради себя, ради малыша, ради мамы. Но быстро восстанавливаю прежний суровый тон. – Я не хочу видеть ее вещей дома. Теперь бал правлю я и не потерплю никого чужого рядом с тобой. Ничего чужого, даже если это касается чужого женского парфюма или твоих чулок, которые ты пялишь на себя всякий раз, как тебя никто не видит, извращенец. А если увижу еще хоть одну наркоманскую вещи или чьи-то трусишки, которые были потеряны какой-нибудь прошмандовкой еще на пороге твоей квартиры – кастрирую не задумываясь, понял? – руки скользят под его кофту, двигаясь по спине вниз и я притягиваю его к себе, раздвигая ноги. – Я люблю тебя. И клянусь всеми богами, если ты посмеешь накосячить так снова и я наткнусь на компромат, который поставит под угрозу твое лечение, то полгода превратятся в год. И порнушку будешь смотреть сам, вместо того, чтобы делать ее.

Жизнь идет очень… тихо? Да конечно! Первые недели мы почти не выползаем из постели, наверстывая упущенные возможности, припоминая друг другу оборванные моменты страсти, хотя тут в основном, Нерон мне припоминал. И каждый раз, валясь на постель и стараясь отдышаться, уже вроде кажется, что сил больше нет. Но мы устраиваем легкий перекус прямо в постели, потому что когда однажды мы зашли на кухню, то Мелите пришлось потом прибирать там разбросанную посуду, разбитые тарелки, валяющиеся на полу фрукты, в общем, мы сносили со стола все, что нам мешало. Было безбашенно хорошо, просто до сладких спазмов в животе, которые не хотели отпускать и мы продолжали двигаться, медленнее, но отчаяннее. Утром Нерона сдувало на работу и пока его не было я отсыпалась, как суслик, так и не дотаскивая себя до клиники. А едва Нерон переступал порог квартиры… Короче, с таким образом жизни и никакой фитнесс не нужен.
Первая волна спала и когда мы уже перестали загонять себя седьмого пота и начали показываться на публике вместе не только на могиле Рема, но и светских вечерах, то по Капитолию несомненно пошли слухи, весьма определенные. Обоюдно решив, что пока что не стоит шокировать общество своими отношениями, мы с Нероном объявили о том, что сошлись исключительно из-за ребенка Рема, о котором сам погибший завещал нам с Нероном позаботиться. По прикрытием этой же причины мы и поженились.
- Твоя мать была все же права. Ты женился по залету. – хитро ухмыляюсь и целую его, как только нас объявили мужем и женой.
Не совсем такую свадьбу я представляла. Тихая, никаких гостей, никаких подружек невесты, громких тостов, отсчитывания времени поцелуя, хотя в этом случае гости устали бы считать и вполне вероятно было, что при нашем все еще голодном состоянии, приглашенные могли увидеть кино наяву. То, что детям запрещено смотреть.
Но впрочем, я никогда еще не была так счастлива. И в момент заключения брака, я совсем не задумывалась о том, что пол Капитолия не погуляет на нашей свадьбе, что фотки не будут висеть на первых страницах таблоидов и осуждаться ведущими новостей. Я думала о том, как я люблю своего мужа, наконец состоявшегося, до безумия желанного и дорогого. Без которого просто не знаю, как дышать. И было так круто смотреть в эти небесные глаза и видеть в них такое же счастье. И нам и правда больше никто не нужен был, потому наверно, было бы жалко тратить эти ощущения еще на кого-то. Они были только для нас двоих. Точнее, троих.
Малыш начал пинаться одним ранним утром, когда я проснулась от этого толчка и в приступе паники и счастья подорвала Нерона чуть не столкнув его с кровати, только бы он успел почувствовать тоже самое, что и я.
Нерон так же не упускал ни одной возможности побывать на узи и посмотреть как мальчик растет. А я оказалась права, это все-таки был мальчик. И я видела как удивленно моргал Нерон всякий раз, когда понимал, что с каждым днем малыш становится все больше, но остается все же таким крохотным на снимке. А я была безумно счастлива, что муж сможет все-таки испытать радость отцовства. И дороже для меня не было ничего, кроме как видеть, как Нерон улыбается, глядя на маленькое чудо и теплое прикосновение его руки к моему животу всякий раз разливалось теплом, а малыш отзывался азбукой Морзе, оповещая, что с ним все хорошо, что он просто надумал перевернуться на другой бок, потому что у него затекла спина. Мне конечно, эти его переворачивания выходили боком иногда. Но ради него я готова была потерпеть все, что угодно.
Мама все так же оставалась в коме, и я не рисковала отключать ее. Я ни разу не заикнулась больше о своем желании, ни разу не спросила у Нерона, что мне делать. Но он видя в каком подавленном настроении я прихожу из клиники, просто обнимал меня со спины и касался моего живота. И все тревоги уходили и у меня появлялись силы на новый визит.
Постепенно я возобновила работу в клинике, тем более, что до декретного отпуска осталось всего ничего. Заходя к маме, я чтобы нарушить гнетущую тишину начала рассказывать ей истории из моей семейной жизни, которая с Нероном никогда не была скучной.
- Видела бы ты его. – смеюсь я, припоминая этот забавнейший случай произошедший с месяц назад. – Я предупреждала его: «Я не хочу, чтобы ты отращивал бороду!», он не послушался и пошел на принцип. Я предупреждала, что он пожалеет. И он еще утверждал, что он может со своим лицом делать что хочет. Во- первых, кто ему сказал, что у него лицо. А во-вторых, с каких это пор оно – его? Ты не представляешь, сколько крика из ванной было по утру. А когда он выскочил обратно в комнату, я думала оставшаяся борода выскочит из него словно иглы из дикобраза. А маркер взяла еще знаешь, такой несмывающийся. Я думала он меня убьет. – смеюсь, вспоминая бешеные глаза Нерона, когда он высказывал что у него совещание намечается. Я посоветовала ему сказать, что в голове его вынужденной жены играют гормоны, женатики поймут и посочувствуют. – В общем, на работу он так и не пошел. – а вечером я отрабатывала свое наказание, оттирая маркер с его лица, после того как он денек с бородой походил. Но наказание на этом не закончилось и продолжалось всю следующую ночь, после чего я подумала, что выкидывать маркер все же не стоит.
Я слышу как замок тихо щелкает и поворачивая голову замечаю двух молодых людей в безупречно дорогих костюмах и папками в руках. Похожие друг на друга, словно близнецы, а взгляд такой хищный как у акул. И мне сразу стало не по себе, но вида я не подала.
- Ошиблись палатой, мальчики? – мальчики были явно меня старше лет так на 5, но молодые борзые глазенки метко стреляли по комнате.
- Миссис Сцевола?
Черт, а я все никак не могу привыкнуть как круто это звучит.
- Да, это я. – но все же, очень плохо, что они не ошиблись палатой.
- Мы из юридической фирмы Братья В. Владимир и Валерий Велландоттир. Мы здесь по поручению заказчика, который выставляет вам обвинение, миссис Сцевола.
- Вот как? – хмыкаю я, но все же напрягаюсь. – И в чем меня обвиняют? В убийстве?
Один из братьев деловито залез в папку с документами, но противное ощущение внутри давало понять, что все он знает и показушничает. Их юридическая компания была одной из лучших и самых грязных. К ним обращались только тогда, когда хотели закопать человека заживо, приготовив заранее цветочки и могилку покрасивше.
- В халатности, мадам.
Какая внезапность.
- И кто же из моих пациентов подает на меня в суд? – так же холодно и деловито осведомляюсь я.
На этот раз в папку заглядывает уже другой брат. Черт возьми, это у них имидж такой или что? Напоминает фильм ужасов.
- Не пациент, мадам. Семья пострадавшего от ваших действий пациента, мистер и миссис Блэк.
Ох твой ж мать… Я помню этого милого мальчика, который использовал наркотики как средство покоя, отдыха от семьи, которая загнобила его до смерти.
- Семья требует денежную компенсацию за страдания, что вы принесли их погибшему сыну, который скончался, напомню, путем самоубийства.
- Страдания? – искренне удивляюсь я и на губах расползается неприятная улыбка. – Даже я не смогла бы причинить ему столько страданий, сколько его семья.
- Мадам, мы вынуждены напомнить, что все, что будет вами сказано, может быть использовано нами в суде.
- А фотокамеру вы тоже захватили? – скалюсь я, но быстро возвращаясь в прежнее состояние. – Как бы то ни было отправьте эти документы моему семейному адвокату.
- Это еще не все, миссис Сцевола. – возвращает мое внимание один из братьев.
Я смотрю на него с удивлением.
- Я еще что-то натворила. Какая я плохая девчонка. Кто бы мог подумать... – надо будет рассказать Нерону дома, он оборжется, что у кого-то еще хватает смелости вызывать меня на суд. Хотя предполагаю он неискренне удивится, что ко мне могут быть какие-то претензии по поводу терапии. Пусть только попробует. Я припомню ему, к чему нас привела моя терапия.
- Вы обвиняетесь в нарушении этических норм, согласно которым запрещены какие-либо личные отношения между врачом и пациентом.
Вот тут я каменею. Они все-таки использовали мой брак с Нероном. Суки, они не смеют лезть в мою личную жизнь.
- Ну это абсолютная чушь, мы с мистером Сцеволой заявили, что брак состоялся только из целей позаботиться о ребенке погибшего мистера Сцеволы.
- Мы допросим, мистера Сцеволу на этот счет, мадам.
- Ну что ж, - и снова улыбка на губах. Нерон их на кусочки порвет, как бы эта малышня не зарывалась. но правда, почему они так молодо выглядят? – я по-прежнему рекомендую вам послать все документы моему адвокату. А теперь оставьте меня в покое, я с пациенткой.
- К сожалению, - я уже начинаю закипать от этого противного делового тона. Сейчас точно что-нибудь брошу и на меня повесят покушение на убийство. – суд постановил, что на время расследования на вашу практику накладывается запрет и вам запрещено проводить сеансы с больными, а так же приближаться к ним. Так будет, пока вам не вынесут тот или иной приговор.
А вот это уже лишнее, мальчики. Очень лишнее, потому что никто не имеет право запретить мне видеться со своей матерью. Никакие суды, никакие молодящиеся юристы. Никто.
Я медленно поднимаюсь со стула, придерживая инстинктивно живот, который уже был неплохих размеров и иду к обвинителям.
- Вы не имеете право. – говорю я стальным голосом, не спуская взгляда с одного из братьев. На его лице возникает улыбка. Сучонок прекрасно понимает, что я ничего ему не сделаю.
- Это постановление суда, мадам.
Я подхожу к нему вплотную, так что чувствую запах его дорогого одеколона. Парниша не отклоняется, нахально и уверенно глядя мне в лицо.
- Я передумала. Я заберу документы сама. Это возможно?
В комнате очень тихо, и только мамин аппарат нарушает тишину, да мой низкий шепот в губы этой мрази.
- Конечно. – лилейно произносит он и протягивает мне папку. Было бы куда протягивать, ведь между нами практически нет расстояния.
- Надеюсь там прилагается полный список моих обвинителей. - шепчу я таким же милым голосом.
Я ухожу из клиники в абсолютной ярости. И уже в машине звоню своему адвокату, прежнему по врачебным вопросам, который должен заниматься такими вещами. И все что звучит от меня, когда я захожу в квартиру – это трехстопный. Матери не должны так материться, но видят боги, я до безобразия зла. Я бросаю сумку прямо на пороге и иду в кухню. Быстрыми движениями руки, подхватываю большую коробку салфеток подмышку, наливаю в стакан теплой воды и добавляю туда лекарство. Беру большое бумажное полотенце, но ору во всю глотку на своего адвоката.
- Мне плевать! Ты упустил это. Узнай, что у них на меня есть, все узнай. Эти твари не поскупятся на любую грязь. И Цезарь, не дай бог, ты не найдешь все, что мне нужно, - я захожу в спальню, где Нерон корчится в предсмертных муках от мнимой горячки за компьютером и вручаю ему стакан с лекарством, прежде закрыв его морду бумажным платком и поцеловав в лоб. – я оторву тебе твои нежные гениталии, а тебя скормлю твоим кредиторам.
Отключаю телефон и устало провожу руками по лицу.
- Ну что, милый, возможно, твоя новоявленная жена скоро станет уголовницей. Теперь ты мне будешь передачки на зону носить. Сделаю себе пару татушек, рожу в тюремной больнице, подкачаю бицуху. Экзотика. Это тебе не простуда. – в голосе звучит злая ирония. Но черт возьми, какой-то это бред и все как-то неправильно происходит. Но вид Нерона настолько сильно меня умиляет, что я тут же переключаюсь на него. Провожу рукой по его лбу, измеряя температуру. – Не ври, Сцевола, у тебя нет температуры. И нет, ты не получишь минет, как бы сильно ты не изображал предсмертную эпилепсию.

Едва посвятив Нерона в произошедшее, он тут же перехватывает инициативу в свои руки и звонит своим юристом. И с этого момента события разворачиваются так стремительно, что мне остается только наблюдать со стороны, иногда отвешивая недвусмысленные комментарии.
Через час в квартиру врывается как ураган рыжая дамочка, у которой же на лице все написано, что за пояс она может засунуть любого. Такая возьмет быка за яйца и не отпустит, пока бык не сделает точно то, что она захочет. Не удивительно, что Нерон боится в ее сторону настроить свой ветродув. Я не знаю, что представляет собой та самая про которую он говорил что покрамсает его в фарш, но и Донна была не робкого десятка. Профессионализм шагал быстрее и громче ее дорогих каблуков. И я в который раз удивляюсь, как при всем сволочном характере Нерона, он умудряется собирать вокруг себя таких людей. Это просто сволочи притягиваются друг к другу? Или дело конкретно в Нероне?
- Не удивительно, что ты ее не нагнул. Нагнуть здесь может только она. – шепчу я Нерону, притягивая к себе за руку, пока дамочка разговаривает с кем-то по телефону, касательно моего дела.
- Он испугался ответственности. – тут же отзывается рыжая, тем не менее не отрываясь от телефона.
Просто поразительно. Донна успела пройтись и по нашим отношениям и по Нерону и по братишкам-крольчишкам. Вот она, женская власть и карьерная лестница в силе. То, чего я никогда не понимала и к чему не стремилась за всеми своими семейными проблемами.
Нерону звонят наши будущие оппоненты и сообщают, что хотят с ним поговорить. Нерон взрывается и Донна перехватывает инициативу, а я пытаюсь отвлечь Сцеволу, заставляя сесть рядом и заодно успокаиваю себя. Почему-то становится до безумия тревожно на душе, хотя физиономия у меня все еще перекошена от злости. Я не могу оторвать глаз от телефонной трубки, из которой звучит знакомый мне холодный голос. И я живо вспоминаю этих одинаковых мальчиков в одинаковых костюмах и одинаковыми холодными серыми глазами. Удивительно как при всем своем невыразительном внешнему виде, они умудрялись западать в самую душу, сковывая страхом все чувства.
Я громко фыркаю Нерону в шею, когда какой-то из братьев сообщил о том, что я приставала к Нерону. Вот это уже абсолютная наглость!
- Это ты ко мне приставал! – шепчу я мужу в ухо, пока он обнимает меня и целует. Я просто в бешенстве, которое закрывает чувство страха. И я безумно благодарна Нерону, что он вызвал спецов, вместо того, чтобы ругаться самостоятельно. У меня хватает проблем на нас обоих, еще не хватало, чтобы Нерону предъявили обвинение.
Дальше идет как по накатанной, Агриппина дает добро на дачу показаний, Донна покидает лофт, а мы с Нероном остаемся одни. И я долго не могу заснуть, размышляя о том, какие последствия могут меня ждать. И как ни крути, а ничего хорошего в будущем я не вижу.
Следующие два дня утопают в показаниях. Сначала Нерон тренируется с Агриппиной и я прочувствовала всю масштабность его небольшого экскурса касательно этой дамы. Тетка суровая, видно из далека и полная противоположность яркой Донне. Если последняя была громкой, яркой, живой и выводящей из себя своим наставляющим тоном всезнайки, то Аврелия была холодна как камень. Тут даже мышь не проскочит, скорее добровольно застрелится под взглядом этой женщины. А сама Агриппина если вцепится, то не отпустит ни за что. Она чем-то напомнила мне братьев Велландоттир. Только в мальчиках был сплошной холод, такая же ледяная учтивость. А в этой женщина чувствовалась внутренняя страсть. Повезло же ее мужу. И Нерону относительно тоже повезло, что додумался не ставить ее в один ряд со своими швалями.
Нерон отвечает на вопросы и на моих губах невольно появляется улыбка. Он так спокоен, даже непривычно. А я слушаю его ответы и невольно поражаюсь. Даже года не прошло, наши отношения развивались так стремительно и в них было столько боли и столько счастья. И можно было сказать, что спутали любовь со страстью, да только для нас эти два понятия – не отделимы друг от друга, иначе мы бы не выдержали все то, что происходило в нашей жизни. Не сошлись бы сейчас, не были бы вместе. Мама ли стала причиной или Рем, но так или иначе, я бы ни с кем не смогла бы быть такой счастливой, как с этим несносным мужчиной, который сейчас словно отличник отвечал на вопросы учителя.
- Как она это делает? – спрашиваю я шепотом у Донны, не отпуская взгляда с мужа. – Я впервые в жизни слышу, чтобы Нерон правильно произнес мою профессию без пошлый приставок.
- У Агриппины не забалуешь. Она церемониться не любит. А Нерон понятливый, хоть и выставляет себя идиотом.
Это правда. Нерон был тем человеком, которому надо объяснять все четко и не сомневаясь. И всякие там «я не могу так с Ремом» и «я беременна» тут не прокатывают. Хотя последнее прокатило, но мне кажется, был бы это чей угодно ребенок, но не Рема, мы бы все равно что-нибудь придумали.
Когда Агриппина задает вопрос про угрозы и Нерон отвечает весьма туманно, я закрываю лицо рукой.
- Это провал.
Каждый день, Сцевола, каждый божий день я угрожаю тебе снести голову или оторвать твои длинные руки, которые так и норовят полапать.
- Пусть уточнят период. В браке же это законно?
Но шутку никто не оценивает. Даже я, потому что прекрасно помню, как полпарка слышало, как я грозилась усложнить жизнь Нерону, когда доводил меня до белого каления, когда подошел к нам с мамой. И по большому счету, я свое обещание сдержала. Теперь жизнь Нерона гораздо сложнее чем была с наркотиками. У него есть жена, будет ребенок и скоро он станет отцом. Самая сложная в мире работа – работа папы и мамы. А если процесс суда так пойдет и дальше… Нет, я не позволю кому-то отобрать у меня возможность видеть Нерона с малышом на руках, не позволю им забрать у меня моего сына. Они еще просто ничего обо мне не знают.
Через несколько дней я наведываюсь в свой кабинет в клинике, чтобы забрать кое-какие вещи. Может к клиентам мне и запрещено подходить, но про кабинет никто ничего не говорил. Однако, кроме меня мой кабинет посетили еще люди. И когда я подхожу к двери, то могу услышать мужские голоса и увидеть, как распахнута дверь.
- Какого хрена тут происходит? – тут же верещу я в приступе гнева.
- Миссис Сцевола, доброго вам дня. – отзывается вежливо один из братьев.
- Владимир…
- Я – Валерий.
- Табличку, блядь, повесь! Вы заставляете меня, мальчики каждый раз нарушать клятву матери, что больше не буду материться. Так на каком основании вы роетесь в моем кабинете?
Перевернуто все, полки, шкафы, папки тщательно просматриваются парой человек из компании братьев, да и сами мальчики зря времени не теряют, держа крепко в своих холодных ручонка мои блокноты с записями.
- У нас есть постановление суда, мадам. В этом деле суд решил, что нам могут понадобиться ваши записи при более внимательном рассмотрении сложившейся ситуации.
- Мне нужно звонить адвокату снова? Знаете, если девочки вам так понравились, могли просто спросить их телефон.
- Нет необходимости, миссис Сцевола. Все абсолютно законно. Мы получили разрешения ваших пациентов.
- Зато моего разрешения на осмотр кабинета вы не получали и даже не удосужились сообщить о таком намерении. Это попахивает нарушением моих гражданских прав.
Ей-богу я сейчас натяну нижнюю губешку этого малька на его прилизанные черные волосы.
- Миссис Сцевола, - тут же включается другой, - мисс Оливия Терус – ваша пациентка, не так ли?
И в этот момент внутри все холодеет, а гнев отпускает, потому что эта мерзота посмела задеть тему матери. Но мне нельзя себя выдавать, нельзя, чтобы они поняли, что меня и маму что-то связывает больше, чем как пациентку и врача. Они не дотронутся до нее, они не посмеют, потому что тогда разорву на куски.
- Это так. – коротко отвечаю я, внимательно глядя в глаза этой сволоте.
- Мы не нашли записей по ней в вашем кабинете.
Ох ты ж блядь, смотри какой внимательный, не нашли они записей, уебок чертов. Да если бы ты хоть пальцами коснулся этих записей, я бы тебя этим дневником убила на месте, пригвоздив к стенке и размазав твои мозги по всей клинике. Уверена, там есть что размазывать.
- Вы их и не найдете. Они в другом месте. – пожимаю я плечами.
- Могу я взглянуть на них? – но в вопросе скорее звучит утверждение.
- Не можете. – но и мой голос тверд.
- Почему?
- Это нарушает права моего пациента на сохранность ее личной информации.
- Пациентка лежит в коме уже длительное время.
- И это не отменяет того факта, что она жива. – огрызаюсь я в ответ.
- И все же…
- И все же, - я резко подхожу к братишке и выбиваю из его рук очередной мой блокнот. На секунду эта тварь теряет уверенность, но больше я ничего не предпринимаю, лишь поправляю его идеально лежащий галстук, - если вам нужны записи, то поговорите с ее опекуном. Которым кстати является небезызвестный вам мистер Сцевола.
- Мы уже в курсе, мадам. И у нас возник вопрос, как так произошло, что ваш пациент, который стал вашим мужем, в итоге стал еще и опекуном вашей старой пациентки? – слышу, как голос гаденыша немного дрожит и мило улыбаюсь в ответ.
- Рекомендую задать этот вопрос ему лично. Я предупрежу его, что вы ему позвоните. – я разворачиваюсь в сторону выхода, пытаясь сдержать порыв оставить в комнате 4 трупа, которые невозможно будет опознать, но в последний момент оборачиваюсь, глядя на процветающий хаос. Это все только для того, чтобы меня довести. Блэки совсем слетели с катушек. – Передайте пожалуйста мистеру и миссис Блэк, что беременные женщины – очень злые.
- Мы можем расценивать это как угрозу? – тут же отзывается брат того брата на которого я только что наехала.
- Только если доказанные медицинские факты теперь считаются угрозой. – пожимаю плечами и покидаю кабинет, в который уже чувствую, никогда не вернусь.
Вечером мы с Нероном лежим на кровати, каждый занимаясь своим делом. Муж лежит у меня на коленях, подложив под голову подушку и готовый в любой момент отозваться на потуги малыша сообщить о себе, а я задумчиво зарываюсь рукой в волосы Нерона.
- Не то чтобы я как-то переживала… - говорю я тихо, скрывая за будничным тоном реальные переживания. – Но пообещай мне, что если что-то случится, ты позаботишься о сыне и маме.
И больше я от него ничего не требую. Потому что мне правда нужно только обещание. Уверенность в завтрашнем дне пропадает всякий раз, когда эти братья попадаются на глаза, нагло лезут в мою жизнь, стараясь откопать все самое ужасное обо мне. А что там откапывать? Вот оно, все как на ладони. И только Нерон сейчас поддерживает во мне более менее боевой дух. Боги, чтобы я делала без этого мужчины? Как бы жила одна, как бы со всем справлялась? Он и правда – единственный, кто у меня остался, единственный, кому показать свою слабость и не хочу показывать одновременно. Ради кого держусь. Боги, как же я его люблю.
Но со всеми событиями, кажется, что хуже уже быть не может.
А через пару дней, когда я продираю глаза спустя несколько часов как Сцевола укатил на работу, я включаю телевизор и натыкаюсь на свое лицо. Журналисты все же не удерживались и периодами пускали те или иные сюжеты о том, как против меня выставляют обвинение. Но в этот раз репортаж был из рода биографического. Про меня сняли двухчасовой фильм, описывая и расписывая меня во всех красках, мою семью, моих друзей, мою жизнь. Они никого не обошли вниманием. Цикл интервью моих пациентов, показания участливых больных, которые видели, как я кричала на своих подопечных, некоторые мои знакомые тоже не остались в стороне. Особым внимание конечно удостоилась семья потерпевших Блэков, чьего мальчика по их самым обвинениям я довела до самоубийства. Бедный-бедный юнец не знал куда деть свои собственные желания, которые каждый день критиковались его отцом и матерью. Тонкая творческая натура в семье урода бизнесмена. И мать была не лучше, раскрашенная блядь, не высовывающая носа от пластических хирургов и всякий раз блистающая своими откровенно пошлыми нарядами.
И я весь день пялюсь в экран, весь день. Ровно столько, сколько было передач. Это открытая война, это охота. Они решили задавить меня всеми возможными способами. Меня выставили такой тварью, что и представить страшно, но Нерон и весь Капитолий мне в подметки не годится, настолько вселенское я зло. Этим телевизионщикам надо отдать должное, они постарались очень быстро. И сделали весьма увлекательный материал. И только во рту такой отвратный привкус горечи, хотя за день я практически ничего не съела, настолько была поражена этой картиной себя в образе палача щенят и котят, что не могла отторгнуть это чувство тошноты и презрения.
И когда Нерон возвращается домой, я не нахожусь что сказать, просто сидя в постели и втыкая в экран с повтором тех самых утренних интервью, где грязь льется такая, что не отмыться.
- Присоединяйся. Сейчас как раз про тебя рассказывать будут. – я усмехаюсь. – Не поверишь, про то, как я тебя гнобила. – говорю я абсолютно фиолетовым голосом, как будто и не занимает меня вся эта фигня. А внутри такой холод, что ничем кажется не отогреть.

Конечно, все происходящее выбивает из колеи. Это как раз тот случай, когда не знаешь, за что переживать в первую очередь, потому что атакуют со всех фронтов. Эти сволочи окружили меня с разных сторон и давили на самое больное. Репутация лучшего психотерапевта, престиж, никогда не устояли у меня на первом месте, мне было важно оставаться в этом статусе, пока я могу лечить маму, помогать ей. Но сейчас по мне проходились так конкретно, что я и не подозревала, что так можно вообще, ведь всегда тихо себе сидела в клинике и не трогала никого, кроме обдолбышей. А тут выясняется, что у меня было столько недовольных пациентов и столько боли я им причинила, что я в итоге наблюдаю за этими речами, словно баран на новые ворота. Мозг отключается, отказываясь воспринимать весь этот абсурд. И только три мысли бьются в голове: Нерон, сын, мама. Вслед за мной летели прицепом и эти трое самых дорогих мне людей. Сын даже еще не родился, а уже обречен на статус матери-почти-убийцы. Маму использовали как еще одно обвинение в нарушении профессиональной этики, прикапываясь безусловно к тому, что мы родственники. Опять эти ублюдки братья постарались, когда в очередной раз заявили, что им требуются дневники моей матери, как показания против меня и доказательства моей вины. Я послала их к черту, сказав, что если хотят ее показаний против меня, то им придется для начала разбудить коматозницу. Ответом мне было, что в столь радикальных действиях нет необходимости, ведь главный врач клиники подтвердил, что я скрывала всю правду об Оливии Терус. В тот вечер Агриппина воззвала к моему рассудку и отговорила меня свернуть этому врачу шею, чтобы хоть немного уменьшить мой риск тюремного заключения.
Нерон видел как я истерю и всячески меня поддерживал. И так же как я за него больше всего беспокоилась, так же сильно ему и доставалось из-за меня. Это невыносимая пытка видеть, как страдает любимый человек и не иметь возможности ему помочь. Я не представляю, что могла бы сделать, если бы в такой ситуации оказался Нерон. А мне лично было достаточно того, что он рядом, что он ради меня собирался с силами и выкрикивался в любом другом месте, но только не рядом со мной. Скрывать не было никакого смысла, я знала, что когда меня нет рядом, Сцевола крутил ситуацией так и эдак, только бы найти выход. Но выхода не было, иначе бы мы его давно уже использовали, вместо того, чтобы слушать сейчас весь этот поток грязи, льющийся из телевизора.
Нерон выключает телек и в комнате повисает тяжелая тишина. Во всяком случае мне так кажется, потому что оказывается я смотрела телевизор достаточно громко и теперь уши невыразимо болят от внезапного отключения звука. А может это не уши, а голова наконец решила покончить с этим фарсом и начала разрываться напополам, чтобы оставить эти попытки сопротивляться и перестать мучиться.
- Ты прервал мне весь кайф. – будто обижено бурчу я. – Я еще никогда не была так популярна.
Но муж не дает голове разорваться от большого взрыва, наоборот, крепко удерживая меня в своих руках, целуя и говоря настолько невыразимый бред, что постепенно я отхожу и переключаюсь всецело на любимого мужчину, который мелет полную чушь таким образом пытаясь меня отвлечь и поднять настроение. Это действует не сразу и в первые секунду, я старательно отклоняюсь и уворачиваюсь, всем своим видом демонстрируя, что у меня нет настроения на внезапный порыв нежностей. Вслед моему поведению звучит, что я вредная и тут Нерон полностью захватывает мое внимание и я громко восклицаю.
- Да я по сравнению с тобой просто ангел во плоти. – вот гад. Он совсем не умеет делать нормальные комплименты. А с другой стороны, они никогда мне не были нужны. Нерон был таким, какой он есть, каким я его полюбила и к счастью, любили мы друг друга настолько сильно, что ни я не пыталась его менять, ни он не пытался ради меня измениться. Вот такие странные убитые в хлам отношения, но мне кажется, будь мы другими, будь я по мягче или Сцевола не таким обаятельным хамом и не сошлись бы мы тогда в клинике. Рано или поздно стало бы скучно, потухло бы. Потому что только такие больные люди как мы с ним, можем любить настолько, чтобы несколько раз специально расходиться ради чего-то более важного.
Его идея подать в суд и взыскать с заказчиков репортажа компенсацию за моральный ущерб и то, как это преподносит Сцевола меня веселит и я снова уворачиваюсь от его поцелуев, чтобы хотя бы на секунду взглянуть в его нахальные глаза.
- То есть жизнь со мной тебя не беспокоит. А репортаж таки затронул твои нежные тонкие чувства наркомана в завязке?
Я смеюсь, отдаваясь полностью в руки Нерона и ему удается меня отвлечь. Боги, что он творит? Он видимо совсем не знает что делать и как исправить положение, если собирается раздуть из этого цирка скандал, только бы привлечь к себе внимание. Но это не поможет. Блэки вцепились в меня, все остальные пойдут на дно дополнительным грузом. А мне как раз нужно, чтобы Нерон оставался на плаву. Потому что если вдруг что, то заботиться о сыне и матери сможет только он. Да, Нерон пообещал, что не допустит, чтобы со мной что-то случилось, но он же умный гаденыш, он понимает, что все улики против меня, разве что слепой не заметит.
- Поиграй в несчастного, любимый. Но не заходи слишком далеко, иначе войдешь в роль и не выйдешь. Пусть Агриппина поработает над твоей нецензурной речью и все будет прекрасно.
Я шепчу, отзываясь на его поцелуи и чувствую, как хочется мне завалиться с ним в постель и не вылазить из нее следующие недели три. Ни на суд, ни на работу, никуда. Просто потому что с ним мир не то, что кажется лучше, с ним этого окружающего мира и его грязных склоков просто не существует. А мне сейчас так необходим информационный вакуум. Но разве это возможно? Сейчас как раз и нельзя уходить в подполье, никак нельзя.
- Я люблю тебя. Обещай мне, что как только малыш родится и его можно будет перевозить, мы поедем куда-нибудь отдохнуть, куда-нибудь, где никого не будет. Только мы втроем. – я прикасаюсь своим лбом к его и тянусь к нему всем телом. Иногда мне так хочется поскорее родить, только для того, чтобы наконец оказаться полностью в объятиях Нерона, как прежде, когда между нами не было границ и преград. - Ну разве что возьмем Мелиту и Ареса, чтобы присмотрели за малышом, пока мы занимаемся чем-нибудь увлекательным, типа серфинга или сноубординга или чего-то в таком духе.
И я говорю совсем не о спорте. Хотя секс тоже может быть спортом, но по нему нет соревнований или разряда. Жаль. Чувствую, что мы побили бы все рекорды.
- А пока что, пойдем погуляем, а? Торчать здесь безумная тоска. Тем более после такого пиара, народ наверняка захочет взять у нас парочку автографов.
И мы отправляемся в парк. Я просто и правда устала сидеть дома, устала выслушивать этот абсурд, который доканывает до нервного тика. Но больше всего я и правда хочу погулять с мужем, потому что так давно никуда не выбирались, потому что эти постоянные нервы доводят до такой опустошенности, что невозможно сделать шаг. Но сейчас хочу гулять, с ним, у всех на виду. И пусть эти мрази видят, что несмотря ни на что, я, блядь, самая счастливая женщина на свете. Потому что у меня есть любимый человек. А что есть у них, грязных отбросов, которые только и могут, что жрать очередную сенсацию и упражнять свои языки, обмусоливая эту тему.
Мы выбираемся в центральный парк Капитолия. И это тоже не просто так. Во-первых там всегда валом народа и я обнимаю Нерона потому что хочу и потому что пусть эти суки видят, что меня никак не задел этот видеомарафон с моими обвинениями. И хотя обычно я не слишком одобряю чувства напоказ, но сегодня вероятно, у меня особенное настроение. То особенное, когда довели и довели так, что, либо разревусь в голос, либо буду скалиться и наслаждаться тем, что у меня есть сейчас. Потому что не знаю, вдруг потеряю все это и внезапно жизнь стала очень хрупкой и оттого еще больше хочу жить. Как тогда, когда мама впала в кому, и я пришла к Нерону, тогда, когда после смерти Рема я сама предложила Нерону пожениться, потому что жизнь и правда хрупкая вещь. И не знаешь, что будет завтра, как бы не планировал.
Мы проходим по аллее, как будто не замечая, как на нас все таращатся, здороваются, мило при этом улыбаясь. Я внешне никак не показываю своего нервного состояния, но к Нерону жмусь ближе.
- Они конечно же опустили деталь про фонтан. – словно бы жалуюсь я. – И не знай я, чьих рук это дело, я бы подумала, что это ты решил таким образом обелить свою репутацию в глазах народа. Ты же у меня идешь по пути исправления, бедный страдающий глава энергетической корпорации? – смеюсь, утыкаясь ему в шею, а потом тяну в определенную сторону. – Пойдем туда.
По пути мы перехватываем мороженного и идем, довольно целуясь и измазывая друг друга сладкими поцелуями. Я наверно никогда еще так не развлекалась и никогда не чувствовала такой эйфории. Напряжение отпускает меня почти до конца и только лишь иногда в смехе проскальзывает волнение, но все же, я безмерно-безмерно благодарна Нерону, что он, который тоже не любит игры на публику, сейчас позволяет мне эту маленькую блажь, маленькую атаку, единственную, которую я могу себе позволить. Даже не атаку, а защиту. Атаковать мне уже давно нечем. А Нерон защищает меня, все это время и я не могу выразить словами, как я люблю его.
Мы подходим к фонтану с подогревом. От воды несет теплом, хотя парк тоже снаряжен приборами климат контроля. Я в платье с запахом, на мне ботинки и джинсовая куртка, которую я с себя стягиваю внезапно и решительно. Поворачиваюсь к Нерону и целую его у всех на виду, потому что мой муж, потому что имею право, в отличие от всех этих сволочей, что обвиняют меня в том, чего я не совершала. Ну так почему бы тогда не сделать что-нибудь, за что заслуженно будут осуждать?
И я тяну мужа за собой к фонтану.
- Раз уж я хладнокровная подстрекательница и убийца, то думаю, фонтан их уже не сильно впечатлит? – оставляю поцелуй на шее Нерона, прежде чем ступаю в воду прямо в обуви и иду к центру, где стоит большая статуя, из которой льет вода. Поток накрывает меня всего на пару секунд, потому что прохожу под ним и в итоге оказываюсь у самой статуи, где вода не стекает. – Тебя все еще возбуждают фонтаны, дорогой? – кричу я, сквозь шум, умывая лицо и смеясь, потому что ногам тепло и всему телу, но почему-то все равно бьет мелкая дрожь, а я только скрываю ее протягивая руки к Нерону и зазывая к себе.
Плевать если на нас будут смотреть, плевать, если даже нас повяжут. Я хочу быть сейчас и здесь, с моим самым дорогим и единственным человеком, который удерживает меня, не позволяя опуститься ко дну, не позволяя сломаться. Заставляет ли он или просто стимулирует, я не знаю. Но рядом с ним не хочется плакать, не хочется поддаваться на провокацию и показывать людям, как мне больно. Ему в первую очередь не хочется показывать, потому что он и так это прекрасно знает. И я так же прекрасно знаю, как это делает больно ему. У нас одна боль на двоих, одна жизнь на двоих, сумасшедшая, проблемная, но счастливая, желанная, необходимая.
- Я люблю тебя, Нерон Сцевола. – говорю ему, когда он подходит ко мне. – Больше жизни тебя люблю.

И кто бы мог подумать, что моя попытка послать всех к черту окажется для нас с Нероном настолько удачной? Капитолию нравились шумные истории в целом, но шумные истории внезапной любви они любили еще больше. Развращенной капитолийской братии всегда не хватало романтики, ведь они жили по законам денег, популярности, репутации, оставляя позади мораль и честь.
Сказать, что мы с Нероном были образцом морали и чести, все равно что наплевать в лицо верующему и избить его крестом. Но все же публике понравилось, как бывший наркоман проникся симпатией к своей мучительнице, которая носит под сердцем ребенка его погибшего брата. О да, публика обожала такие истории. Впрочем, как мы заимели бонусы, так и обратная сторона у этой монеты имелась. Братишки-зайчишки навострили уши, подтверждая свои догадки касательно того, что у нас с Нероном это давно и никакого тут внезапного чуда понимания и любви нет. Но вот это меня уже мало волновало. На мне было столько грехов, что за всем этим ворохом грязного белья и не углядеть, где правда, где ложь, где выдумка. Самое важное я знала: я не хочу больше скрываться и это придавало мне сил.
Телевидение немного поутихло в своих стремлениях раскрыть всю правду обо мне, но не отказалось от меня совсем. Кое-где на каналах мелькали встревоженные и разъяренные лица Блэков, утверждающих, что я подлая дрянь, использующая своих сломанных пациентов как метод давления. Якобы таким образом я и Рема заарканила.
И после этой фразы грянул большой скандал и иск против Блэков, который завел Нерон, не способный спустить упоминание брата в таком контексте. И чем дальше все шло, тем больше мы бросались обвинениями друг в друга, не желая уступать, но тем не менее каждый понимал, у кого победа в руках.
Спустя еще две недели наконец началось первое слушание по моему делу.
Донна наставляла меня, как нужно себя вести, пока я старалась унять панику дыхательными упражнениями. Вот он – эпицентр позора и грязи. Мне предстояло сидеть в зале, игнорировать все эти косые взгляды публики, а народа там было много. Выслушивать лживые обвинения этих мразей Блэков и хуже всего, что Нерон не мог сидеть рядом со мной. Ему было выделено место в первом ряду, позади меня, но в зрительном зале. Всех свидетелей посадили именно туда, чтоб без отрыва от производства.
- Регина, ты должна вести себя как можно более спокойно. Любое твое слово будет использовано против тебя. Ты невиновна, так чего тебе волноваться? Эти гандоны будут использовать любую грязь, чтобы тебя спровоцировать. Рекомендую после слушания принять длительную ванну. – Агриппина говорит резко и быстро, а в голосе сквозят стальные нотки. Она настроена на боевой лад, но все же понимает, не все так гладко. Хотя она и нашла необходимые доказательства касательно самоубийства мальчика Блэков, но на мне все еще висел брак с Нероном и лечение матери. – И ты тоже не лезь. – поворачивает она голову к Сцеволе, который не отпускает меня с самого момента как мы зашли в здание суда. – Иначе тебя удалят и будешь сидеть в коридоре. Если тебя вызовут – действуй по своему усмотрению. Мы с тобой это уже обговаривали.
Мы с Агриппиной  заходим в зал и садимся на положенные нам места. Я поворачиваю голову и, о боги, кого же я встречаю! Конечно же премилое семейство Блэк, которые так и сверкают глазами, показывая всем своим видом, что они натерпелись от меня столько, что не пересказать словами. Но губешки так и тянутся улыбнуться хищной улыбкой, как будто уверены, что зажали меня в угол. Посмотрим, кто кого зажал. Я тоже так легко сдаваться не собираюсь.
Малыш легко толкает меня в живот, словно подбадривая и говоря, что на самом деле, мам, просто наваляй им так, чтобы они больше никогда не смогли смотреть на тебя. Да, милый, глазенки то им надо повытаскивать. Но сейчас этот метод мне явно не пригодится. Слишком противозаконно, а я и так одной ногой в камере с какой-нибудь гопницей. Впрочем, этот вопрос мы с Агриппиной тоже обговорили и на всякий случай у нее подготовлено прошение о переводе меня в тюрьму, где мне не причинят вред, мне и моему ребенку.
Я бросаю последний взгляд на Нерона прежде чем обратить свой взор на судью и шепчу одними губами, чтобы он сел ровно, а не разлеживался будто на диване, все-таки здание суда.
И слушание начинается.
Все происходит долго, мучительно долго. Сначала дают высказаться семье потерпевшего, потом свидетелям, утверждавшим, что я якобы доводила мальченку до истерик и утверждала, что он – ничтожество, не заслуживающее жизни. Хм, не перепутали ли меня родители бедняги с собой? Потому что совершенно точно помню, как бедный мальчик рассказывал, что отец говорил ему именно так, после того как юнец заявил, что хочет быть музыкантом.
Следом за семьей идут мои бывшие пациенты, который так же утверждают, что к ним я относилась как к говну. А не надо быть таким говном! И это очень сильно хочется заорать им в лицо на весь зал, но я только слегка морщусь от того, как сын пинается. Он несомненно чувствует волнение от ситуации и тоже откликается агрессивными толчками на весь этот бред.
Когда наконец вызывают меня, то я отвечаю спокойно и тихо, стараясь унять бушующий гнев в сердце.
- Он рассказывал о семье много. Говорил, что родители вынуждают его пойти на работу по той профессии, которую он не уважает. Говорил, что не хочет быть как его отец.
- Он говорил вам, что хочет уйти из семьи? – задает мне вопрос один из этих братьев.
- Он говорил, что если родители не остановятся, то он уйдет.
- То есть вы были в курсе?
- Грозиться и делать – две разные вещи. Тонкости психологии едва ли можно понять из одной беседы в суде. – я не выдерживаю укола в свою сторону и парирую.
- А он говорил вам, что думает о суициде?
- Нет, никогда. Иначе я вынуждена была бы обратиться в соответствующие органам психиатрического отделения. Желание покончить с собой зачастую требует медикаментозного лечения. Я лечила его от наркомании и это была не моя сфера. И это было бы в моих записях, которые вы обыскивали.
- Мы не нашли записей по погибшему.
- Очень странно, наверно, вы плохо искали.
От меня отстают, видимо, понимая, что больше ничего толкового не вытащат. Все записи были у них на руках, я знала это совершенно точно, но по каким-то причинам, они решили об этом умолчать. Скорее всего желая меня подставить и прекрасно понимая, что в записях ничего нет. Ничего того, что могло бы их заинтересовать. Других доказательств у них не было.
Нерона вызывают на допрос. Вообще, мой муж – счастливчик. Он проходит свидетелем сразу по двум делам, как главный свидетель. Вот уж сколько внимания его персоне, и я вижу по его лицу, как он огорчен, что не может ответить им так, как того заслуживают эти ублюдки.
А далее в дело вступает Агриппина.

В деле обвинения появляются совершенно новые факты, которые играют нам на пользу. Подружка погибшего мальчика, финансовые трудности Блэков. Кто бы мог подумать, что их расточительно и бахвальство наконец приведут их к банкротству. Но впрочем, я от этого была только в выигрыше и едва Агриппина говорит про банкротство, как я одариваю миссис Блэк самым своим нахальным взглядом. Вот суки. И им хватило ума пойти именно против нас с Нероном. Они видимо плохо знали с кем связываются. Хотя если учитывать что на тот момент когда они подавали в суд, официально между мной и Нероном ничего не было, то вполне возможно они и не рассчитывали что дело примет такой оборот. Если бы я была одна, я бы не справилась, это им было хорошо известно.
Я бросаю взгляд на Нерона, он на взводе и мне не нравится, как сильно его руки впиваются в ограждение между свидетелями и непосредственно мной.
Агриппина выдвигает ответное обвинение по делу сфальсифицированных улик против меня и Блэки заметно меняются в лице, когда между делом женщина озвучивает еще и примерную сумму моральной компенсации.
В дело тут же вступаются братья.
- Ваша честь, прошу принять к сведению тот факт, что возможность непричастности миссис Сцевола к смерти мистера Блэка-младшего не умаляет ее вины по отношению к другим пациентам, а так же нарушении этики касательно ее нынешнего мужа и матери.
Ну конечно, почему бы не зацепиться за это, ведь тут я виновата по всем статьям, это правда. С матерью я никак не могла отвертеться, но это теперь и не важно, потому что я была уверена, она под защитой Нерона пока он ее опекун. А вот касательно наших с Нероном отношений, Агриппина предупредила меня сразу, чтобы я стояла на своем.
- Протест принят. Но ответное обвинение выдвинутое ответчиком суд принимает на рассмотрение.
Я отклоняюсь на спинку стула и выдыхаю. Как минимум с половиной мы справились. Эта маленькая победа придает мне сил на вторую часть суда, где пойдет разбор моих полетов относительно Нерона и матери. Но если в первом случае, я еще могла свинтить на дурочку, то в последнем я была однозначно виновна. Вопрос оставался только в том, какое наказание мне за это выдвинут и добьются ли братья, для которых это дело уже тоже стало личным, какого-либо прогресса за оставшееся время.
Суд объявил небольшой перерыв. Мы сидим в зале без малого 8 часов и конечно, мне как беременной как минимум нужен отдых.
Я держусь за живот и иду к Нерону, едва мы выходим из зала. Безумно хочется на свежий воздух и я тащу его на улицу. Агриппина и Донна дают нам время побыть наедине, у них еще будет время рассказать мне наши дальнейшие действия. Арес привозит еду, которую приготовила Мелита и я с неплохим аппетитом уплетаю фруктовый салат. Нерон некоторое время курит в стороне, но потом возвращается, усаживаясь рядом со мной. Я кривлюсь от запаха сигарет, но толкаю Нерона в плечо и усмехаюсь.
- Твой сын сегодня пинается весь день. Кажется, ему тоже не нравится происходящее. Может ты как-нибудь убедишь его остановиться? Иначе он отобьет мне все органы к концу процесса.
Нерон любил малыша, я видела это всякий раз, когда он смотрел на мой живот, когда касался его нежно и аккуратно. И внезапно в Сцеволе появлялось столько нежности, столько заботы, о которых я не подозревала. Да, Нерон был редким засранцем, он умудрялся за гадостями спрятать свои переживания так, что и мне иногда тяжело было это прочитать. Но чем больше я чувствовала себя матерью, тем больше начала понимать Нерона, как ни странно. Понимать, как сильно он переживает. И ему было за что. Ведь в моем животе рос ребенок его брата, единственное живое, что осталось от Рема, что никогда не сравнится с холодной могилой.
Мы возвращаемся в зал суда и меня вновь вызывают на допрос. Я чувствую себя несколько спокойнее, хотя немного тошнит после обеда. Впрочем, токсикация меня практически не мучила, на радость Нерону, которому я обещала адские муки держать мои волосы, пока я корчусь над унитазом. Пронесло гаденыша.
Меня допрашивают о матери. Как долго я ее лечу, от чего, какие показатели ее здоровья были прежде, какие сейчас. И много других грязных вопросов, на которые мне не хочется отвечать, но я сцепив зубы продолжаю удовлетворять любопытство Валерия.
- Миссис Сцевола, могло ли ваше вмешательство в лечение вашей матери повлиять на ее здоровье? Возможно, если бы ее лечил непредвзятый квалифицированный врач, то она не лежала бы сейчас в коме.
А возможно, если бы твои родители не хватили тогда лишнего на банкете, то не было бы сейчас тебя, так что, мы должны обвинить поставщиков алкоголя в их работе? Какая ерунда! Хотя он и озвучивает мысли, которые меня порой терзали. Но я свято верила в то, что никто кроме меня не может помочь маме, уделить ей такую заботу которую она заслуживает, кроме меня.
- Невозможно. – отвечаю я холодно, слегка кривясь от запаха одеколона этого сноба. – Любой другой лечащий врач выписал бы ей те же лекарства. Я разве что уделяла ей больше внимания на прогулках, что не обязательно для лечащего врача, но не считается запрещенным.
- Скажите, мадам, мистер Рем Сцевола знал, о том что мисс Терус ваша мать?
- Нет.
- А мистер Нерон Сцевола?
- Нет.
- Тогда почему братья одинаково не знающие о вашей матери, тем не менее по разному к ней относились. В то время как мистер Рем Сцевола не проявлял к пациентке никакого отношения, мистер Нерон Сцевола был замечен в вашей компании и компании вашей матери несколько раз в парке, а так же, - он пролистывает бумаги и снова смотрит на меня, - как утверждает одна из медсестер, начал регулярно заказывать цветы в палату коматозницы?
Я поджимаю губы и смотрю на Нерона. Если бы я только сама знала, зачем он это делал. Потому что однажды я даже прижала его к стенке, истеря и задавая этот вопрос. А он так и не смог дать мне вразумительного ответа, отвечая, что сделал это просто так. Разве может Нерону Сцеволе внезапно просто так прийти в голову желание подарить пациентке своего психотерапевта букет лилий? Он сделал это до того, как узнал, что она моя мать. А после этого уже не стал менять привычку. Особенно, когда она впала в кому.
- Я не вольна отвечать за поступки мистера Сцеволы в то время. Мало ли что остаточное действие наркотиков нашептывало ему. Возможно, таким образом он искупал свои грехи. И Оливия просто попалась под руку.
- Стало ли сближение вашей матери и Мистера Сцеволы причиной, по которой вы передали его другому психотерапевту?
- Нет.
Этика – понятие такое растяжимое, что эти двое красавцев сменяют друг друга, словно у меня групповушка и они тянут кота за яйца с превеликим удовольствием. В дело вступает Владимир. А тема следующих вопросов – Нерон.
- Как давно вы знаете Нерона Сцеволу?
- Меньше года.
- Какое он произвел на вас впечатление, когда вы впервые с ним познакомились?
Я от неожиданности раскрываю рот и хлопаю ресницами, словно глупая кукла. Смотрю сначала на Владимира, потом на Нерона. На моем лице вероятно написано замешательство, которое я в итоге обличаю в звонкий смех.
- Я сказал что-то смешное? – оскорбляется Владимир.
- О да, - смеюсь я придерживая живот и стараясь успокоиться, - в смысле, нет, но да. – паренек еще больше оскорбляется, хмуря идеальные черные брови. – Простите. Сразу видно, что вы новичок. Мистер Сцевола обладает удивительным талантом человека, который вдохновляет творческое мышление, когда дело касается описания его характера. – я качаю головой, глядя на мужа и улыбаясь ему. Ему ли не помнить первое впечатление. Оно у нас тогда друг о друге осталось весьма ярким, что никаким лечением не стереть.  – Мое первое впечатление? – я задумываюсь, но весьма притворно. – Он был наркоманом. – пожимаю плечами. – Таким же как все. Грубым хамом. Позер. Плевал на нормы морали. Ему не нужно было это лечение. Он его не хотел. – и мой взор снова обращается на Нерона, словно говорю только с ним. – Я думала он не выберется. – я и правда так считала, потому что кроме Рема у Нерона не было ничего, за что стоило бы бороться. Что изменилось с того самого дня, как мы впервые встретились? – Но я ошиблась. И пожалуй, только в этом. – легкая вредная ухмылка. Да, Нерон, ты такой же хам и гад. Но теперь я люблю в тебе это, как и все твои нахальные черты.
- Вы думали о том, чтобы завести какие-либо отношения с мистером Сцеволой.
Вопрос с подвохом и чувствую это.
- Он был моим пациентом. Между нами невозможно была дружба. – бросаю взгляд на Донну, которая довольно кивает. Я ответила правильно.
- А любовные отношения? – и тут уже моя очередь снова удивляться.
- Я была у психолога. Меня признали вменяемой.
- Вы говорите…
- Я говорю, что ни одна женщина в здравом уме не захочет отношений с мистером Сцеволой.
- Но однако вы стали его женой и весьма откровенные фотографии говорят о том, что у вас романтические отношения. Вы противоречите себе.
- Таков мистер Сцевола. – пожимаю я плечами с легкой улыбкой на губах.
- Мистер Рем Сцевола предлагал вам отношения?
- Он делал попытки.
- И в итоге вы согласились? – утверждение.
Я немного медлю с ответом, вспоминая, как Рем заваливал меня цветами. Это были хорошие и интересные времена, когда все было просто.
- Мистер Рем Сцевола был хорошим человеком. Заботливым братом и любящим мужчиной. Едва ли в Капитолии найдется второй такой. По-вашему этих качеств мало для того, чтобы завести отношения?
- Но вы же были в курсе о финансовом состоянии братьев.
Я раздражаюсь и нервно передергиваю плечами.
- Глупый намек. Я достаточно зарабатываю, чтобы обеспечить себя и лечение Оливии.
- Миссис Сцевола, - внезапно оживает Владимир, что-то черкая у себя в папке, - вы забеременели до свадьбы с мистером Ремом Сцевола?
- Да. – засранец, какая противная тема. Еще и моего ребенка приплетает. – Но помолвка была до того, как мы узнали, что я беременна.
- То есть беременность произошла на момент, когда мистер Нерон Сцевола был еще в клинике?
Я мрачнею и от моего легкое настроя не остается и следа. Смотрю на мужа и стараюсь словить его взгляд, и попросить не реагировать. Тема очень опасная и я надеюсь Владимир понимает какие последствия может принести ему этот разговор.
- Я должна увидеть какой-то намек?
- Отвечайте на вопрос.
- Да. Я забеременела пока Нерон был в больнице.
- И на тот момент, он уже не был вашим пациентом?
- Не был. К чему эти вопросы?
- Я просто хочу выяснить, миссис Сцевола, если мы возьмем кровь вашего ребенка и проведем анализ ДНК, то он будет сыном мистера Рема Сцеволы?
Вот сука! Если бы я залетела от Нерона, тогда тут мало того, что я замужем за ним теперь, так еще и залетела в период его лечения. Но все это фигня, потому что этот гаденыш намекает, что это не ребенок Рема, не последнее, что осталось от него.
- Протестую, ваша честь, это к делу не относится.
- Протест отклонен. Миссис Сцевола, суд ждет ваш ответ.
Я закусываю губу и сжимаю руку на животе, словно защищая моего еще не рожденного мальчика в которого уже хотят воткнуть какие-то иглы.
- Вы и пальцем не коснетесь моего ребенка.
- То есть вы отказываетесь?
В зале возникает восхищенный гомон. Вот это да, меня наконец то довели и дело принимает такой животрепещущий оборот, что и словами не передать, хоть по телику процесс показывай. Малыш снова пинается и я смотрю на Нерона. Вот блядь, он реально сейчас врежет кому-нибудь. И я даже догадываюсь кому.
Очередной спазм пронзает тело и тут я понимаю, что дело дрянь.
- Я могу поговорить со своим адвокатом? – шепчу я сквозь зубы и корчусь от боли.
- Вы должны ответить на вопрос, миссис Сцевола.
- Всего одну минуту. Пожалуйста.
Судья дает добро и Агриппина подбегает ко мне бледная и злая, начиная выговаривать, чтобы я успокоилась и стояла на своем. Но я только хватаю ее цепко за руку и заглядываю ей в глаза.
- У меня схватки.
Ее глаза расширяются от шока.
- Ты серьезно?
- У меня схватки и я думаю, этого достаточно для морального ущерба и переноса процесса, чтобы мы смогли договориться о сделке.
Она щурится примерно понимая к чему я веду и кивает в знак подтверждения. Уже разворачивается, собираясь уходить, но я не сразу отпускаю ее.
- Нерон не должен натворить херни.
И эти мои слова она тоже понимает и кивает.
- Я позову врачей. Они – свои. Им можно доверять.
Агриппина обращается к судье, который бросает на меня взгляд, а я изо всех сил сдерживаю крик и только изредка постанывают от боли. И это работает. Судья оглашает перенос слушания на другой день и с его словами двое врачей подхватывает меня сгибающуюся пополам и выводят через другой выход.
Машина скорой отвозит меня на некоторое расстояние от суда и мы останавливаемся. Агриппина должна была сказать Нерону что у меня схватки, я надеялась он сразу рванет в больницу, ничего не натворив и по пути предупрежденный Арес, должен был остановиться возле нашей машины и я бы пересела к мужу спокойно отправившись домой. Во всяком случае я очень рассчитывала на такой ход событий. Нерон явно выходил из себя и единственным способом отвлечь его – было сказать, что у меня схватки. Вот только я не знала, насколько это сработает, потому что машина Нерона явно зардерживалась.

Отредактировано Regina Lucia-Scaevola (2015-04-20 13:31:25)

Донна долго слушает рассказ Агриппины о том, как все прошло в суде, едва Нерон отправляется за скорой в больницу. Хорошо, что Аресу был заранее дан приказ ни в какую больницу не ехать. Не то чтобы мы планировали это с Агриппиной использовать мою беременность и сыграть на нервном состоянии от процесса, который повлек за собой осложнения для ребенка, но все же, мы полагали, что если разговор зайдет не в ту степь, то необходимо будет что-то предпринять. И мой мальчик подсказал мне выход из ситуации. Он еще во мне, но уже такой умный. Ах, это прекрасное слово гены. Мой мальчик, мои мозги. И как удачно можно было подловить момент хаоса и использовать его, чтобы перевернуть ситуацию в свою сторону. Даже азартная до крови публика будет осуждать тех, кто довел до нервного срыва и угрозы преждевременных родов несчастную беременную женщину, чей жених погиб, чья мать в коме.
Жалость – самое отвратное, что можно испытывать. Но как ни крути, а в нашей ситуации она могла сыграть очень важную роль. В конце концов, Капитолий – одно большое стадо. Куда один, туда и все.
Но меня больше волновала реакция Нерона. Как рассказывала мне позже Донна, Нерон сцепился с этими братьями и Блэками, подковырнул судью, в общем, прошелся по всем, устанавливая на этот раз свои правила игры. Да, Нерон никогда не отличался терпением. А впрочем, в этой ситуации он и так слишком долго терпел. Кто знает, что бы Сцевола сделал со всей этой братией, если бы только Донна и Агриппина не убедили его не лезть на рожон, потому что это навредит мне. Боги, нас вообще когда-нибудь оставят в покое?
Наконец в поле зрения показывается машина Нерона, а я выхожу из скорой помощи.
- Завтра все будет кончено. Лицензии ты лишишься, но при той ситуации, которая складывалась, это уже большая победа. Можете открывать шампанское.
Она сообщает, что едет в офис, чтобы еще раз с Агриппиной продумать условия сделки. Завтра они вызовут нас на подписание документов, где я распрощаюсь с Блэками, их угрозами, братьями и своей лицензией психотерапевта. И я ловлю себя на мысли, что все-таки мне жалко прощаться с профессией. Я так долго выслушивала чужие проблемы за деньги, что даже не представляю, как теперь делать это бесплатно. А в мире ведь столько нытиков.
Кроме вот этого вот мужчины, который разве что не прибивает меня на месте, за то что я ничего ему не сказала, использовала такой коварный метод и заставила его волноваться. Нерону в последнее время пришлось многое вытерпеть из-за меня, но теперь ведь все позади? И я могу вдоволь над ним издеваться.
- Свинота, ты Нерон. – ухмыляюсь я, целуя его и растягивая слова. – Хамишь судье без меня. – смеюсь, а потом понимаю истинный смысл своих слов. – В смысле, в мое отсутствие. Но не могла остаться. Твой сын пошел мозгами в меня и подкинул мне отличную идею. Я не могла удержаться и так хотелось увидеть, как ты побежишь по головам, чтобы подхватить меня, умирающую.
Но никакие притворные попытки оправдаться не могут скрыть того, как сильно я устала от всего происходящего и новость о том, что финал очень близок внезапно отпускает все мои напряженные нервы.
- Донна мне все рассказала. Публичные извинения? С каких пор они для тебя имеют какое-то значение? И кстати, - я отвешиваю ему щелчок по уху. – это так ты оцениваешь ущерб моей задетой чести, гордости, и потрепанным нервам?
Арес уже давно везет нас домой, едва я села в машину. И боги, какой это прекрасное чувство - ехать домой и знать, что больше не нужно будет носиться из угла в угол, разговаривая со своим адвокатом по поводу очередного гнусного репортажа в новостях. Наконец-то будем только я и Нерон. За всей этой суматохой, я забыла уже каково быть с ним в абсолютном стабильном хаосе. За все время судебного процесса мы ни разу не повздорили, ни разу не устроили подлянку друг другу. Слишком много напряжения, слишком серьезная была ситуация, в которую я нырнула с головой и вслед за собой утащила и Сцеволу.
Оставляя практику врача позади, я чувствую некоторое опустошение. Психология была моим призванием, и хотя я пошла на это только из-за матери, но все-таки мне было интересно. И скольких людей я повстречала благодаря этому! Рем, Нерон. Без этих двух мужчин моя жизнь была бы пуста. Но как раз вот эту пустоту, которая образуется из-за потери работы, из-за осознания, что теперь я не смогу лично помочь маме, не смогу ходить на работу, и некоторое время еще буду обсуждаемым бывшим врачом, я хочу заполнить ее чем-то новым и приятным. Хорошим, светлым, теплым, нахальным. Теплом рук, горячими поцелуями, хитрыми взглядами, граничащими с вызовом.
Притягиваю Нерона за шею и целую, вновь, но на этот раз более страстно, недвусмысленно, так, как целовались, оказываясь на грани. В крови столько адреналина, что и деть некуда. Моя выходка, мой побег, это словно сбежать с уроков, чтобы лишний час посидеть на скамейке, поцеловаться и подержаться за руки с любимым мальчиком.
- Я устала сидеть там. И подумала, что хватит с нас этого суда. Мы займемся другим, более увлекательным делом. – рука недвусмысленно скользит за ворот его рубашки. – Лишение практики… - задумчиво говорю я. – Так и знала, что ты испугаешься, что заведу себе наркомана на стороне. Поэтому пока я этого не сделала и пока мой живот еще не такой огромный, давай вспомним о том, чем должны заниматься приличный пары в первые месяцы брака. Я была у врача пару ней назад. Она дала добро, так как у меня нет никаких осложнений беременности. Можем кутить. А нам надо снять стресс, тебе так не кажется, мой дорогой муж? Ты весь такой напряженный. – делаю ему массаж шеи, постепенно подбираясь к пуговицам рубашки и расстегивая их.
Поцелуя скользят по его шее, но конечно, я обрываю их, когда понимаю, что захожу слишком далеко. В машине мы явно не устроимся, да и это совсем не мой стиль, я хочу домой. Но вот завести Нерона мне было просто необходимо. Потому что хочу видеть его взгляд, полный желания. Иногда мне его не хватало, потому что все больше Сцевола смотрел на меня как на будущую мать его ребенка. Я любила этот взгляд, я хотела знать, что он любит сына, что переживает за него, хотя малыш будет крепким, я чувствую это, хотя бы по своей беременности. Но мы так мало времени провели вдвоем, так мало времени нам было дано и так много его у нас отобрали все эти сумасшедшие события.
И как только мы заваливаемся домой, я тащу Нерона в спальню и не позволяю больше и слову сорваться по поводу Блэков, суда и прочей херни.
- Сегодня ночью только ты и я. Мне надоели групповушки и надоело, что меня имеют журналисты, адвокаты, пациенты. Будь мужиком, Сцевола и трахни свою жену.
И пожалуй, я просто повторяю тот прыжок веры, который однажды совершила, когда мама впала в кому, когда пришла к Нерону за помощью, когда хотела истребить страх и заполнить себя любимым человеком. Ничего не изменилось, кроме того, что люблю Нерона еще сильнее, еще больше в нем нуждаюсь.
А договоры, суды и прочее, все будет завтра. Сегодня только мы вдвоем.

И вот то, о чем я говорила. Нерон не отличается большим терпением. Потому что заводится уже в машине и только как раз тесный салон останавливает его от решительных действий. Только это меня и спасает. Но как только мы оказываемся в спальне, Сцеволу несет по всем ухабам на полно скорости. Будто прыгнуть без парашюта, зная, что приземлишься непременно на ноги и непременно выживешь.
Я вот так точно прыгаю, без парашюта, без страховки, в голубизну этих блестящих от желания глаз. И его фраза в машине про множество стресса уже тогда завела не на шутку, как только мозг разгулялся, а тело поддалось на провокацию. И мелкая дрожь от невыносимого ожидания начала бить тело и успокаивалась только с прикосновениями рук к коже, губ к губам и шее. Будто мелкие разряды тока по всему телу. И все это вызывал во мне мой муж. Таким отношениям в браке позавидует любая капитолийская пара.
У ас будет ребенок, всего через пару месяцев. Мы – будущие родители маленькому чуду, которому столь многому придется научиться, которому мы будем поддержкой, только мы. Нам столько всего нужно обсудить, столько надо обдумать. Детскую, которую даже не начали за всеми этими событиями, имя малыша, хотя тут мне казалось, что и обсуждать ничего не надо. Мы ни разу об этом с Нероном не говорили, но ощущение, что думаем об одном и том же было. Имя не нужно было выбирать. Имя было всегда. Имя отца, несостоявшегося, погибшего, но любимого и не забытого. Рем. Рем Сцевола.
У нас было столько тем для обсуждения. В конце концов, нам нужно было обсудить завтрашние события, сделку, мои издевательства над Блэками, условия договора, можем мини-банкет в честь этого события. Безмерные благодарности Агриппине и Донне, которые вытащили нас из этого дерьма. Столько всего.
Но вместо этого я прошу Нерона меня трахнуть и больше ничего на свете не имеет значения.
Это дикое, животное желание от Нерона передается и мне. И я практически в нетерпении, забиваю большой и толстый на пуговицы рубашки мужа и начинаю тупо рвать рубашку. Не самая его дорогая, он переживет. Пиджак был потерян еще в коридоре. Брюки, боксеры, все летит к чертям, как и мое самообладание и спокойное дыхание. Забываю даже о том, что я беременная, потому что нет сейчас ничего важнее, чем соприкосновение наших тел и оглушающее возбуждение, такое, что даже уши закладывает от пульсации крови в голове.
- Я не прошу. – шепчу я срывающимся и каким-то рычащим шепотом. – Я требую.
И мои требования тут же выполняют. И вслед за звонким шлепком раздается мой резкий стон. Забираясь на кровать, я думаю о том, что никогда еще не жгло так сильно как сейчас, это возбуждение и желание, чтобы меня кто-то поимел. А потом мысли из головы вылетают вообще. и это даже хорошо, потому что за всем этим фейерверком ощущений я даже не замечаю, что с любым другим, эта поза бы оскорбила мои нежные чувства, с любым другим, я бы вообще во время беременности не занималась сексом, с любым другим, я бы сейчас не истязала подушку, попавшуюся под руку, потому что, черт, его действия заводят так, что я не могу закрыть рот и остановить стоны, постоянно двигаясь корпусом стремясь к его пальцам. И эта мерзота еще что-то там вякает. И после этого он смеет утверждать, что это я не по делу языком болтаю? А сам-то, черт. Он просто прекрасно осознает, что я полностью в его руках и готова платить ему долг хоть всю жизнь. И ответом на его вопрос, нравится мне или нет, служит резкий стон и полный желания взгляд.
- Я сейчас сама тебя трахну, если ты не прекратишь, - я резко выдыхаю, отстраняясь назад к его телу, то и дело облизывая высохшие губы, - применять язык не по назначению.
Меня тут же целуют и я едва сдерживаю себя, чтобы не свалить его на кровать и взять то, что попросила. Это просто невыносимая пытка, что он так тянет. При всей нашей паузе, которую мы делали специально для безопасности малыша… Кто же знал, что такое необходимо только если есть угроза. Но ребенок был здоровым, как и я. И новость о том, что секс вполне разрешен, обрадовала меня и взбудоражила. Я просто ждала подходящего момента. И сейчас меня наказывают за то, что я ждала. Это откровенная пытка, но такая сладкая, такая желанно-жестокая, что хочется уже скорее почувствовать Нерона в себе полностью, но и не хочется, чтобы он останавливался.
Но он не останавливается. Слышу его стон, который сливается с моим, когда он входит. Мы движемся в одном ритме, постепенно ускоряясь и движения становятся резче, быстрее, жестче. Сгребаю простынь руками и даже глаз не могу открыть настолько острые ощущения и двигаюсь навстречу ему, чтобы он смог войти как можно глубже.
И я долго не могу перевести дыхание после оргазма, потому что спазмы по всему телу, будто ток. И этот ток невозможно не прочувствовать всем телом, всеми клеточками от первой до последней. А в глазах все вспыхивает и всполохи сменяют одна другую. Некоторое время тело будто ватное, а я не слышу ничего, кроме гула в ушах и свое громкое дыхание.
Но едва бразды правления передаются мне, как во мне открывается второе дыхание. Я и думаю, за эту ночь, оно не будет последним. Потому что только этот мужчина, только Нерон Сцевола может разжечь во мне такую страсть. И черт, мне так нравится как он называет меня по фамилии, показывая насколько я принадлежу ему. Здесь, сейчас, в этой постели. И никого в доме, кроме нас.
- Была бы я сучкой, я не довела бы тебя до оргазма. – целую его, наклоняясь к мочке уха и слегка закусывая ее, пока руки блуждают по его телу. – Бойся своих желаний, любовь моя. Они могут обернуться против тебя.
Губами спускаюсь к его шее, останавливаясь на кадыке и слегка посасывая его. Двигаюсь на нем медленно, распаляя его еще больше, хотя такое уже кажется невозможным. Я не знаю, как он выдерживает до сих пор, потому что я готова кончить прямо сейчас. Я приподнимаюсь из-за живота и отставляю зад, чувству как его руки скользят по ягодицам, но спускаясь вниз, я не даю ему продолжить свои поглаживания. Потому что на этот раз гладить буду уже я и совсем не ягодицы. Рукой провожу по его члену и, следом это действие повторяет мой язык. Я долго пытаю его, прежде чем схватить член губами и погрузить в рот, не прекращая движения рукой. Постепенно ускоряюсь и стараюсь взять его как можно глубже, пока не чувствую, что предела своего Нерон уже достиг. Тогда быстро возвращаюсь к его губам, пока рука направляет его возбуждение, и я резким движением насаживаюсь на него. Я не оставляю ему времени привыкнуть, тут же начиная двигаться, отклоняясь, опираясь на его руки, которые мы сплели в едином порыве и не сдерживая стонов. И чувствуя, что вот-вот кончу, я оседаю на него так сильно, насколько это возможно, двигаясь так быстро и выгибаясь, чувствуя, что взорвусь на миллион осколков.
И как только меня накрывает, следом кончает и Нерон, но мы не останавливаемся ни на секунду, полностью отдаваясь, желая продлить момент. И наклоняюсь к мужу и целую, сквозь полуприкрытые глаза, вижу его кристально голубые глаза. Меня все еще трясет и я не могу унять это сладкое ощущение достигнутого оргазма.
- Я люблю тебя, развратный папочка. – мои пальцы зарываются в его волосы, оттягивая его голову назад и я снова целую его шею. – И то как ты заставляешь меня кончать, как смотришь на меня, твои руки на моей груди, как ты оцениваешь мою гордость в деньгах, как ты разговариваешь с нашим сыном. Люблю как ты вспыхиваешь, распаляя и меня. – я наклоняюсь и касаюсь своим лбом его. – Без тебя моя жизнь была бы пустой, без желания убить тебя каждый день, без судебных процессов, без лилий на прикроватном столике. Я люблю тебя всего, Нерон Сцевола. И это самое прекрасное, что со мной когда-либо случалось.
Мы некоторое время так и лежим, не в силах расцепить объятия и переводя дыхание.

Если бы какое-то сумасшедшее общество любителей романтических и ванильных отношений нас сейчас услышало и увидело, то я уверена нас бы сожгли на костре за грехопадение и осквернение романтических ценностей. Он любит меня за то, какой пошлой потаскушкой я мог быть, я люблю его за то, как он доводит меня до оргазма. Ему нравится, когда делаю ему минет, мне нравится, что каждый день хочу его убить. В наших признаниях сквозит тема денег и похоти. А еще мы добавляем туда и нашего сына и это святое «я люблю тебя». И мы женаты, всего пару месяцев. И я беременна. И не его ребенком. Но ни одна пара Капитолия не прошла столько херни, сколько повстречали мы. Кто другой уже давно сломался бы, но зато мы успешно справляемся со всеми бедами, снимая потом стресс в постели. И после такого я благодарна богам, что весь этот стресс у нас был. Бомбануло-то как.
Утром нашу очередную терапию по успокоению нежной творческой души, прерывает телефонный звонок. Нерон отрывается от меня и я, честно говоря, с трудом могу в это поверить. Вот это уже хамство, отвечать на звонки, когда мы так заняты. Не говоря уже о хамстве звонящего.
- Оставь чертову трубку. Голосовую почту еще никто не отменял. – раздраженно шиплю я, но чувствую, что Нерон уже окончательно от меня отвлекся. – Ну, Нерон…
Однако тут уже ничем его не вернуть и я только слышу раздраженный голос мужа, отвечающего на звонок. Я прыскаю, то л и от того, что звонящему сейчас навешают люлей, то ли от того, что мне в кайф, когда Нерона обламывают. А впрочем, это только моя привилегия.
- Вот теперь все. Я ложусь спать.
Слышу знакомый голос Донны, которая сообщает, что сделка завершена, что я лишена работы, но и теперь могу больше не посещать залы суда и прочую такую херню. Я только фыркаю. Если им так не терпится об это поговорить, то пусть идут в какую-нибудь другую комнаты, потому что лично я и правда намерена спать, раз меня лишили утреннего моциона. Однако Нерон внезапно резко меняет мои планы, резко входя и двигаясь так, будто мы и не останавливались. От неожиданности я даже вскрикиваю и инстинктивно подаюсь к нему. Вот засранец, он смеет приставать ко мне, пока разговаривает по телефону! Приставанием это конечно уже никак не назовешь, но оттого и хуже!
Однако я не могу выразить никакого протеста, потому что заведена уже до предела и останавливаться никто из нас не намерен. Ну Нерон так точно, раз он вернулся. Да и я, раз поддаюсь, несмотря на то, что у них там с Донной продолжается разговор.
- Я вам не мешаю? Может вы, блядь, еще круглый стол проведете? – шиплю я, сквозь сбившееся дыхание хриплым голосом.
Какие на хуй бумаги? Мы тут вообще-то делом заняты, просто отключись уже и не мешай нам работать! Что за чертово утро! Я бы так много могла сейчас высказать, если бы Нерон не толкался так сильно, что кроме стонов ничего и произнести не могу.
- От нас что-нибудь требуется?
Требуется. Выключи телефон и перестань отвлекаться, Юлий Цезарь. Сученыш, я подарю тебе этот гребанный парик на твой день рождения и, если ты откажешься надеть его добровольно, то однажды ночью ты проснешься отнюдь не с фломастерными волосами на голове.
Но вот момент с фразой про упущенную возможность трахнуться с Нероном вырубает меня из процесса напрочь. Я уже готова послать наш секс к херам и развернуться к мужу, чтобы отвесить ему нехилую пощечину за такие высказывая, еще и во время нашего секса. Это че за наглость вообще, хамло необразованное!
А Сцевола, чувствуя и предугадывая мою реакцию тут же закрывает мне рот, но не поцелуем, конечно, это не сработало бы, а на этот раз уже ладонью и начинает двигаться быстрее и резче. Меня торкает, тело трясет от предстоящего оргазма, который скоро с головой накроет. И злость, которую я испытываю по отношению к Нерону и его хамству, только подогревает возбуждение. И эта мерзота еще и ржет! Кастрирую. Сто процентов кастрирую. Когда-нибудь, но не сегодня.
Во время завтрака я все еще немного дуюсь на Нерона, что он позволил себе эту идиотскую, ребяческую и абсолютно хамскую выходку в нашей спальне, в нашей постели, во время нашего секса. Разве я мало ему вчера рассказывала, что меня заебали постоянные посторонние личности в наших отношениях? Он у меня дождется, что послеродовой период, который обычно длится около месяца, у меня будет длиться полгода. Свинота.
Донна врывается в кухню, как всегда шумно и ярко.
- Регина, прекрасно выглядишь. – говорит она, явно намекая на утренний телефонный разговор.
Я тут же краснею, но скрываю это за чашкой чая, которая уж точно не идет ни в какой сравнение по бодрости с этими двумя людьми в моей кухне.
- Ты уже выписала чек Нерону? – без интереса интересуюсь я.
Женщина протягивает мне чек и я ухмыляюсь.
- Надо было просить больше. – и тут же обращаюсь к Нерону. – Ах вот как это называется, когда ты даешь мне деньги на платья? Так это моя моральная компенсация?
Донна смеется, но протягивает мне документы на подпись. Я вчитываюсь в слова, но не понимаю их смысла. Я совершенно точно знаю, о чем там идет речь, что я больше никогда не смогу стать психологом обратно, не смогу работать, не смогу лечить. Да и не в лечении было дело. Просто мне правда нравилось.
Нерон предлагает пойти к матери и его слова становятся толчком к действиям. Я подписываю документы без каких-либо слов или раздражения.
- Пусть Блэки пришлют мне копию написанной речи извинения. Я подредактирую так, как мне нравится.
А после того, как Донна уезжает, мы с Нероном действительно навещаем маму. Она все такая же спокойная, как будто и не происходило ничего такого, из ряда вон. Как будто мне не запрещали посещать ее во время судебного процесса. А она и не заметила. Для нее мы всего лишь голоса в ее голове, на которые она не может отозваться.
За что я все это время боролась? Потому что приходя в больницу, мне кажется, что я опустошена, как будто все эти суди и деньги, потраченные на поиски опровергающих мою вину улик, были напрасны. Она все равно спит. И неизвестно проснется ли. И сейчас как никогда злюсь на нее, что она даже представить не может, как сильно я страдала, как сильно мне пришлось защищаться. Мне нужна ее поддержка, ее голос и взгляд, но она просто спит.
Я сижу с ней недолго, не произнося ни слова. Нерон тоже молчалив, он позволяет мне побыть с матерью наедине, хотя я чувствую мужа спиной и мне нравится это ощущение.
Мама, он меня защищает, поддерживает. С ним я чувствую себя живой, мама. С ним я могу свернуть горы.  А ты каждый раз возвращаешь меня в ту реальность, где я слабая и беспомощная. Жестокая расплата, после того, как я заботилась о тебе.
Мы уходим и впервые в жизни я не оборачиваюсь перед выходом, потому что даже подсознательно я уже не рассчитываю, что она проснется.
А в новогодние праздники, я убеждаю Нерона скататься на какой-нибудь снежный курорт. Легкие соскучились по горному воздуху, а я уже давно не видела снег. Рожать через пару недель, расписание родов уже есть, палата в больнице зарезервирована и врачи уже подобраны.

24 декабря.

А мы с Нероном гуляем по заснеженной территории курорта, наблюдая, как детишки резвятся неподалеку от нас, то и дело, водя вокруг нас хороводы или принимая нас за очередное препятствие в догонялках. Снежки пролетают один за другим в опасной близости от меня. И только капюшон спасает мои идеально уложенные волосы от очередного белого комка.
- В такие моменты я не совсем уверена, что хочу детей. – недовольно стряхиваю снег с меха куртки. Но умалчиваю о том, что мне хочется и несколько детей. Что хочу ребенка от Нерона. Я просто понимаю, какая больная это для него тема. Но все же, картина бегающих ребятишек, брата и сестренки, а может двух братьев, не дает мне покоя. – Я знаю, об этом рано говорить. Слишком рано. – мы садимся на скамейку и я утыкаюсь носом в шею Сцеволы, согреваясь и целуя его прохладную кожу. – Но может быть, когда-нибудь мы заведем второго ребенка?

Отредактировано Regina Lucia-Scaevola (2015-04-12 13:38:36)